Выбери любимый жанр

Павана - Робертс Кит - Страница 25


Изменить размер шрифта:

25

Только перед рассветом Джон прервал исполнение наложенной на себя епитимьи. Он стоял слегка покачиваясь — темная фигура, облитая по контуру лунным светом, — и прислушивался, нахмурившись, словно норовил уловить какие-то недоступные человеческому уху отзвуки. Потом сдавленно зарыдал, пьяной походкой дошел до середины цеха и распростерся на полу, раскинув руки. Неожиданный порыв ветра грохотнул по крыше; брат Джон поднялся и предельно напряг слух, чтобы услышать звук, если то был звук. Именно в этот момент он увидел первое из тех видений — или галлюцинаций, — которые преследовали его до конца дней. Раздалась быстрая дробь, вроде барабанной, в комнате стало совершенно темно, потом вспыхнул яркий свет. Джон что-то залепетал, впился ногтями в свое лицо и попытался молиться.

В Дубрисе была одна деревенская девка, смазливая курва, которая путалась, как это ни странно и ни дико, с демоном мужеского пола. Ее-то они в конце концов отпустили, но перед тем палач отрубил девке пальцы на руке и отдал ей завернутыми в тряпочку. И вот брат Джон увидел ее снова — в лунном свете. Жалобно и обоз-ленно воя, она прошествовала через весь цех, а за ней вприпрыжку бежала всякая жуткая нежить: отрубленные ноги, руки и головы, части четвертованных тел, обугленные раскаленными железными кандалами. И все они завывали, мычали, зловеще трещали, вопили и взывали… Лицо Джона будто огнем опалило — вокруг него вспыхнули огни, колеса прессов обратились во вращающиеся солнца с темными спицами. Со всех сторон раздался грохот и необъяснимый звук, глаза его закатились, показывая белки, он заколотил кулаками в дверь, закричал что было сил и упал в беспамятстве.

Утром святые братья, не найдя его в келье, направились за ним в мастерскую. Потом обыскали весь монастырь и подземелье. Но тщетно — брат Джон бесследно пропал.

Его преосвященство кардинал-архиепископ Лондониума тяжело вздохнул, потер подбородок, зевнул, встал и подошел к окну, которое выходило на двор епископского дворца. С руками заложенными за спину, он постоял у окна, уперев жирный подбородок в грудь. Сады радовали живыми красками цветущих лилий, шпорников и нового сорта роз, выведенных Маккреди, — во всем, что касалось вещей бренных, его преосвященство был гурманом. Его подслеповатым глазам открывался вид на пруд внизу, где престарелый карп выплывал на звон колокольчика. За прудами и за посадками лекарственных трав, между которыми вились мощеные дорожки, виднелась наружная стена. Над ней мрачно высилась каменная башня с рядами окон похожего на тюрьму колледжа сигнальщиков. Лондониумские шумы едва долетали до кардинальского кабинета: выкрики разносчиков, грохот и стук вагонных колес паровых большегрузов, звяканье каких-то колокольцев. Сознание его преосвященства отмечало звуки машинально; он же, поджав губы, не прерывал своих мучительных и далеко не приятных размышлений

Из открытой папки на столе выглядывала стопочка бумаг. Кардинал взял одну и, нахмурив брови, стал читать. За официальным обращением и первыми сухими официальными фразами прорывался гнев боголюбивого и честного человека.

Ваше преосвященство,

нижайше прошу извинить за то, что осмеливаюсь представить Вашему вниманию дело неслыханно богомерзкое, от коего кровь стынет в жилах, указавши на пытки, жутчайшие страдания и несправедливые преследования, постигшие под прикрытием имени Христова народ нашей епархии. Бедных и убогих, людей здравомыслящих и людей простых умом… детей и расслабленных старцев, кормящих матерей… Дети возводят напраслину на своих родителей, жены — на своих мужей. Нет у меня сил; Ваше преосвященство, терпеть долее сие непотребство, сей ужас…

Его преосвященство усмотрел ошибку в латинской скорописи, сердито и машинально исправил ее красной авторучкой.

…ужас обрушился на нас в нашем законопослушном и непорочном древнем городе. На безвинных и слабых умом, на беззащитных прихожан, покорных Господу, зовущему к любви, милосердию и просвещению… Этот безумец, этот кощунственный сквернавец и его так называемый Суд благостроения…

Кардинал посмотрел в конец страничек на подпись и покачал головой. Дубрисский епископ Луден — человек смелый, но дурак: попади это письмо в чьи надо руки, и ничто не спасло бы его светлость от знакомства с пыточными орудиями, которые он так красноречиво клеймит. Попахивает ересью… Кардинал кончиками пальцев взял письмо и вернул на место в папку. Потом вытащил следующее, скупое и деловитое, от командира дурноварийского гарнизона.

…вероотступник, известный под именем брата Джона, по-прежнему ускользает от нас. Мятежи, прямо истекающие из его проповедей и речей его последователей, в последние дни вспыхнули в Шерборне, Стурминстере, Ньютоне, Шафтсбери, Блендфорде и в самой Дурноварии. Стало невозможно управлять простым народом, который приписывает его неуловимость вмешательству чудесных сил. Я смею настаивать на присылке пополнения — конницы в сопровождении по меньшей мере четырехсот пехотинцев с должной амуницией и обозом для тщательнейшего прочесывания района от Бееминстера до Йовиля, где, по донесениям, скрываются мятежники. Их, говорят, человек пятьдесят, много — сто; все вооружены и хорошо знают местность. Попытки истребить их лобовой атакой не дают результата…

Его преосвященство в раздражении отшвырнул письмо. Дюжина подобных писем привели к тому, что он официально предал анафеме брата Джона еще шесть месяцев назад. Отлучение значило смертный приговор. Но, похоже, анафема и вечное проклятие произвели слабое впечатление. Его последователи только пуще бесчинствуют: при свете дня разметали и истребили кавалерийский отряд в двадцать сабель и завладели их оружием; напали на отряд римских драгун, разбили его, а капитана, привязав к лошади и нацепив на мундир оскорбительную надпись, отправили легким галопом в Дурноварию; имели дерзость сжечь чучело папы как в Вудхендже, так и в Бедбери-Рингс. Кардинал понимал, чем чревата мученическая смерть Джона, и поэтому с удовольствием оставил бы его в покое, чтобы вся эта дурацкая история рассосалась сама собой, но обстоятельства принуждали действовать решительно.

Он обратился к краткой справке о жизни и деяниях бунтовщика, привезенной посланцем из адхельмийского монастыря. Посланец, вопреки обыкновению, ныне буквально стелился перед ним, тогда как у Его преосвященства было искушение отрезать ему уши и послать их на блюде отцу Мередиту, который позволял так распускаться своим чертовым монахам. Адхельмийцы, возможно, и не по своей вине, стремительно становились сердцевиной нового и пугающего народного движения. Мощь англиканства возрождается на подобных остатках старинных культов; разве сам святой Адхельм не обратил в истинную веру жителей огромных пространств за много веков до того, как священники наводнили эти края вслед за норманнами, восстановившими в Англии правление римско-католической церкви? Факт существования в прошлом англиканской церкви из истории не вычеркнешь, невзирая на нынешнее упорное замалчивание, и борьба за ее восстановление может вспыхнуть в любой момент. Ведь был многолетний период относительно мирного сосуществования англиканской и католической церквей — между реформацией Генриха VIII, когда он отверг власть пап, и отлучением от церкви королевы Елизаветы. Мирное сосуществование церквей — это, положим, байка, но опасно заронять такие идеи в непросвещенные массы, далекие от теологических тонкостей. Давний клич церкви «покоряться и поклоняться» перестал быть эффективным; у людей возникает соблазн учредить собственную духовную иерархию, а возглавить ее способен либо Джон, либо другой человек его же убеждений.

Ренегат присутствовал на последней сессии Суда церковного бла-гостроения — вот завязка всей этой дурацкой истории, думал Его преосвященство, перечитывая сведения, которые успел затвердить наизусть. Он тряхнул головой. Как же втолковать? Как унять гнев такого человека, как Луден, с помощью одних цифр, фактов и политических доводов? Его преосвященство устало пожал плечами. В мировой истории не бывало власти могущественнее власти Второго Рима. Подумать только: держать в кулаке полмира, с жонглерской ловкостью балансировать, сталкивая одни силы с другими, — и как только справляется с этим ум человеческий!.. Ярость наций подобна ярости морской стихии — ее не сдержать хлипким заслоном. Англиканство однажды раскололо нацию надвое — тогдашние события были детально изложены в пухлых фолиантах, теснящихся на полках в его кабинете. В то время вся Англия осветилась кострами аутодафе — от Корнуолла до Пеннинских гор. Зато вторичное возвращение католицизма в Англию — благо наша церковь проявила всесильную мудрость — прошло почти безболезненно и стоило небольшой крови, к тому же быстро пролитой и быстро забытой.

25
Перейти на страницу:

Вы читаете книгу


Робертс Кит - Павана Павана
Мир литературы