Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы) - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн" - Страница 69
- Предыдущая
- 69/152
- Следующая
– Да бросьте вы, – Рина опустилась в кресло. – Считается, что я актриса, но теперь я сама хочу это проверить. И только вы, единственный в своем роде режиссер, можете помочь мне понять это.
Клод внимательно посмотрел на нее.
– Вы читали сценарий?
Рина кивнула.
– Вы помните первые слова девушки, когда она является в лагерь?
– Да.
– Прочтите мне их, – сказал Клод, протягивая ей сценарий.
Рина взяла сценарий, но не раскрыла его.
– Меня зовут Мэри. Да, точно. Я думаю, что меня зовут Мэри.
– Вы произносите слова, мисс Марлоу, но вы не задумываетесь над ними. Не чувствуется, что вы делаете большие усилия, чтобы вспомнить свое имя.
Рина молча посмотрела на режиссера, затем встала и подошла к камину. Повернувшись к Клоду спиной, она положила руки на каминную доску. Рина развязала пучок, и белокурые волосы рассыпались по плечам. Она резко повернулась. Когда она заговорила, ее лицо казалось изможденным.
– Меня зовут Мэри, – хрипло прошептала она. – Да, точно. Я думаю, что меня зовут Мэри.
Клод почувствовал, как его руки начали покрываться гусиной кожей. Это происходило с ним всегда, когда он испытывал восторг, глядя на сцену.
Берни Норман появился лишь в последний день съемок. Он помотал головой, толкнул дверь и вышел на большую сценическую площадку. Ему надо было все тщательно выяснить, прежде чем приглашать этого пижона. Хуже того, перед тем как покупать пьесу, надо было проверить, все ли у этого парня в порядке с головой.
Прежде всего, сроки съемок растянулись еще на месяц. Режиссеру, видите ли, понадобилось еще тридцать дней, чтобы отрепетировать с Риной роль. Норман попытался возразить, но Рина решительно заявила, что не выйдет на съемочную площадку прежде, чем Данбар не скажет, что она готова. Это обошлось в лишних сто пятьдесят тысяч только на заработную плату.
Потом режиссер настоял, чтобы в фильме все было в точности, как в спектакле. Бюджет опять полетел к черту, вылетело еще пятьдесят тысяч. В довершение ко всему Данбар потребовал, чтобы каждое слово в фильме звучало так же отчетливо, как на сцене. Его абсолютно не интересовало, сколько для этого понадобится дублей. Да и почему, собственно, это должно было его интересовать? Ведь он тратил не свои денежки.
Съемки продолжались три месяца и потребовали полутора миллионов. Войдя на площадку, Берни Норман зажмурился от яркого света.
Слава Богу, это была последняя сцена. Девушка утром открыла дверь и обнаружила обоих мужчин мертвыми – младший убил старшего, а затем покончил с собой, когда осознал всю меру своего падения. Единственно, что предстояло сделать девушке – посмотреть на мужчин, немного всплакнуть и удалиться в пустыню. Казалось бы, ничего сложного! Десять минут – и делу конец.
– Все по местам!
Оба актера растянулись на песке перед входом в хижину. Помощник режиссера сверил их позы с фотографиями и внес небольшие изменения: у одного неправильно лежала рука, у другого запачкалась щека.
Норман увидел Данбара и кивнул ему. В наступившей тишине раздались звук хлопушки и голос режиссера:
– Начали!
Норман порадовался. Все в порядке. Дверь хижины медленно отворилась, и на пороге показалась Рина. Взор ее остановился на лежащих у порога мужчинах.
Норман выругался про себя. Неужели у этого шельмеца не хватило ума сделать ей наряд более открытым? Ведь в конце концов действие происходит в пустыне. Так ведь нет. Платье закрывало ее по самую шею, словно стояла зима. Прекрасная грудь, с которой и следовало работать Данбару, была совершенно скрыта.
Камера начала наезжать на Рину, она медленно подняла голову и посмотрела в нее. Прошла минута, еще одна.
– Плачь, черт возьми! – раздался крик Данбара. – Плачь!
Но глаза Рины были пусты.
– Стоп! – заорал Данбар. Переступив через одного из лежащих мужчин, он подошел к Рине. – В этой сцене тебе надо плакать, забыла, что ли? – с сарказмом спросил он. Рина молча кивнула.
Данбар вернулся на свое место у камеры. Рина зашла в хижину и закрыла за собой дверь. Помощник режиссера снова проверил позы актеров и покинул площадку.
– Сцена триста семнадцать, дубль два! – провозгласил ассистент и отскочил от камеры.
Все повторилось, как и в прошлый раз. Глаза Рины были абсолютно сухи. Она резко отошла в сторону.
– Стоп! – закричал Данбар и снова выбежал на площадку.
– Прости, Клод, – сказала Рина. – Я не могу, лучше сделать макияж.
– Макияж! – завопил ассистент. – Принесите слезы!
Норман согласно кивнул. Не было смысла зря тратить деньги. На экране все равно никто не разберет – настоящие слезы или нет, а кроме того, искусственные скатываются по щекам даже более эффектно.
– Не надо макияжа! – крикнул Данбар.
– Не надо макияжа! – повторил его ассистент.
– Это последняя сцена, – обратился Данбар к Рине. – Двое мужчин мертвы из-за тебя, и от тебя требуется всего лишь немного слез. Даже не потому, что тебе жалко их или себя, просто я хочу, чтобы ты дала мне понять, что у тебя есть душа. Совсем немного, только для того, чтобы показать, что ты женщина, а не животное. Поняла? – Рина кивнула. – Хорошо, – взял себя в руки Данбар. – Начнем с начала.
Он вернулся на свое место и наклонился вперед, наблюдая за Риной, выходящей из дверей хижины.
– Ну, вот сейчас, – почти прошептал он, – плачь!
Рина уставилась в камеру. И снова ничего не произошло.
– Стоп! – завопил Данбар. – Да что ты за женщина!
– Ну пожалуйста, Клод, – взмолилась Рина.
Он холодно посмотрел на нее.
– Мы работаем над фильмом уже несколько месяцев. Я тружусь день и ночь только для того, чтобы доказать, что ты актриса. Я сделал все, что мог, и не могу испортить всю картину из-за последней сцены. Ты хотела быть актрисой – пожалуйста, доказывай это. Играй!
Он повернулся к ней спиной и отошел. Норман закрыл лицо руками. И это стоит ему десять тысяч в день! Надо было предвидеть.
– Начали!
Норман раздвинул пальцы рук и посмотрел на площадку. До него донесся тихий голос Данбара, обращенный к Рине:
– Так, так, теперь выходишь, смотришь вниз, на них. Сначала на Пола, потом на Джозефа. Ты видишь в руке Джозефа револьвер и понимаешь, что произошло. Теперь осматриваешься. Да, они мертвы. Может быть, ты и не любила их, но ты жила вместе с ними. Возможно, что на какой-то момент один из них помог тебе вернуть хотя бы кусочек памяти – той памяти, которую ты утратила. И это твой отец, или брат, или, может быть, ребенок, которого ты никогда не имела – это кто-нибудь из них лежит на песке у твоих ног. Ты начинаешь плакать. – Норман постепенно отнимал руки от лица, тяжело дыша и отступая от камеры. Рина плакала. На глазах у нее были слезы. Данбар продолжал шептать: – Ты еще плачешь, но на тебя снова нашло затмение, ты уже не помнишь, почему плачешь. Все! Слезы останавливаются, и твои глаза сухие, теперь ты поворачиваешься и смотришь в пустыню. Где-то там, в этом безбрежном песке, тебя ждет кто-то, кто-то с твоей памятью. Ты найдешь его и снова узнаешь, кто ты. Ты начинаешь медленно уходить в пустыню... медленно... медленно... медленно.
Голос Данбара становился тише по мере того, как Рина удалялась. Это было потрясающее зрелище, даже ее прямая спина взывала к жалости. Норман огляделся. Вся съемочная группа смотрела на Рину, забыв обо всем. Он почувствовал, как на глаза начали наворачиваться слезы. Эта дьявольская сцена проняла даже его.
– Стоп! – раздался хриплый торжествующий голос Данбара. – Снято! – он бессильно откинулся в кресле.
Съемочная площадка превратилась в бедлам, все кричали, аплодировали. Улыбались даже ветераны, многое повидавшие на своем веку. Норман выбежал на площадку и в возбуждении схватил Рину за руку.
– Ты была прекрасна, детка, – сказал он. – Потрясающе.
Рина посмотрела на него. Вид у нее был отсутствующий, но вскоре ее глаза приняли осмысленное выражение. Она посмотрела на Данбара, сидящего в своем кресле в окружении оператора, ассистента и другой публики, потом перевела взгляд на Нормана.
- Предыдущая
- 69/152
- Следующая
