Изменяющие облик - Роберсон Дженнифер - Страница 6

• Предыдущая
• 6/73
• Следующая

– Итак, вы потребуете за меня выкуп у Мухаара? – возмущенно выдохнул Кэриллон.

Финн потер гладкий подбородок и задумался, по-прежнему с усмешкой глядя на них:

– Это не мне решать. Решать будет Совет Клана Чэйсули. Но я дам тебе знать о том, какова будет твоя судьба.

Аликс резко выпрямилась:

– А как же я?

Он долго смотрел на нее, словно бы не видя, потом упал на одно колено и поднес конец ее косы к губам – выглядел он в этот момент как заправский соблазнитель:

– Ты, мэйха, останешься с нами. Чэйсули дорого ценят женщин – их у нас мало, а они нам нужны, чтобы рожать детей, особенно сейчас, когда большая часть Чэйсули истреблена, – он словно бы и вовсе не обратил внимание на то, что лицо девушки при этих словах перекосилось от гнева, что у нее даже дыхание перехватило. – В отличии от хомэйнов, которые берут женщину на одну ночь, мы берем их навсегда.

Аликс отшатнулась от него, вырвав косу из его рук. Страх стиснул ее грудь, она едва могла дышать, ее била крупная дрожь.

Он ведь действительно может это сделать, поняла она. Он – может. Ондемон…

– Отпусти меня, – умоляюще проговорила Аликс. – Не держи меня здесь. Финн поднял брови:

– Неужели, мэйха, тебе так быстро наскучило мое общество? Если бы ты знала, как больно ранишь мое сердце этими словами…

– Аликс не принадлежит тебе, – холодно сказал Кэриллон. – Если тебе нужен выкуп, можешь взять выкуп и за нее. И если цена будет слишком высока для ее отца, за нее заплатит Мухаар.

Финн не сподобился даже взглянуть на принца. Он по-прежнему пожирал глазами Аликс:

– Она – военная добыча, малыш. Моя добыча в моей собственной войне против Мухаара. Я никогда не возьму золота у того, кто может приказать уничтожить целый народ.

– Я не добыча! – крикнула Аликс. – Я женщина! Женщина, а не племенная кобылица, о которой судят по ее способности приносить потомство или получать призы. Ты не смеешь так со мной обращаться!

Финн поймал ее за руку и осторожно обхватил ее запястье пальцами. Она пыталась вырваться, но безуспешно.

– Я буду обращаться с тобой так, как захочу, – деловито сообщил он. – Но я хотел бы, чтобы ты знала – мэйхи у Чэйсули в чести. То, что женщина не имеет чэйсула, не делает ее шлюхой. Разве эта жизнь не лучше, чем жизнь веселой женщины в Мухааре?

Аликс снова дернулась:

– Отпусти!..

– Ты не первая женщина, которую заполучили так, – серьезно продолжал Финн, – и, конечно, не последняя. Сейчас ты моя, и я могу делать с тобой все, что хочу.

Кэриллон попытался схватить Финна за руку, но не смог – мешала боль в запястье, – и только зло выругался, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы.

Финн наконец сжалился над ними и отпустил Аликс:

– Если ты позволишь, я залечу рану.

– Залечишь!..

– Да, – тихо ответил Чэйсули. – Это дар древних богов. Мы умеем исцелять.

Аликс потерла запястье:

– Что ты такое говоришь, оборотень?

– Чэйсули – поправил он. – Я могу призвать себе на помощь магию земли.

– Колдовство! – воскликнул Кэриллон в священном ужасе.

Финн пожал плечами:

– Да, но вместе с тем и дар. И используется он только во благо.

– Я даже прикосновения твоего не потреплю!

Финн подошел к Кэриллону и перехватил его больную руку. Принц дернулся, намереваясь оказать сопротивление – или возразить, по крайней мере – но так ничего и не сказал, на его лице появилось выражение изумления.

– Кэриллон? – прошептала Аликс.

– Боль… – странным потрясенным голосом выговорил он.

– Магия земли облегчает боль, – деловито пояснил Финн, опускаясь на колени рядом с побледневшим принцем. – Но она может и больше.

Аликс даже рот приоткрыла, наблюдая за Чэйсули. Желтые глаза Финна, казалось, пронизывали насквозь, при этом сохраняя отстраненное, девушка осознала, что перед ней открылся путь к свободе. Чэйсули, казалось, ушел куда-то в неведомую даль.

Девушка сделала легкое движение, собираясь подняться на ноги – и остановилась, заметив выражение лица Кэриллона: изумление, замешательство, отвращение, сопротивление… Но она также поняла, что слова Финна были правдой, прежде, чем она успела задать вопрос, испуганная чародейством Чэйсули, Финн отпустил запястье Кэриллона.

– Дело сделано, малыш. Рана заживет быстро, легко, болеть не будет, но отметины останутся. Будет тебе памятка о собственной глупости.

– О глупости?! – воскликнул Кэриллон. Финн мрачновато улыбнулся:

– Глупость – угрожать воину Чэйсули при его лиир, – он кивнул на серебряного волка, неподвижно лежавшего у палатки. – Сторр никому не позволит причинить мне зло, даже если это будет стоить ему жизни…

Он внезапно нахмурился, взгляд его стал угрюмым:

– … хотя за это тоже надо платить.

– Тогда однажды я убью вас обоих, – отчетливо проговорил Кэриллон.

Аликс внезапно ощутила всей кожей опасное и непонятное напряжение, возникшее между принцем и Чэйсули. И когда губы Финна искривила ироническая усмешка, по ее спине пробежал холодок.

– Можешь попытаться, малыш, но не думаю, чтобы тебе это удалось. Мы предназначены вовсе не для того, чтобы перерезать друг другу глотки.

– Что ты такое говоришь? – растерянно спросила Аликс.

Финн перевел взгляд на нее:

– Ты не знаешь Предсказания Перворожденного, мэйха. Когда узнаешь, получишь ответы на все вопросы, – он поднялся мягким скользящим движением, напомнив ей горную кошку. – Только тогда вопросов станет еще больше.

– Какое предсказание?

– То, что дает всем Чэйсули цель, – он поднял правую руку ладонью вверх, пальцы веером. – Ты поймешь это – позже. Сейчас я должен видеть моего рухолли.

Вы можете спать здесь или в моей палатке, Сторр побудет с вами, пока меня нет.

Он отвернулся и тихо пошел прочь, почти мгновенно растворившись в темноте.

Аликс вздрогнула, когда волк подошел к ним ближе. Он улегся возле синего одеяла, расстеленного на земле. Янтарные глаза зверя внимательно и понимающе следили за ними.

Девушка вспомнила странные слова Финна, его непонятную реакцию на мягкий голос, который она услышала внутри себя.

Волк, ты говоришь?..

Ничто не отозвалось в ней в ответ на безмолвный вопрос. Волк, которого называли лиир, вовсе не выглядел сейчас грозным: он положил голову на лапы, высунув розовый язык. Но в его глазах – звериных, нечеловеческих, – светились разум и мысль.

• Предыдущая
• 6/73
• Следующая