Золотой ключ. Том 2 - Роберсон Дженнифер - Страница 59
- Предыдущая
- 59/79
- Следующая
Они планировали новую выставку: “Под солнцем и луной. Два века пейзажной живописи” — в результате которой Рафейо должен был приобрести необходимый Верховному иллюстратору опыт музейной работы. Говорили, что выбор темы очень раздражал Премио Фрато Дионисо.
Когда курьера привели в длинную и узкую маленькую галерею, Рафейо как раз клянчил у Арриго недостающие полотна.
— Если вы ссудите нам два “Восхода в Гранидии” Иберро, которые висят у вас в зале для аудиенций, то этот период будет у нас полностью представлен. Мне бы хотелось иметь что-нибудь кисти Риобаро, но он не любил писать пейзажи.
— Ты достиг таких высот в живописи, — улыбнулась Тасия, — что, наверное, можешь написать, их сам, подписать его именем, и все поверят!
Рафейо выпучил на нее глаза. Арриго рассмеялся.
— Она твоя мать, и смущать тебя — ее священный долг. Не поблагодарив курьера, он взглянул на восковую печать на конверте, нахмурился и, не распечатывая, сунул письмо в карман.
— Прошу прощения вашей светлости, — сказал курьер, — но ее светлость велели дождаться ответа.
— Скажи ей… — Он оборвал себя. — Хорошо, я прочту это здесь.
Тасия тронула сына за руку, и оба отошли в сторону, делая вид, что рассматривают выставку автопортретов давно умерших Верховных иллюстраторов. Галиерра Пикка была открыта тридцать лет назад по проекту Гизеллы и Лиссины. Эти две достойные дамы решили, что поскольку Галиерра Веррада закрыта для посетителей, а Галиерра Грихальва находится в одноименном Палассо, куда допускаются только сами Грихальва, то будет справедливо, если люди смогут знакомиться с искусством своей страны в каком-нибудь третьем месте. Экспозицию меняли каждые три месяца. Выставлялись в основном картины из неистощимой коллекции Грихальва, но иногда можно было увидеть и что-нибудь из собственности до'Веррада. Должность хранителя музея служила для молодых иллюстраторов источником ценного опыта. Кто-то из этих юношей будет потом рассказывать иностранным правителям и частным коллекционерам о тонкостях освещения, местоположения и хранения картин.
Трижды в неделю по утрам бесконечно терпеливые экскурсоводы водили по Галиерре детишек. Детям выдавали бумагу и цветные карандаши, предлагая дополнить коллекцию Грихальва своими “шедеврами”. Талантливым детям официально предлагалось брать уроки, некоторые из них даже становились потом иллюстраторами. Трижды в неделю днем Галиерра была открыта для широкой публики. И по крайней мере дважды в месяц иллюстраторы читали лекции о каких-нибудь полотнах или художниках. Нельзя было посетить Мейа-Суэрту и не зайти хоть раз в Галиерру Пикка, будь ты иностранец или коренной житель Тайра-Вирте.
Тасия и Рафейо рассматривали “Автопортрет в восемнадцать лет” Риобаро, когда Арриго внезапно выругался. Тасия обернулась как раз вовремя, чтобы заметить, как он швырнул письмо на пол и выбежал из комнаты. Курьер нагнулся, чтобы поднять конверт и листочек с короткой запиской.
— Дай сюда письмо, — сказала Тасия.
— Ее светлость…
— ..ни о чем не узнает, если ты ей не скажешь, а ты не будешь этого делать. Дай сюда.
— Извините, графиня, я не могу.
— Ты знаешь, кто я? — тихо спросила она. Курьер продолжал смотреть в пол, но его выдала гримаса — он будто хлебнул несладкого лимонада.
— Да, графиня, я знаю, кто вы.
Рафейо разрешил эту проблему, выхватив письмо из его руки. Нижний уголок оторвался, но это было не важно. Письмо умещалось наверху страницы — там был только один абзац и по-детски круглая подпись Мечеллы.
— Граццо, — ехидно поблагодарила Тасия курьера. — Я прослежу, чтобы это письмо оказалось на столе дона Арриго. Можешь идти.
— Можешь даже отправляться в Корассон, — прибавил Рафейо. — Сомневаюсь, что последует какой бы то ни было ответ.
Курьер взглянул на них обоих с нескрываемой ненавистью и вышел.
— Наглый крестьянин, — бросил ему вслед Рафейо. — Эйха, что нынче пишет эта чирас до'орро?
— Она покорнейше извещает любимого мужа, что тот вечер, который они провели вместе на Фуэга Весперра… Матра, она пишет грамотно разве что собственное имя!.. Тот вечер принес им счастье. Она…
Тасия задохнулась на полуслове. Рафейо успокаивающе коснулся ее руки.
— Что там еще?
— Мердитто! Эта грязная свинья беременна! — Она скомкала листок. — Этот сукин сын лгал мне! Он сказал, что все было не так, как нам кажется, что он не дотрагивался до нее, что единственное, чего он хотел, — это вытрясти из нее душу… Рафейо был совершенно сбит с толку.
— Но я думал, ты сама хотела, чтобы у нее было побольше детей и ей было бы чем заняться.
— И ты думаешь, я это всерьез говорила, — огрызнулась Тасия. — Он мой, Рафейо, он поклялся, что больше не прикоснется к ней, черт бы его побрал! Я этого не вынесу! И я этого так не оставлю!
— Мама, пожалуйста, успокойся. Он любит тебя, а не ее.
— Ты что, не понимаешь? Он увидел ее, захотел и взял! Только что не прямо в зале, на полу, при всех! Ты замечаешь хоть что-нибудь, кроме своих дурацких красок? Он лгал мне, он предал меня, а она.., я слышу, как она теперь смеется надо мной!
— Она не хочет его больше. Ты сама говорила, что не хочет.
— Ты говоришь как мужчина. Конечно, она его не хочет! Она сделала это только для того, чтобы унизить меня! Явилась разряженная, как нипалийская шлюха, и соблазнила его!
Тасия в ярости шарила взглядом вокруг себя.
— Где перо? Мне нужно написать…
Рафейо вытащил из кармана карандаш. Она схватила его, бросилась на пол и, расправив скомканное письмо, нацарапала на обороте язвительную непристойную фразу.
— Отнеси это ему. Прямо сейчас. Найди его, в какой бы сточной канаве он ни прятался, и отдай ему это!
— Конечно, но…
Он взял листок и хотел помочь ей подняться на ноги. Тасия оттолкнула его. Лицо ее было пунцовым, а сжатые губы побелели от ярости.
— Мама! — закричал он в ужасе.
— Отнеси ему! Немедленно! Сейчас же!
Тасия смотрела на него снизу вверх, стоя на четвереньках, — груда мятых шелков и оскорбленной гордости. Она тяжело дышала, черные глаза бешено сверкали.
— Ты мой сын Так защити же меня!
Рафейо выскочил из Галиерры на улицу, не видя перед собой ничего. Каким-то образом он нашел дорогу в Палассо Веррада, как-то сумел объяснить лакею, что должен передать письмо дону Арриго от графини до'Альва. Как-то вскарабкался по лестнице на второй этаж, не опускаясь на колени, как его мать.
Арриго лгал ей, Арриго предал ее. По пути Рафейо на лестницах и в переходах висели великолепные картины, написанные руками верных Грихальва для до'Веррада, этих лжецов и предателей. И эта красота, этот гений служат человеку, который мог так поступить с Тасией.
Его мать. На коленях. Мать, чье тело подарило ему жизнь, чье тело дарило наслаждение Арриго на протяжении всей жизни Рафейо. Арриго наплевать на унижение Тасии. Она значит для него не больше, чем эти картины на стенах, — она тоже Грихальва и тоже принадлежит ему.
И Рафейо вынужден служить этому человеку. Когда-нибудь он станет его Верховным иллюстратором.
И Мечелла. Великая герцогиня Тайра-Вирте. Ей он тоже должен будет служить.
Это она во всем виновата. Окуласурро корассонерро, говорится в старой пословице. Когда-то кастейские крестьяне называли так светловолосых мускулистых северных варваров, совершавших набеги на их земли. Как раз про Мечеллу. Голубые глаза, черное сердце. Если бы она никогда не приезжала в Тайра-Вирте, если бы довольствовалась рождением и воспитанием детей, как разумная женщина, если бы она вообще не рождалась на свет…
Если бы она умерла.
Он должен служить Арриго. У него нет выбора. Кроме того, виноват не Арриго — он всего лишь мужчина. В том, что случилось, повинна одна Мечелла. Когда она жила в своем Корассоне, у Арриго с Тасией все так хорошо складывалось… Мечелла и только Мечелла виновата во всем. И если она уедет навсегда…
Он должен служить Арриго. У него нет выбора. Верховные иллюстраторы всегда служат Великим герцогам.
- Предыдущая
- 59/79
- Следующая
