Озерные арабы - Тесиджер Уилфрид - Страница 7

• Предыдущая
• 7/53
• Следующая

Твердая на вид почва была на самом деле чрезвычайно сырой. Это был слой корней и перегноя, плавающий на поверхности воды. Несколько лет спустя я подстрелил крупного кабана, пасшегося на таком островке; незадолго до этого растительность на нем была выжжена. Кабан стоял на островке, как на твердой земле, но, когда мы проходили мимо этого же места часом позже, туша животного исчезла.

— Наверное, я не убил его. Он пришел в себя и убежал.

— Нет-нет, — ответил мой спутник. — Кабан был мертв. Просто туша затонула.

У одного из островков лодка Фалиха подошла к моей.

— Здесь! — сказал он и крикнул своим людям:

— Высаживайтесь и посмотрите, есть ли тут живность.

Несколько человек высадились на берег, держа остроги перед собой. На этом островке животных не оказалось, и они попытали счастья на другом, а потом на третьем. Я засмотрелся на пару певчих птиц, прыгавших в тростнике. Вдруг раздался громкий треск, а затем крики:

— Вот он! Быстрее! Берегись! Вот это да! Их целых четыре!

Раздался всплеск, и все затихло.

— Куда они ушли? — спросил другой голос.

— Они бросились в воду. Один выскочил прямо у меня из-под ног, слово даю! Величиной с осла, клянусь Аллахом!

Кто-то другой громко сказал:

— Я метнул острогу и чуть не попал! Самка с тремя поросятами!

Тут опять раздались крики:

— Они забрались сюда! Быстрее окружай их, отрезай от воды!

Мы были зажаты в узком проходе между двумя островками, но мой гребец стал поспешно табанить на открытую воду, где к нам присоединились еще несколько лодок. Охота переместилась на другой островок, и, по мере того как мы, торопясь, подходили к нему, возбуждение там все нарастало. Вдруг раздался короткий пронзительный визг, затем смех. Кто-то крикнул:

— Я попал! Это один из маленьких. Он был в воде. Я утоплю его.

Мимо прошла лодка Фалиха. Он сиял плащ и греб сам.

— Куда ушла самка, Манати? — спросил он энергичного старика, который руководил охотой.

— По-моему, туда, на большой остров, мухафаз… Да, вот ее следы. Живее, давайте выгоним ее!

Манати исчез из виду, нырнув в тростниковые заросли, за ним последовали еще двое. Было слышно, как они продираются сквозь заросли. Один из них крикнул:

— Здесь она не проходила.

Немного погодя прозвучал голос Манати:

— Вот следы!

Однако ничего не произошло, и я решил, что они, должно быть, потеряли след. Но тут с дальнего конца островка послышался громкий треск. Раздался крик:

— Она убьет меня! Убьет!

Кто-то воскликнул:

— Самка напала на Манати. Живей, ребята! Быстро! Где же наши бойцы?

Многие откликнулись на его зов и бросились в заросли.

Фалих, я и несколько других изо всех сил гребли к дальнему концу островка. Там мы увидели Манати: его укладывали в одну из больших лодок. От его окровавленной рубахи осталась половина. Он лежал с закрытыми глазами, с правой стороны ниже поясницы зияла рана, в которую можно было бы вложить кулак. Фалих склонился над ним и спросил с беспокойством:

— Как ты, Манати?

Старик открыл глаза и прошептал:

— Со мной все в порядке, мухафаз.

Фалих приказал немедленно возвращаться назад к устью Хирра, до которого, к счастью, было недалеко. Когда мы гребли назад, один мальчик сказал:

— Манати искусала самка. Кабан исполосовал бы его клыками и убил бы.

Кто-то добавил:

— Хорошо, что ему удалось упасть на живот. Года два тому назад в месте расположения племени аль бубахит я видел человека, убитого кабаном. Кабан его наполовину выпотрошил.

Еще кто-то добавил:

— Кабан, который убил молодого сейида в прошлом году на пшеничном поле, разорвал его на куски. Сейид был один, без оружия и, должно быть, случайно наткнулся на кабана. Пшеница росла высоко, мы как раз собирались начать жатву. Он ползком двигался к деревне, но умер, так и не выбравшись из пшеницы.

Мальчик спросил:

— А помните, как Хашим прокатился верхом на кабане?

— Да, клянусь Аллахом! — ответил мой гребец. — Они с братом осматривали посевы ячменя и увидели кабана — старого, с седой шерстью. Брат Хашима хотел застрелить его. Он как раз купил винтовку у кого-то из племени ферайгатов. Хашим пытался остановить брата, но тот выстрелил и ранил кабана в брюхо.

— Да, — вставил другой мужчина, — он очень плохой стрелок.

Мой гребец продолжал:

— Кабан пошел в атаку, сбил его с ног и исполосовал ему руку. Хашим бросился на кабана сзади и ударил его кинжалом в бок. Когда кабан повернулся к нему, Хашим бросил кинжал и вскочил ему на спину. Кабан побежал, а Хашим — на нем верхом. Он за уши держался. Кабан довез его до сада сейида Али и свалился, пытаясь перепрыгнуть через большую канаву. Хашим сказал, что он больше никогда не хочет ездить верхом на кабане!

Слушатели рассмеялись.

— Кабаны — наши враги, — сказал один старик. — Они пожирают наш урожай и убивают нас. Аллах да уничтожит их! Посмотрите на Манати — от него уже не будет прока. Эта свинья, можно сказать, прикончила его.

Мы подошли к устью протока. Таррада Фалиха и группа людей поджидали нас в том месте, где насыпь была повыше и пошире. Мы причалили и вытащили на берег лодку, в которой был Манати. Он лежал на боку, кто-то поддерживал ему голову и плечи. Было похоже, что он потерял не очень много крови — вода на дне лодки была розоватой, но рана являла собой страшное зрелище, были видны разорванные мышцы. Манати слегка повернулся, чтобы взглянуть на свою рану, но ничего не сказал.

В моих ящиках, оставшихся в деревне Фалиха, было большое количество медикаментов. У меня нет профессиональной медицинской подготовки, но после двадцати лет странствий по диким местам, где все считали, что я, конечно же, буду излечивать болезни и раны, я приобрел некоторый опыт в медицине. Кроме того, я никогда не упускал возможность обходить палаты больниц и наблюдать за операциями и таким путем накопил некоторые познания в хирургии. Впрочем, мне предстояло приобрести еще больший опыт за годы пребывания в озерном крае.

Теперь же я сказал Фалиху:

— Нужно как можно быстрей доставить его в твой мадьяф, где я смогу дать ему морфий и попытаюсь обработать рану. Больше я, пожалуй, ничем не могу ему помочь. Его надо отправить в больницу в Амару.

— Не посылайте меня в больницу, — просил Манати. — Только не в больницу! Оставьте меня в родной деревне. Попросите англичанина, чтобы он полечил меня.

— В любом случае надо доставить его в твою деревню, — сказал я Фалиху. Но он стал убеждать меня, что еда уже готова и надо сначала подкрепиться.

Я уже начал сердиться, но Манати сказал мне с улыбкой:

— Поешьте, сахеб,[6] поешьте; со мной все в порядке. Да ведь и я голоден. Я тоже хочу немного поесть перед тем, как отправиться дальше.

Я сдался и прошел туда, где на тростниковой циновке была расставлена еда. Было подано большое блюдо с рисом и кусками баранины, жареные куры и тушеные овощи. Но мне было не до еды, и я быстро поднялся, надеясь, что теперь мы отправимся в путь, но остальные по очереди принимались за еду, пока все не насытились; потом стали пить кофе и чай. Не в состоянии более скрывать свое раздражение и нетерпение, я подошел к Манати. Он держал в руках баранью кость, но я не был уверен, что он на самом деле хоть что-нибудь съел. Выглядел он ужасно.

В деревне Фалиха Манати снова умолял не отправлять его в больницу, но Фалих в конце концов убедил его в том, что это необходимо. Оказалось, что животное изрядно порвало ему ягодицу. Я ввел ему морфий, промыл рану и обработал ее сульфамидным препаратом. Затем мы постарались как можно удобнее устроить Манати в лодке и отправили его в Маджар-эль-Кабир, через который лежал путь в Амару.

Мы встретились с Манати годом позже, когда я остановился позавтракать в его деревне. Я с ужасом увидел, что он стал калекой и не мог двигаться, не опираясь о шест. Я спросил, сколько времени он пробыл в больнице, и он ответил:

• Предыдущая
• 7/53
• Следующая