Старец Горы - Шведов Сергей Владимирович - Страница 59
- Предыдущая
- 59/81
- Следующая
– Не говори так о благородной Эмилии, девочка, – неожиданно рассердилась Адель. – Она моя близкая подруга, и я никому не позволю чернить ее честное имя.
– Я никому об этом не рассказывала, баронесса, только тебе, – обиделась Сесилия. – Просто Рошфорам выгодно оклеветать Эмилию, но Людовик сказал, что не даст в обиду вдову крестоносца. Вообще-то мой брат человек толстый и добродушный, но если он впадает в гнев, то лучше на его пути не становиться.
– Значит, ты боишься шевалье де Бове? – нахмурилась Адель.
– Вовсе нет, – удивленно вскинула брови. – Одна ясновидящая сказала мне, что этот человек, она имела в виду Ролана, еще не раз выручит меня из беды, но она же предостерегла меня от любовной связи с ним. Как ты думаешь, Адель, гадалкам можно верить?
– Можно, – кивнула баронесса, – но лучше думать своей головой.
Благородный Танкред с интересом ждал, что скажет баронесса де Руси о его невесте. И, надо признать, благородная Адель его не разочаровала, назвав Сесилию очень умной и рассудительной девочкой, вполне способной составить счастье любому государю и со временем разделить с ним бремя правления.
– Даже так? – вскинул правую бровь граф.
– Я понимаю твои сомнения, благородный Танкред, но не разделяю их, – отрезала Адель. – Девочка действительно нуждается в опеке, и я принимаю твое предложение. Пусть она пока поживет у меня. Обещаю вернуть ее тебе повзрослевшей и поумневшей в целости и сохранности.
– Я в этом нисколько не сомневаюсь, баронесса. И заранее благодарю тебя за помощь и поддержку.
Сесилия поглянулась Танкреду, но он не собирался спорить с патриархом Рикульфом по поводу ее дальнейшей судьбы. Ребенок есть ребенок. Через два-три года можно будет точно сказать, во что превратилось это очаровательное дитя, а пока внимание правителя Антиохии привлекла совсем другая женщина. Благородная Тереза оказалось супругой Рожера Анжерского, но это, пожалуй, был ее единственный недостаток. Сам Рожер понравился Танкреду в гораздо меньшей степени, несмотря на близкое родство. Правитель Антиохии безошибочно распознал в нем конкурента и не только на любовном фронте. Рожер оказался далеко не глупым и очень честолюбивым человеком. В свите Танкреда уже шептались, что в лице барона Анжерского Антиохия обрела наследника, ибо по уже сложившейся в Святой Земле традиции умершему правителю наследовал его ближайший родственник. Конечно, Танкред умирать не собирался, но ему было неприятно сознавать, что в случае несчастья, его место займет этот сутуловатый блондин с длинными руками и неприятным костистым лицом. Еще более графа раздражало то обстоятельство, что благородные шевалье, явившиеся в Антиохию за своей долей добычи и славы, видели вождем не Танкреда, а барона Анжерского. Скорее всего, благородный Боэмунд прислал этого длиннорукого урода с одной целью – ограничить влияние Танкреда в Антиохии, дабы в случае благоприятных обстоятельств вернуться сюда в качестве законного государя. Конечно, пока жив Алексей Комнин, граф Тарентский вряд ли решится на столь отчаянный поступок, но ведь басилевс не вечен, а с его наследниками Боэмунд вряд ли станет считаться.
– Позови благородного Ричарда, – бросил слуге Танкред, не отрываясь от окна. Во внутреннем дворе, окруженном со всех сторон величественными зданиями, степенно прогуливались благородные дамы во главе с баронессой де Руси, а рядом резвились два пажа, пытавшихся вовлечь в свои игры Сесилию, но та, поглощенная, видимо, мыслями о предстоящем торжественном событии, только недовольно фыркала в ответ.
– Любуешься невестой, государь? – спросил Ле Гуин, приближаясь к открытому окну.
– Белобрысый мальчишка в сиреневой котте – это сын графа Вермондуа? – обернулся к нему Танкред.
– Кажется, да, – не очень уверенно отозвался Ричард.
– Крепкий, – усмехнулся граф. – И резвый.
– Но ведь ему нет еще и десяти, – удивился Ле Гуин.
– Что с того, – пожал плечами Танкред. – Я хочу, чтобы французские шевалье именно в этом мальчике видели своего вождя. Ни в Глебе де Руси, ни в Рожере Анжерском, а в благородном Гуго. У него ведь есть замок?
– Есть, – кивнул Ле Гуин. – Причем один из лучших в Северной Сирии. Вассалы его отца не пожалели денег для сына своего сюзерена.
– А мы с тобой пожалели, Ричард, – покачал головой Танкред. – Мы так и не воздали должное одному из самых прославленных вождей крестового похода, положившего жизнь во славу Христа. Тебе не стыдно, Ле Гуин?
– Нет, – честно признался Ричард.
– А мне стыдно, – криво усмехнулся Танкред. – Как называется замок, юного Гуго.
– Соболиный, кажется.
– Странное название. А что оно означает?
– Я слышал, что так русы называют зверька с ценным мехом.
– Хорошо, – согласился Танкред. – Барон Гуго де Сабаль – мне нравится. А тебе Ричард?
– Барону полагаются земли, – вздохнул Ле Гуин.
– Мы их возьмем у Ридвана Халебского и отдадим французским рыцарям. От имени барона де Сабаля, естественно. Таким образом они получат не только новые владения, но и нового сеньора, коего им следует защищать.
– Далеко смотришь, государь, – задумчиво покачал головой Ле Гуин.
– Я не знаю, сколько мне отпущено Богом, но все это время я посвящу одному – созданию могучего христианского королевства на этой земле. Сначала – Кападокия, потом – Киликия. Нам есть чем прирастать, Ричард, и я очень надеюсь, что моя цель станет твоей целью.
– В этом ты можешь не сомневаться, государь, – склонился в поклоне Ле Гуин.
– Если я стану королем, шевалье, то ты станешь графом Киликии, это я тебе обещаю. А теперь позови мне Санлиса.
Нельзя сказать, что для шевалье Ле Гуина замыслы благородного Танкреда были тайной за семью печатями. Но прежде граф никогда не говорил с ним столь откровенно. Ричард верой и правдой служивший благородному Боэмунду почувствовал легкое смущение. Конечно, Боэмунд, публично отказавшись от Антиохии, освободил его тем самым от вассальной присяги. Но ведь была еще и чисто человеческая привязанность. Если бы Боэмунд объявился в Антиохии сегодня, то Ричард не задумываясь встал бы на его сторону. Но никто не знает, что будет завтра. Замыслы Танкреда хоть и грандиозны, но выполнимы. В этом Ле Гуин нисколько не сомневался. Кападокия, разодранная на куски эмирами, враждующими как между собой, так и с сельджукским султаном, дразнила аппетиты крестоносцев своей предполагаемой слабостью. И если ударить по ней железным кулаком, то можно многого добиться. О Киликии и говорить нечего. Византия ныне не настолько сильна, чтобы удержать ее под рукой басилевса. В крайнем случае, нурманы договорятся с армянами такавора Татула, который спит и видит, как избавиться от имперской опеки. Конечно, придется многим поступиться в их пользу, но если Татул признает себя вассалом короля Танкреда, то это очень многое может изменить в раскладе, сложившемся на Востоке.
– Что-нибудь серьезное? – спросил Ричард у Санлиса, выходящего из покоев графа.
– Очередная любовная интрижка, – ехидно улыбнулся Ги. – Благородный Танкред слишком уж любит женщин, это, пожалуй, его единственный недостаток.
– Дерзай, шевалье, – махнул рукой Ле Гуин. – В этом деле я тебе не помощник.
Армия Ридвана была разбита нурманами под городом аль-Атаребом. Сам эмир успел укрыться за стенами Халеба, но его земли были ограблены подчистую. Рачительные нурманы не побрезговали новым урожаем и пересыпали его в свои закрома. А еще через несколько дней аль-Атареб, оставленный Ридваном без поддержки, был взят крестоносцами штурмом. Эмир Халебский попытался заручиться поддержкой правителей Дамаска и Хомса, но, увы, почтенный Тугтекин сам с трудом отбивался от короля Иерусалимского, а правитель Хомса и вовсе погиб в стычке с провансальцами. Просить помощи у Багдада было уже поздно, нурманы подступили к стенам Халеба, и Ридвану ничего другого не оставалось, как вступить с ними в переговоры. Почтенный Андроник, даис Сирии, делал все от него зависящее, чтобы не допустить заключения мирного договора между эмиром Халебским и Танкредом. Саббах наблюдал за стараниями даиса с большим интересом. Он с самого начала разгадал замысел бывшего портного, который, надо признать, не отличался особой глубиной. Любая задержка нурманов под стенами Халеба, играла на руку дуксу Монастре, командовавшему византийскими войсками в Киликии. Именно поэтому Андроник готов был принести в жертву тысячи правоверных мусульман, которым предстояло либо погибнуть под мечами озверевших крестоносцев, либо умереть с голода во время осады. В Халебе уже сейчас испытывали трудности с продовольствием, поскольку прошлогодний урожай съели, а новый прибрали к рукам нурманы.
- Предыдущая
- 59/81
- Следующая
