Золотой поезд - Матвеев Владимир - Страница 30
- Предыдущая
- 30/33
- Следующая
— А ну, самовар! — вновь крикнул Цветков хозяйке.
— Давно сами не ставили, — ворчливо ответила та.
— Самовар! — коротко повторил Цветков.
— Мы ведь и без самовара можем обойтись, — сказала Цветкову Валя.
— Врет она, товарищ Шатрова. Мы их знаем. Вон и мужика нет, у белых наверняка, — сказал Цветков. — Где мужик? — спросил он бабу.
— В городе. Право слово, в городе, — забожилась хозяйка. — Третьёго дни на базар поехал, и все нет. Не знаю, чего доспелось.
— «Не знаешь», — передразнил Цветков. — Все они на базар ездят… А ну, пожарь что-нибудь.
— Чего пожарить — ни мяса, ни картошки нету…
— Пожарь, тебе говорю, — снова приказал Цветков.
Хозяйка вышла, вздыхая, из избы.
Когда жаркое и самовар были готовы и все сели за стол, Цветков неожиданно увидел пустую сахарницу. Он встал и вышел за перегородку на хозяйскую половину.
— Сахару, хозяйка, — послышался его голос. — Быстро.
— И чего ты навязался? Сами его не видывали три месяца, — неожиданно резко взвизгнула хозяйка.
Очевидно, сахару у нее действительно не было.
— Сахару, тебе говорят! — рявкнул взбешенный Цветков.
Из-за перегородки послышались быстрые шаги хозяйки, скрип дверей и калитки. Цветков подошел к столу.
— Кулачье, — сердито сказал он, не обращаясь ни к кому.
Через несколько минут хозяйка вернулась, неся с собой добытый где-то у соседей сахар. Через час изба спала крепким сном. Только на половине хозяйки слышались вздохи и бормотание. Верно, и во сне ей не давал покоя Цветков. На другой день разведчики въехали в село, пугая кур и свиней, валявшихся в пыли. В раскрытых дворах изб, под навесом, ржали, перекликаясь с деревенскими, оседланные кони. По улицам шли спешившиеся кавалеристы с буханками хлеба и котелками.
— Эй, «разведчики»! — крикнул Шарабанову поравнявшийся с ними парень в лампасах и бараньей шапке, с кринкой молока в руках, — разведку-то в тылу делали?
— Я тебе, кобылка! Получи! — Шарабанов неожиданно огрел парня нагайкой, наезжая на него грудью лошади.
Парень отскочил, расплескивая молоко, и заругался. Шарабанов с хохотом помчался дальше по улице.
Отряд выехал на площадь около церкви. У крыльца деревенской избы с резными окнами и железной крышей колыхалось красное знамя. Несколько лошадей было привязано к перилам крыльца.
— На-пра-во! — крикнул протяжно Шарабанов и резко оборвал: — Стой!
Разведчики соскочили с коней, привязали их к церковной ограде и исчезли в ближайших дворах. Только двое караульных остались у церкви, да Шарабанов показывал мужикам, куда поставить аэроплан.
— За этим глядите, — сказал караульным Шарабанов, указывая на подозрительного артельщика, — а мы в штаб.
В избе с красным флагом много народу. Люди в бараньих шапках мелькают в окнах. Они удивленно поглядывают на Реброва, Валю, Шарабанова. Как только они вошли, в комнате стало тихо. Командир полка смотрит из-за стола на Шарабанова.
— Где же ты пропадал, дьявол? — говорит он. — У меня тут военкомдив часть осматривает, а ты по тылам гуляешь?
Шарабанов тихонько постукивает рукояткой нагайки по лаковому сапогу.
— Задержался, — говорит он. — Сперва вон тот змей захватили, — указал он пальцем за окно на аэроплан, — да возле Дубового Умета поцапались немного с беляком и вот товарища достали…
— Какого «товарища»? — спросил командир, поглядывая на Валю. — Вы кто? — спросил он Реброва.
— Я был комиссаром в Екатеринбурге.
— У белых остался?
— На подпольной работе.
— Как же в Самару попал?
— Из тюрьмы вышел. Решил фронт перейти.
— Белые комиссара живым выпустили? — сухо сказал командир, вставая на ноги. — Шляешься с бабой? Вкручиваешь, прохвост, — неожиданно крикнул он, — арестовать!
Реброва и Шатрову отвели в соседнюю комнату. Захлопнули дверь и щелкнули задвижкой.
— Дурак, — ругал Шарабанова за перегородкой командир полка, — веришь первому встречному. Возишь с собой. Ну и влетит тебе, от военкома.
Валя притихла. Сидеть под арестом у своих она не рассчитывала.
В соседней комнате вдруг зашумели сильней.
— Военком! — крикнул кто-то за перегородкой.
Хлопнула ставня окна, стукнула деревянная лавка: очевидно, сидевшие там бросились к окнам. За окном раздался топот лошадей. Через минуту послышались голоса, потом тяжелые шаги, под которыми заскрипели половицы.
— Здорово, здорово, — говорил басом, очевидно, вошедший. — Ну, давай карту, — зашелестел он бумагой. — Командиры и комиссары все здесь?
— Все, — ответил голос командира полка.
— Ладно. Теперь об операции: идет успешно, — строго продолжал говорить военком. — Самара может продержаться день-два, а надо бы нажать сегодня. Кабы ковырнуть в этом местечке железную дорогу, Самаре крышка. А? Как? Возможно?
В комнате замолчали.
— Да кто же днем туда полезет? — ответил командир полка, — кругом видать как на щеке. Ну, кто? — безнадежно повторил он.
— Я, — сказал вдруг Шарабанов…
— Вали, вали! — заговорил бас неожиданно ласково, — поди зови охотников. Я поеду с тобой.
Снова хлопнула дверь, загудели голоса, и Ребров с Валей снова услышали голос командира полка:
— Чудной он. Иной раз два-три дня нет, неделю. Пропал, думается. А он по тылам беляков носится, что пьяный. Едва ноги унесет. А то в нашем же тылу потеряется, как иголка в стогу.
— Такого тут и нужно, — сказал бас, зашелестев бумагой.
— Вот только что, — продолжал командир полка, — привез аэроплан и какого-то хлюста с девицей. Барышня румяная. С одного взгляда видно: бежали к белым, а попали к нам. А Шарабанов в пролетке с собой их сутки возил: говорит — комиссар.
— Комиссар? — перебил бас. — А ну-ка, дай-ка его, поговорим.
Двери раскрылись. Ребров снова увидел за столом командира полка. Рядом с ним сидел огромного роста человек в порыжелой гимнастерке, обросший бородой. Он молчаливо поднялся, вглядываясь в Реброва. На правой щеке его виднелась синяя сыпь, засевшая глубоко под кожей.
— Запрягаев! — вдруг вскрикнула из-за спины Реброва Валя и бросилась к военкому.
— Как, ты?! — схватил ее за руку военком и тотчас повернулся к Реброву: — Борис! Вот черти! Живы!..
— Постой, постой, что с золотом? — перебил его Ребров.
— Давно в Москве: Губахин в неделю выкопал. Ведь мы тебя искать ребят в Екатеринбург посылали. Писали: пропал — повешен. А ты жив, — все еще с радостью смотрел Запрягаев на Реброва.
— Да ведь и тебя искали, — засмеялся Ребров, — прочти бумажку, — вынул он старый номер екатеринбургской газеты с объявлением генерала Дитерихса.
Полковые комиссары и командиры окружили кольцом военкома, с изумлением наблюдая неожиданную встречу. Командир полка протиснулся вперед, несколько раз порывался что-то сказать и не решался.
— А я думал… — начал наконец он, обращаясь к Запрягаеву, как вдруг скрипнула протяжно дверь и в избу влетел Шарабанов.
— Готово… — сказал он и, взглянув на военкома, замялся от неожиданности: Запрягаев крепко держал за руки Шатрову и Реброва.
— Готово, товарищ военком, — проговорил через минуту Шарабанов, сообразив, в чем дело, — можно ехать.
Запрягаев выпрямился. Он снова стал серьезен и озабочен. Его рука машинально ощупала пояс, кобуру револьвера, кожаную сумку на боку. Он взял со стола фуражку с красной звездой и надел ее.
— Через три часа я буду здесь, — сказал он командиру полка. — И поговорить не успели, — с досадой повернулся он к Реброву.
— Ты в разведку? — спросил Ребров. — Так я с тобой. Поговорим в дороге.
— Вали, — радостно пробасил Запрягаев.
— Пролетку! — закричал с крыльца Шарабанов.
— На что ему пролетка?
— В ней поедем.
— На пролетке в разведку? Первый раз слышу, — засмеялся Ребров.
— На пролетке меньше подозрений, — серьезно сказал Запрягаев.
— А если нарвешься — не ускачешь.
— Посмотрим, — сказал Запрягаев, и все пошли к дверям.
У крыльца стояла кованая пролетка, запряженная парой. Кожаный верх был поднят, несмотря на сухую, солнечную погоду. На козлах сидел разведчик, в пролетке спиной к нему — двое других с металлическими квадратными банками в руках.
- Предыдущая
- 30/33
- Следующая
