Стилет - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн" - Страница 39

• Предыдущая
• 39/42
• Следующая

В Нью-Йорке осталось немного мест, которые сопротивляются расширению строительства современного дешевого жилья так успешно, как верхняя Парк-авеню. Одна из причин этого — здесь находится торговая мекка испанского Гарлема. Рядом с путями Центрального железнодорожного вокзала Нью-Йорка, от платформ которого то и дело отходят пригородные поезда, доставляющие пассажиров с льготными сезонными билетами к их крохотному месту отдыха в пригороде, располагается один из последних открытых рынков города.

Люди, продающие здесь товары и совершающие покупки, в большинстве своем выходцы из Пуэрто-Рико. Они составляют веселую, красочную толпу, двигающуюся среди торговых повозок и возле витрин магазинчиков, беззаботно и радостно галдящую, несмотря на свою бедность, как у себя на родине, на своем тропическом острове.

Имеются и отели в этой части Парк-авеню. Они не очень похожи на своих собратьев, расположенных ниже по той же улице, но выполняют то же назначение. Это места, где можно поспать и поесть и где усталый путник может получить приют. Главным различием между отелями, помимо меблировки и оборудования, является форма оплаты за услуги. В фешенебельных отелях принимается оплата по кредитным карточкам, в отелях испанского Гарлема — только наличными.

Чезаре отошел от окна, когда по рельсам мимо отеля “Дель-Рио” прогрохотал поезд. Посмотрел на Люк, сидящую в кресле и просматривающую утренние газеты. Закурил.

— Неужели ты не можешь заняться чем-нибудь еще, вместо того чтобы читать целый день эти проклятые газеты? — спросил он.

Люк взглянула на него. Всю неделю он находится на грани нервного срыва, очень раздражителен. Прошло уже более двух недель, с тех пор как уехала Илеана, а они сидят взаперти в этом номере, почти не покидая его.

Вначале это казалось забавным. Они смеялись над всеми маленькими неудобствами: текущим водопроводным краном, скрипящей кроватью, провалившимися сиденьями кресел. Постепенно убожество обстановки стало раздражать их и перестало казаться смешным.

Люк первая поняла, что происходит. Женщины приноравливаются к тем или иным ситуациям гораздо быстрее мужчин. У них больше терпения. Они лучше приспособлены к ожиданию — и духовно и физически.

Обычно приход месячных предварялся у нее тянущей болью внизу живота. Но пока ничего не было, никакого намека на боль. Где-то шевельнулась мысль, уж не забеременела ли она, — задержка уже больше недели, а раньше у нее никогда не было задержек.

— Почему бы тебе не прилечь и не отдохнуть, — сказала она спокойно.

Чезаре обернулся и свирепо взглянул на нее.

— Отдохнуть? Я только это и делаю в этой вонючей дыре! Ем жирную пищу и сплю в грязной постели! Я сыт этим по горло!

— Но жить так лучше, чем быть мертвым, — возразила Люк.

— Иногда я сомневаюсь в этом, — сказал Чезаре, подходя к окну и выглядывая на улицу.

Она снова уткнулась в газеты, но его голос отвлек ее от чтения:

— Я привык видеть людей, похожих на этих прохожих, у себя в деревне, в Италии, когда был маленьким мальчиком. Посмотри на них. Они улыбаются, кричат, роясь в земле в поисках пищи.

Люк встала с кресла и присоединилась к нему.

— Мне они кажутся вполне счастливыми, — заметила она, глядя вниз. В голосе Чезаре слышалось изумление.

— Этого я никогда не мог понять. Что делает их такими счастливыми? Что у них есть такое, чего не имеем мы? Неужели они не понимают, что мир создан для немногих — для тех, кто может взять? Они должны бы знать об этом. И все же они довольны, улыбаются, смеются и рожают детей. Чем же таким они обладают, чего нет у нас?

Люк вспомнила, как, будучи маленькой девочкой, испытывала волнение и радость, когда ездила в город за покупками. Бедный Чезаре! В мире столько вещей, которых у него никогда не было!

— Может быть, это надежда? — высказала она предположение.

Чезаре посмотрел на нее сверху вниз.

— Надежда? — рассмеялся он. — Это слово придумали мечтатели.

— Может быть, у них есть вера, — пыталась она убедить его.

— А это слово выдумали священники, — продолжал он смеяться.

Она не отрывала своей ладони от его обнаженной руки. Пусть с этим прикосновением в него перейдет ее знание жизни, то мироощущение, которое ей присуще.

— Может быть, у них есть любовь? — нежно сказала Люк.

Он пристально посмотрел на нее, потом отвернулся и отнял свою руку.

— А это слово — самый большой обман из всех. Его придумали женщины, чтобы скрыть свои физиологические потребности.

Люк вернулась в кресло и взяла газету. Но буквы расплывались у нее перед глазами. Внутри возникла странно знакомая боль.

— Ну, тогда я не знаю.

Он отошел от окна и вновь пристально взглянул на нее. Ей не нужно было поднимать голову, чтобы убедиться в том, что на его губах появилась жестокая усмешка. В последние дни она видела ее довольно часто — каждый раз, когда он отворачивался от нее в тот момент, когда был больше всего ей нужен...

— Это верно — ты не знаешь. Правда такова, что ее не знает никто. Возможно, я единственный, кто признает это. У большинства людей лишь одно желание — существовать. И неважно как, лишь бы существовать. День за днем, год за годом, неизвестно зачем.

Люк собиралась ответить ему, но в этот момент раздался стук в дверь. Она бросила взгляд на Чезаре. В его руке был стилет.

— Кто там? — спросила Люк.

За дверью прозвучал голос портье:

— Ваши послеобеденные газеты, мэм.

— Положите их возле двери. Я возьму их через минуту — Слушаюсь, мэм.

Они подождали, пока не услышали” как портье спускается по лестнице. Люк встала, открыла дверь и взяла газеты. Сев в кресло, развернула одну из них.

Чезаре грубо вырвал газету из ее рук и вместе со всей пачкой бросил на пол.

— Когда ты прекратишь читать эти проклятые газеты?

Он вернулся к окну, а она терпеливо нагнулась и подняла прессу. На развороте одной из газет она увидела фотографию.

— Чезаре! Чезаре! — закричала она, протягивая ему газету. — Смотри! Она уже вернулась.

С фотополосы “Джорнэл Америкой” на них смотрела Илеана. Она с улыбкой приветственно махала рукой с трапа самолета. Подпись под фотографией гласила:

"Баронесса возвратилась в Нью-Йорк после отдыха за границей”.

Люди, собравшиеся в кабинете Бейкера, непроизвольно напряглись, услышав по селектору, стоявшему на столе, голос Илеаны.

— Слушаю, — сказала она.

— Это Чезаре, — прозвучал его напряженный и поспешный голос. — Тебе передали послание?

Один из детективов поднял трубку и что-то прошептал в нее.

— Чезаре, где ты? С тобой все в порядке? — слышался голос Илеаны по селектору.

Бейкер взглянул на детектива у телефона.

— Пока она отвлекает его в соответствии с нашими инструкциями, попробуйте установить, откуда он говорит.

— Мы стараемся делать все по возможности быстро, сэр, — ответил детектив.

— Да, оно у меня, — сказала Илеана. — Но, Чезаре, я ничего не понимаю...

— Это неважно, — прервал он ее. — Просто прочти!

— Луна взойдет сегодня вечером, — прозвучал нерешительный голос Илеаны.

В динамиках раздался щелчок, когда Чезаре повесил трубку, и вновь — голос Илеаны:

— Чезаре! Чезаре! Ты меня слышишь? Бейкер взглянул на детектива.

— Вы установили, откуда он говорил?

— Нет, он слишком быстро закончил разговор.

По селектору вновь прозвучал голос Илеаны.

— Чезаре!

Бейкер поднял трубку другого телефона.

— Он отключился, баронесса. Ее голос показался ему несколько испуганным.

— А я делала все правильно, мистер Бейкер? — спросила она. — Я удерживала его настолько долго, насколько могла.

— Вы сделали все прекрасно, баронесса, — ответил он уверенно, хотя чувствовал, что это не совсем так. — Мы держим все под контролем.

Он положил трубку и взглянул на детектива.

— Благодарю вас, — сказал он ему. -Можете заканчивать.

— Мы наверняка сможем что-то предпринять, если он завтра выйдет из своего укрытия, — проговорил детектив.

• Предыдущая
• 39/42
• Следующая