Островитянин - Робертс Джон Мэддокс - Страница 1

• 1/104
• Следующая

При рождении мальчику было дано имя Гейл, — хотя сам он перестал считать себя ребенком с того самого дня, как прошел обряд посвящения, обрел право носить оружие и смог переселиться из родного дома в общинный лагерь воинов. Об этом мечтали все юноши племени шессинов, но добиться цели было не так просто, и далеко не всякий удостаивался такой чести.

Сейчас Гейл, правой рукой опираясь на длинное, украшенное лентами копье, безмолвно и недвижимо, словно изваяние, стоял на вершине холма, в привычной позе пастухов: поджав правую ногу и пяткой упираясь в колено левой. Он не сводил взора со стада кагг, принадлежащих племени Ночного кота, — его племени. Эти красивые массивные животные, пятнистые и одноцветные, — белоснежные, бурые, рыжие или черные, — с головой, увенчанной четырьмя витыми рогами, были основным достоянием общины, ее богатством и гордостью; их берегли пуще всего прочего. Старейшина пастухов каждого животного помнил по имени и мог перечислить всю его родословную. Более всего в каггах шессины ценили шерсть и молоко; мясо же употребляли в пищу лишь в ходе самых священных обрядов, или если животное погибало от старости — либо от случайной раны.

Стройный, жилистый и гибкий, широкоскулый и синеглазый, как все шессины, даже по меркам соплеменников, Гейл был весьма хорош собой. Конечно, с возрастом он еще возмужает и окрепнет, но даже сейчас, благодаря постоянным упражнениям и занятиям борьбой, юноша был сильным и мускулистым. Кожа у него была смуглая; темные, с бронзовым отливом волосы — коротко острижены во время обряда посвящения. Гейл не мог дождаться, чтобы волосы как следует отросли: тогда он наконец сможет заплести их в мелкие косички, как носят мужчины, и не будет стричься еще лет десять, пока наконец не войдет в возраст старшего воина и не обзаведется женой и собственными каггами.

Но пока он не владел ничем иным, кроме копья, полученного в наследство от старшего воина, ныне ушедшего на покой, а также одежды и украшений. И набедренная повязка, скрывавшая наготу юноши, и пушистые ленты на щиколотках, запястьях и на голове, были пошиты из меха пестрого ночного кота, считавшегося в их племени священным животным. Именно на этого хищника отправляли охотиться в лес юного воина на последнем этапе посвящения… и не всем удавалось уцелеть во время этого поединка. Шессины были мирным племенем скотоводов и убивали животных очень редко: только во время особых церемоний, или когда хищники нападали на их стада.

Знаком посвящения у Гейла было также ожерелье из кошачьих костей и клыков, а через плечо у него, скрепленные узким кожаным ремешком, висели мех для воды и заплечный мешок. Но ничто из этого не было так дорого молодому охотнику, не вызывало у него такой гордости и восхищения, как копье. Оружие было снабжено мощным, почти в треть длины древка, бронзовым листовидным наконечником с острыми стальными краями, прикрытыми накладками из более мягкого блестящего металла красновато-золотистого цвета. Само древко, отполированное множеством рук — ибо копье это сменило уже немало владельцев, — приобрело цвет темного золота. С противоположной от лезвия стороны красовалась упругая заостренная спираль, позволявшая втыкать оружие в землю для опоры.

Помимо Гейла, сейчас за стадом приглядывали еще не меньше дюжины соплеменников. Младшие несли дозор вокруг, на холмах и возвышенностях, охраняя подступы от хищников, а старшие сопровождали кагг, ласково трепали их по загривкам, что-то нашептывали, напевали древние пастушьи песни, одновременно высматривая, не появилось ли в стаде больных животных, не близится ли отел самок, не страдают ли они от слепней и клещей.

Повсюду вокруг на холмах и за их пределами высился густой лес где, помимо птиц животных, насекомых и лесовиков, обитали также племена охотников, которые славились мастерством своих лучников, а порой не брезговали использовать и стрелы с наконечниками, смазанными ядом. Чуть дальше, если взглянуть с самой высокой горы, можно было узреть побережье и хижины рыбаков. Хотя шессины никогда не признались бы в этом даже самим себе, но огромные лодки рыболовов составляли предмет их величайшей зависти… Кроме того, в долинах обитали еще какие-то племена, где люди ковыряли землю кривыми палками и растили какие-то семена, — но о таком истинному воину недостойно даже упоминать, и Гейл не думал о них.

На востоке, очень далеко отсюда, виднелась серая изогнутая полоса моря, отделявшего Облачный Архипелаг от материка. Самый большой из островов, где проживало племя Гейла, а также множество других общин, именовался Хаолом, — и для всех них он был огромным миром; происходящим за пределами острова его обитатели нимало не интересовались. Что до Гейла, то сам материк он воображал неким подобием длинного острова, где-то там, за бескрайним пространством воды, ничуть не представляя себе его подлинных размеров.

Время от времени, обычно пару раз в год, на побережье Хаола высаживались мореходы с материка. Их называли Мохнолицыми Людьми — и у них были огромные лодки, раз в двадцать больше, чем у рыбаков. У островитян они брали мясо, сыр, выделанные шкуры, вяленую рыбу, перья птиц и жемчуг, а взамен оставляли металл, одежду и множество других замечательных вещей. Еще они запросто могли похитить зазевавшегося ребенка или красивую девушку, но со взрослыми мужчинами связываться опасались, — любой островитянин заставил бы их горько пожалеть о своей дерзости. Конечно, землекопатели и рыболовы в воинском мастерстве уступали племенам пастухов, но все же были неплохими бойцами. И уж тем более мохнолицые пришельцы никогда не рискнули бы сунуться вглубь острова и повстречаться с Охотниками.

Впрочем, сейчас все мысли Гейла занимали не чужаки с материка, а совсем иная диковина: вот уже который вечер подряд над западными скалами у него за спиной клубились огромные облака. Но сейчас юноша никак не мог выпустить из поля зрения кагг и обернуться в ту сторону, хотя поразительное зрелище очень привлекало его.

Но вот потускнели сполохи заката, и над водой на востоке показалось бледное пятно луны. С трудом, точно что-то тянуло ее вниз, она всползала над линией горизонта, серебристым светом освещая небо, которое постепенно из бирюзового сделалось пурпурным. Вид у луны был какой-то болезненный: на девственно-белой поверхности явственно проступали глубокие рытвины и грязные пятна.

• 1/104
• Следующая