Таинственная надпись - Зуб Валентин - Страница 13

• Предыдущая
• 13/29
• Следующая

Так фашисты и ушли ни с чем.

После того как агитатор прочел у них в Ляховцах очерк про московскую партизанку Таню, маленькая внучка деда Ивана стала гордиться тем, что носит такое славное имя. Позже девочка узнала, что настоящее имя той героини — Зоя, Зоя Космодемьянская, и что ей посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. И вот, когда девочка с саквояжиком, пробираясь по лесу, почти теряла сознание от боли, она сжимала губы, упрямо повторяла: «Я Таня, я Таня…» — и это придавало ей силы.

Между тем слабость все чаще подступала к ней, стопудовыми гирями висла на ногах. Очень хотелось пить. Во рту так пересохло, что трудно было пошевелить языком. Девочка шла, падала, по нескольку минут лежала неподвижно. Потом, немного отдохнув, поднималась и шла дальше. Часа три понадобилось ей, чтобы добраться до болота. Тут силы совсем оставили ее, и она потеряла сознание.

Когда Таня пришла в себя, солнце было уже совсем низко. Огромный огненный шар висел над лесом, и, казалось, как только он коснется верхушек деревьев, лес тотчас вспыхнет. Таня двинулась дальше.

Как она брела по болоту, сколько прошло времени — Таня не помнила. Сознание снова вернулось к ней только тогда, когда она в темноте нащупала руками что-то шершавое с маленькими колючими песчинками. Это было крыльцо лесничихи Тэкли.

Лесничиха Тэкля была худая, высокая женщина с серым, морщинистым лицом. Она носила длинную суконную юбку и поверх ситцевой кофточки — ватник-душегрейку. В таком наряде ходила она и зимой и летом. В большой просторной избе Тэкля жила одна. Когда-то была у нее ладная семья: муж, лесник Семен, и трое сыновей. Пока сыновья жили дома, в избе было людно и шумно. Потом старший из них — Василий — подался в город на заработки. Призвали в армию второго сына — Михася. Наконец, перед самой войной оставил отчий дом и третий — Микола. В лесниковой избе стало совсем тихо.

Когда началась война, Семен хотел пойти в партизаны. Но батька Мирон отговорил его. Он велел леснику устроить в своем доме так называемый контрольно-пересадочный пункт. Когда партизаны возвращались с задания, они заходили к дядьке Семену, мылись в бане, отдыхали.

Но как-то зимой старый лесник простудился и помер. Крепко затосковала лесничиха. Однако избу свою не бросила, хотя сестра не раз уговаривала ее перебраться в деревню. Теперь Тэкля стала выполнять обязанности своего мужа: топила баню, иногда ходила в отряд с каким-нибудь важным сообщением, переданным ей связными. В свободное время осенью и зимой она вязала партизанам теплые носки и шарфы и очень скучала, когда к ней долго никто не заходил.

В этот летний вечер Тэкля сидела одна и латала партизанам белье. На душе у нее было неспокойно. Чем ближе подходил фронт, тем больше тревожилась старуха: «Удастся ли повидать сыновей? Живы ли они? Только бы узнать, что живы, только бы разочек взглянуть на них, а там можно и умереть спокойно».

За окном было тихо, даже всегда беспокойная осина, что росла у самой завалинки, не шуршала листвой. Лес стоял в напряженном молчании, будто к чему-то прислушивался. Только разные ночные бабочки да жуки время от времени бились в окно — очень уж манил их огонек коптилки.

Вдруг старухе показалось, будто она слышит какой-то шорох. Вышла в сени, прислушалась. Так и есть, кто-то скребется в дверь.

— Кто там? — спросила лесничиха.

— Это я, Таня, — послышался слабый детский голос.

— Чего это ты так поздно? — забеспокоилась старуха и, отбросив железный крючок, осторожно приоткрыла дверь.

Девочка лежала на крыльце.

— Таня, Танечка, что с тобой? — засуетилась Тэкля, помогая девочке встать.

Таня и старая Тэкля за последнее время крепко подружились. Когда Таня приходила к лесничихе, чтобы передать какие-либо сведения для батьки Мирона, она подолгу засиживалась у старухи. А иной раз они вместе ходили в лес — по ягоды или по грибы. Лесничиха рассказывала девочке про своих сыновей, про лесника Семена, про то, как они горе мыкали при панах. Таня внимательно слушала — все это было ей интересно. А старуха радовалась, что нашла себе слушательницу.

— Тетя Тэкля, — тихо проговорила Таня. — Вам нужно сейчас же отнести в отряд батьки Мирона саквояжик.

— Какой саквояжик?

— Вот этот, — показала Таня. — Тут бумаги… доктора Долохова. Фашисты его застрелили…

— Корнея Прокофьевича убили? У-у, гады! Чтоб им свету белого не видеть… Убийцы… — У старухи задрожали губы, гневом запылали глаза.

Лесничиха хорошо знала доктора Долохова и любила его. По просьбе Корнея Прокофьевича она не раз собирала для отряда разные лекарственные травы.

— Да убили… — повторила Таня. — Но остались его бумаги, очень важные бумаги, фашисты за ними гоняются. Поэтому их нужно отнести сейчас же.

— Ну ладно, пойдем…

Тэкля внимательно посмотрела на девочку.

— Э-э, да ты ранена?

— Ага, в руку, да это ничего… Дайте мне напиться…

Лесничиха промыла теплой водой рану, перевязала ее, напоила девочку простоквашей.

— Ну вот, теперь я могу идти, — сказала Таня. Тэкля набросила на плечи большой черный платок, взяла Таню за руку, и они вышли из дому.

Вовсю светила луна, но быстро идти по лесу все равно было невозможно. С болот поднимался и растекался по-над землей, окутывая комли деревьев, молочно-белый туман. Он был такой густой, что в трех шагах впереди ничего не было видно. Лесничихе и Тане приходилось часто останавливаться, чтобы не потерять тропинку, не сбиться с дороги. К счастью, полоса тумана скоро кончилась, и можно было прибавить шагу. Вот тогда-то обе они и услыхали отдаленный собачий лай.

— Погоня! — вскрикнула Таня и остановилась. Остановилась и Тэкля. Прислушались.

— Они уже, кажись, в моей хате, — сказала лесничиха. — Надо бежать быстрей.

Однако не очень-то побежишь ночью по лесу. Началась чаща, ветки больно хлестали по лицу. По пути часто попадались выворотни, в ямах под ними стояла вода. Таня чуть не попала в такую яму. В другой раз она налетела на муравейник. С каждым шагом девочка слабела все больше и больше.

— Ой, тетя Тэкля, — тяжело дыша, остановилась

Таня. — Сил нет… Давайте чуть-чуть передохнем.

«Гав-гав-гав!…» — Собачий лай слышался уже недалеко.

— Слышишь? — вместо ответа спросила лесничиха. — Еще немножко продержись, дочурка, сейчас выберемся из чащи, там будет легче…

«Хоть бы успеть добежать до просеки», — думала Тэкля. Там, она знала, начинаются партизанские посты. Но до просеки оставалось еще добрых полкилометра.

— Не отставай, уже близко, близко, — подбадривала старуха Таню.

Наконец деревья начали редеть, кусты тоже вроде бы расступились; луна, которая спряталась было за облака, осветила большую поляну.

— Ну вот! — с облегчением вздохнула Тэкля. — Выбрались. Как ты держишься еще, Танечка?

Она обернулась и не сразу увидела девочку. Та лежала лицом вниз в высокой сухой траве.

— Что с тобой? Не можешь? — наклонилась над нею старуха.

— Тетя Тэкля… Бегите… оставьте меня… не могу больше… — тихо прошептала Таня.

Лесничиха осторожно взяла девочку на руки и понесла. Но ее старому сердцу трудно было справляться с такой нагрузкой, и она время от времени вынуждена была останавливаться, чтобы передохнуть.

Лай, который было затих, послышался снова совсем рядом.

«Неужто не успеем? Догонят — убьют и меня и ребенка и бумаги заберут… Держись, Тэкля Антоновна, держись… Уже недалече», — шептала про себя лесничиха.

Огромный пес выскочил из-за куста и зубами схватил Тэклю за платок. Она сбросила платок. Пес немного приотстал… А вот и просека. Свет месяца свободно гуляет тут, ничто не мешает ему — ни ветви деревьев, ни туман…

«Та-та-та-та!» — загремело где-то сзади.

«Та-та-та-та!» — отозвалось и впереди.

«Стреляют!» — сообразила лесничиха и остановилась, не зная, что делать. В этот миг кто-то подбежал к ней, сбил ее вместе с Таней с ног и прижал к земле.

• Предыдущая
• 13/29
• Следующая