Боевая молодость - Буданцев Иван Иванович - Страница 4
- Предыдущая
- 4/17
- Следующая
Я молчал, соображая. Потапов закурил.
— Матвеева Федора допросить не удалось. Когда мы приехали в госпиталь, нам сообщили, что утром Матвеева обнаружили на койке мертвым. Врач предположил, что умер он от большой дозы морфия. Ввела же морфий дежурная сестра, а она, сестра-то, исчезла из госпиталя, не сдав своего дежурства. По документам в личном деле, она — казачка станицы Кореновской Дубровина Анна Тимофеевна. Пошли по ее городскому адресу, а там она никогда не проживала, и никто никакой сестры милосердия и не видел, и не знает. Тогда взялись мы за Гавронского, у которого прежде служил Федор Матвеев. Этого Федора Матвеева Гавронский, по его словам, отправил вон от себя потому, что тот начал пьянствовать. Проверили: да, Матвеев начал пить. Андриевского же Гавронский давно не встречал, в Екатеринославе не видел его. И даже понятия не имеет, где находится Андриевский. И веревочка оборвалась, студент. Но едем далее. В городе живет мать Гавронского. О ком он еще из близких пишет в дневнике?
— О своей невесте, какой-то Лидии.
— Вот. Где она, мы не знаем. Может, и здесь, в городе живет. Черт ее знает! Лидия, Лидия! Тут тысячи Лидий. — Он помолчал. — Твоя задача для начала: познакомиться с матерью Гавронского. А через нее — и с невестой Лидией; во всяком случае узнаешь, где живет Лидия. Уяснил? У них попытайся пронюхать об Андриевском. Ясно?
— Ясно.
— Какого ты дружка Гавронского выбрал для себя из дневника? — спросил Потапов.
Я подумал. Мне казалось, что дружок в данном случае и не нужен. Гавронский в тюрьме. Никто здесь меня не знает. Я представлюсь матери Гавронского студентом Буданцевым. А в прошлом будто бы я служил вместе с ее сыном в Дроздовской дивизии. Я сказал об этом Потапову.
— Что же, валяй так, — согласился он.
И еще мы решили: в зависимости от того, как поведет себя Гавронская, возможно, я намекну, что живу в городе по чужим документам. Или даже скажу, мол, прибыл из Крыма со специальным заданием к капитану Андриевскому, адрес которого мне должен сообщить ее сын. Адрес свой Андриевский должен был дать Борису. Так было условлено, когда Андриевский уходил в тыл красных. Об аресте Гавронского я, конечно, не знаю.
Тянуть время было нельзя. Обстановка на фронте, в стране, складывалась очень серьезная. Годы войны истощили молодую республику. Белополяки мир не заключали, затягивали переговоры. Почему? Выжидают чего-то, думал я. Уже пошли слухи, что в Поволжье начинается голод. Когда я приехал в Екатеринослав, на базаре лотки ломились от фруктов, овощей, разной живности. Муку продавали пудами. Вдруг все исчезло, цены подскочили невероятно, что говорило о серьезном положении. И действительно, вскоре стало известно, что решением Реввоенсовета Республики был создан Южный фронт для борьбы с Врангелем.
Из квартиры я ушел раньше Потапова. Мечты о мирной жизни, об учебе вылетели из моей головы. Я шагал в потемках по улице, и состояние, похожее на предбоевое, овладевало мной. Где-то в стороне базара раздались револьверные выстрелы. И опять тихо. Ворье, бандитов ловят. За железной дорогой поднялась стрельба и разом прекратилась.
Южный фронт держится хорошо, размышлял я, Фрунзе — превосходный стратег и тактик, но завтра, послезавтра, через три дня в одну и ту же ночь в нашем тылу могут взорвать все мосты через Днепр, обе железные дороги, ведущие на север и восток. Белополяки ударят с запада, Врангель повернет все силы им навстречу. Что тогда будет?.. А где-то здесь, возможно, вон в том доме, сидит сейчас при завешенных окнах капитан Андриевский, опытный, хитрый и дерзкий. Ждет своих лазутчиков или уже беседует с ними. «Маленький капитан в пенсне» — так Гавронский называл в дневнике Андриевского. А прозвала его так мать Гавронского, когда в девятнадцатом году, в феврале месяце, Андриевский прожил у них в доме несколько дней.
Всю ночь я не спал. Задание показалось вдруг мне таким важным, что пугался: а справлюсь ли? Гавронский, денщик его Федька… Оба сдались нашим, перешли к нам… При наступлении белых Гавронский скрылся из казармы. Исчез. Значит, уверен был, что белые ворвутся в город? И получил на этот случай задание? А если завтра у Гавронской застану самого Андриевского? А что за птица сама Гавронская?
Я ходил по комнате, по веранде в одних носках, ложился на кровать. Опять ходил и ложился, но уснул только на рассвете. Лучи солнца разбудили меня. Шел десятый час. К Гавронской я должен был пойти ровно в семь вечера.
У Петровых за домом была устроена душевая: бак на четырех столбах, обшитых досками. Холодный душ взбодрил меня. После завтрака начистил сапоги, отгладил свою офицерскую гимнастерку. Мария Григорьевна, проходя мимо, лукаво поглядывала на меня.
— Иван Иванович собирается сегодня на свидание, — наконец произнесла она, остановившись.
— Вы угадали, Мария Григорьевна, — отвечал я. — Вчера познакомился в столовой с одной студенткой. Вы сегодня к ужину меня не ждите. Видимо, я приду поздно.
Она покачала головой.
— Как просто теперь у вас стало: вчера познакомился, а сегодня уже поздно придет! — Она вздохнула. — Из какой же семьи она, Ваня?
— Еще не знаю, Мария Григорьевна.
— Ох, ох! Да местная она или приезжая?
— Приезжая. Из Харькова.
— Как просто стало, как просто! — повторяла моя добрая хозяйка, удаляясь в комнаты.
Днем я побывал в институте, пообедал в столовой. Ровно в семь я подходил к большому, оштукатуренному деревянному дому Гавронских. Перед домом палисадник. От калитки к крыльцу широкая дорожка, посыпанная желтым песком. По обе стороны дорожки густые кусты роз. Две скамейки с резными спинками стояли на крыльце. Окна были завешаны белыми гардинами. Следов на дорожке никаких не было. Неужели за весь день никто не выходил из дому? В крайнем окне, показалось мне, когда я взошел на крыльцо, дрогнула гардина. Я дернул за ручку звонка. Тихо. Гардины не шевелились. Но и через них могли видеть меня.
Я позвонил еще. Наконец послышались шаги.
— Кто там? — спросил женский голос.
— Скажите, пожалуйста, здесь ли проживает Борис Сергеевич Гавронский?
Дверь приоткрылась на длину цепочки. Я увидел лицо пожилой женщины со следами былой красоты. Волосы с проседью, в больших серых глазах — настороженность.
— Мне нужно видеть Бориса по очень важному делу, — сказал я. — Мы служили с ним вместе.
Цепочка упала. Передо мной стояла полная, но еще стройная женщина в длинном темном платье с глухим воротником. На груди висел крохотный медальон на тонкой золотой цепочке.
— Иван Иванович Буданцев, — представился я. — Мы с Борисом Сергеевичем кончали военное училище и служили в одном полку. А вы…
— Я мать его, — перебила она. — Заходите. Очень рада. Зовут меня Ирина Владимировна.
В конце веранды была дверь в дом, и я увидел лестницу и лаз на чердак.
В прихожей я положил фуражку на полку вешалки. В доме пахло дынями и вроде бы еще укропом.
— Извините за беспорядок, — говорила Гавронская, проводя меня в гостиную, — я немножко нездорова.
Беспорядка я не заметил. Большой стол был застелен белой скатертью, стояли астры в хрустальной вазе. Мягкие кресла, диван, на стене большие часы и портрет красивого юноши в сюртуке, очевидно, Бориса Гавронского.
— Садитесь, — указала она на кресло, сама опустилась на диван.
Я поблагодарил и сел, глядя на хозяйку и прислушиваясь. Казалось, здесь только что кто-то был. Обе двери в другие комнаты плотно закрыты.
Настороженность исчезла с лица Гавронской, но доверия ко мне я еще не улавливал.
— К сожалению, Бори нет дома, — заговорила она. — С ним несчастье. Он арестован. За что, я не знаю. Арестовали здесь, в доме, когда Врангель наступал. Я болела, он прибежал сообщить, что покидает город со своим военкоматом, что ли. Не знаю… Он служил у них там… Он задержался из-за меня… Когда он сказал, что покидает меня, я упала в обморок, он и задержался… А за ним пришли из чека и увели… больше я не видела его, — глаза ее наполнились слезами, она замолчала.
- Предыдущая
- 4/17
- Следующая
