За живой и мертвой водой - Далекий Николай Александрович - Страница 25
- Предыдущая
- 25/104
- Следующая
— Хотите посмотреть на ребенка? — спросила девушка.
— О, пани, я буду благодарна…
Оксана приказала ординарцу сходить к командиру и от ее имени попросить разрешения привести в землянку женщину с ребенком.
Завтрак прошел в полном молчании. Гелена задумчиво жевала кашу, глаза ее то становились пустыми, го в них отражалась какая–то тревожная мысль, и она замирала на секунду с поднесенной ко рту ложкой, то ее настороженный взгляд скользил по фигуре девушки, но смотреть в глаза Оксане она избегала.
Оксана не тревожила ее вопросами. Самый трудный разговор был еще впереди. Разведчица обдумывала не только доводы, к которым ей предстояло прибегнуть, чтобы склонить на свою сторону Гелену. Ее по–человечески волновала судьба этой женщины, и, когда она говорила Гелене, что она ей не враг, а друг, это были не пустые слова. Гелена появилась из чужого, враждебного Оксане мира, но в этом мире были не только враги, но и друзья, и те, кто мог стать другом. Таких людей было большинство. Оксана думала о том, что именно побудило Гелену согласиться пойти на риск. Деньги? Очевидно, деньги играли для нее немаловажную роль — муж погиб, она в чужой стране, ребенок… Но, видимо, не это было главным, имелись и другие причины. Какие? Горячий патриотизм? Желание помочь своему народу? Похоже… Пусть это останется у Гелены, на это никто не собирается посягать.
К концу завтрака ординарец привел низенькую крестьянку в стеганой ватной безрукавке, державшую на руках закутанного в платок ребенка. Личико ребенка было грязным, в красных волдырях, он сосал тряпочку, которую мать то и дело мокала в чашечку с молоком.
Гелена, едва заслышав шаги, сразу насторожилась, поднялась и с просветленным лицом, прижав руки к груди, шагнула навстречу крестьянке. Она смотрела на ребенка жадно, сияя увлажнившимися глазами. Крестьянка не понимала, зачем ее сюда привели, но, увидев двух женщин, начала, словно в свое оправдание, объяснять, что она отняла ребенка от груди, а соски нет, и ребенок никак не привыкнет к тряпочке, поднимает крик на весь лес. Она старалась говорить по–украински, но все время сбивалась, вставляла польские слова, и эта особенность ее речи, видимо, не сразу дошла до сознания Гелены.
— Пани полька? — спросила Гелена вдруг, испытующе и удивленно уставившись на крестьянку.
— Так!
— Откуда?
Женщина назвала свое село и, сморщив лицо, заплакала, начала рассказывать, как на них ночью напали бандеровцы и они едва успели убежать, уведя с собой только корову, а все остальное, что наживалось годами, пошло дымом и прахом, и, что если бы не советы–партизаны, которым помогал ее муж, то неизвестно, что было бы с ними. Наверное, погибли бы, как многие другие.
— Муж пани поляк? — снова спросила Гелена.
— Так! Наше село целиком из поляков.
— А где муж сейчас? — допытывалась не сводившая глаз с крестьянки Гелена.
— С нами, пани, тут нас несколько семей, а как дальше будет — не знаю. Нас хотят отправить ближе к Белоруссии, туда, где больше партизан. А мой муж, он… Он хочет остаться здесь, с этими партизанами.
Крестьянка заплакала еще сильнее, вслед за ней заревел и малыш. Мать подхватила потрескавшимися пальцами тряпочку, торопливо намочила ее в молоке, сунула ее в рот ребенку. Гелена с застывшим лицом смотрела на нее, видимо, пораженная всем, что она услышала.
Оксана молча слушала разговор, не вставляя в него ни одного своего слова. Она понимала, что эта беседа на многое откроет глаза Гелене. Разведчица с гордостью подумала, что у нее в руках самое лучшее и верное оружие — правда.
После того, как две польские женщины наговорились досыта и крестьянка ушла, Гелену трудно было узнать. От ее воинственности, непримиримости, ожесточения не осталось и следа. Она сидела на чурбачке печальная, погруженная в свои противоречивые мысли.
— Пани Гелена, теперь вы верите, что я вас не обманывала?
— Так.
— Может быть, у пани возникает мысль, что женщину, которую пани видела, специально подготовили для встречи с пани?
— Нет! — после некоторого колебания твердо заявила Гелена.
— Тогда прошу пани сделать то, что она обещала…
Гелена пристально посмотрела на девушку,
— Хорошо, пусть пани это знает. Я прилетела из Англии, меня послали ваши союзники.
— Кто?
— Точно не знаю, слово гонору, — прижала руки к груди женщина, как бы призывая этим жестом верить в искренность ее слов. — Со мной разговаривал представитель нашего польского правительства в Лондоне. Два раза. Перед тем, как я поступила в школу, и когда должна была лететь сюда.
— Что он сказал пани?
— Он сказал, что, если я выполню задание, то спасу жизнь нескольких десятков, а может быть, сотен тысяч поляков.
— А пани не приходило в голову, что ее могут обмануть?
— Нет! — сверкнула глазами Гелена. — Нет, нет!
— Но ведь пани смогла сейчас убедиться, что ей неправильно обрисовали обстановку в здешних местах?
Гелена нахмурилась, не ответила.
— Пани не ожидала встретить здесь советских партизан и поэтому приняла их за бандеровцев. Так ведь?
— Те, кто посылал, могли не знать…
— Хорошо. Но откуда у пани такая твердая уверенность, что ее не могли обмануть? Ведь если бы пани удалось выполнить свое задание, то она так бы и не узнала содержания тех шифровок, какие она принимала и передавала по своей рации….. Я, кажется, не ошибаюсь?
— Да, я связная, только связная, — горячо подтвердила женщина. — Больше я ничего не скажу пани.
Гелена сразу же замкнулась, и в ее глазах появился огонек фанатичного упорства. Это было то, чего Оксана боялась больше всего. Нужно было начинать сначала.
— Гелена, подумайте и скажите, кому в настоящий момент выгодно, чтобы украинцы и поляки враждовали, убивали друг друга? На этот вопрос вы мне можете ответить?
— Немцам! — решительно заявила Гелена.
— Вы убедились, что советские партизаны против такой вражды и делают все возможное, чтобы не разжигать, а погасить ее?
— Так!
— А пани знает, чем занимается тот человек, на связь с которым ее послали?
Гелена, видимо, все время ожидала подвоха, чувствовала, что слова советской девушки теснят ее, загоняют в угол. На ее распухших губах появилась язвительная усмешка.
— Пани со временем будет отличным следователем…
— Мне нравится, когда вы улыбаетесь, — серьезно сказала Оксана. — Это придает мне надежду, что мы с пани в самом скором времени станем друзьями.
— Нет, не станем… — насмешливо–грустно покачала головой женщина.
— Почему? А если я скажу пани, что я постараюсь помочь ей выполнить задание.
— Хо, хо! — с издевкой воскликнула Гелена. — Я ошиблась, пани уже сейчас может заменить любого следователя!
— Пани опять мне не верит, — спокойно продолжала Оксана. — Тогда пусть пани поверит логике. Я — советский человек. Советские люди против национальной вражды и не хотят, чтобы здешние украинцы и поляки убивали друг друга. Мы искренне желаем, чтобы они объединились и били своего общего врага — гитлеровцев. Пани может возразить мне?
— Нет, — после непродолжительного раздумья ответила Гелена и тут же с сомнением покачала головой. — Моя милая, дорогая пани, что вы можете сделать? Кто оживит погибших? Кто подымет из пепла то, что уничтожил огонь? Это старая непримиримая вражда…
— Гелена, значит, по–вашему, мы должны сидеть сложа руки? Вы рассуждаете, как человек, который пришел на пожар и вместо того, чтобы лить воду на огонь, засунул руки в карманы и говорит: «Что тушить, все равно сгорит!» Я таких людей считаю негодяями.
Рассерженная Оксана вынула сигареты, молча протянула пачку Гелене. Обе закурили.
— Пани говорила, что, если она выполнит задание, то она спасет жизнь многих поляков. Так?
— Так мне сказали…
— Значит, если пани не обманули те, кто ее посылал сюда, то советским людям нет смысла препятствовать ей в выполнении задания. Это не противоречит нашим интересам и даже наоборот. Пани согласна?
- Предыдущая
- 25/104
- Следующая
