Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы) - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн" - Страница 58
- Предыдущая
- 58/152
- Следующая
Было еще рано, когда Амру Сингх пришел на прием, устроенный Паваном в честь окончания своего скульптурного шедевра. Он прибыл около шести, отвесил почтительный поклон хозяину, вежливо отказался от выпивки и занял свое обычное место у стены в пустой комнате.
Следуя привычке, он снял рубашку, сложил ее и постелил на пол, затем снял ботинки и, оставшись босиком, поставил их на пол рядом с рубашкой. Сделав глубокий вдох, он прислонился к стене и медленно опустился на рубашку, скрестив ноги.
В таком положении он мог, не поворачивая головы, наблюдать за всем, что происходило в комнате, а кроме того, эта поза способствовала беспрепятственному течению мыслей. Он размышлял о многих вещах, но главным образом о тщетности и суетности человеческой жизни. Амру Сингх всегда искал человека, который, поднявшись над собственным тщеславием и амбициями, стремился познать красоту, веками таящуюся в глубине человеческого духа. Но пока он не нашел такого человека, не распознал его.
Он почувствовал в мускулах знакомое напряжение и в то же время покой и комфорт, дыхание стало тихим и неглубоким. Но глаза оставались открытыми. Встреча может произойти в любой из вечеров, может быть, даже сегодня его поискам придет конец.
Но он также чувствовал, что в комнате витает злой дух богини Кали. Внутренним движением плеч он прогонял от себя чувство разочарования. Здесь было слишком много незначительных людей.
В углу за большой софой, на полу, мужчина и женщина совершали половой акт, думая, что скрыты от посторонних глаз. Амру Сингх вспомнил о непристойных позах, вырезанных на стенах храма богини Кали, и почувствовал нарастающее отвращение. Грубое совокупление, которое он наблюдал между высоких ножек софы, нельзя было оправдать священным поклонением злу.
В нише рядом с дверью на пьедестале, освещенная сверху единственной лампой, стояла задрапированная статуя. В своей неподвижности она напоминала труп в саване. Открылась дверь, и вошли два новых гостя. Даже не взглянув на них, Амру узнал их. Белокурая американка со своей темноволосой подругой. В этот момент раздался бой часов, и Паван начал свою речь.
Она ничем не отличалась от его многочисленных выступлений на подобных вечерах, за исключением того, что на этот раз Паван под конец зарыдал. Он был сильно пьян, почти падал, резким жестом он сорвал покрывало. В комнате наступила тишина, все взоры были устремлены на холодную мраморную статую. Она была выполнена в две трети натуральной величины из розово-красного итальянского мрамора, сверкавшего под струящимся светом лампы. Фигурка стояла, приподнявшись на цыпочках, вытянув руки и лицо навстречу своему любовнику – солнцу.
Вдруг тишина рухнула, и все заговорили разом, обсуждая работу и поздравляя скульптора. Все, за исключением одного. Это был Леокади – агент по продаже произведений искусства. Маленький серый человечек с тонкими сморщенными губами менялы.
В конце концов, что бы ни говорили, последнее слово оставалось за ним. Именно он назначал цену, и не имело значения, что работу могли не купить, если цена была слишком высока. Таким образом он давал оценку произведению искусства.
Волнуясь, Паван подошел к нему.
– Ну как, мсье, – спросил он. – Что вы скажете?
Леокади даже не взглянул на скульптора. Он никогда не смотрел на собеседника. Художники утверждали, что он не смотрит им в глаза потому, что паразитирует на них.
– Рынок скульптуры очень слабый, – сказал он.
– Я спрашиваю не о рынке, а о моей работе, – вскричал Паван.
– Она похожа на все ваши предыдущие работы, – уклончиво ответил агент.
Паван повернулся и протянул руки по направлению к статуе.
– Посмотрите на эту грудь, я лепил ее с нескольких моделей, чтобы достичь той гармонии, которую не предоставила им природа. А лицо! Оно совершенно! Обратите внимание на брови, глаза, скулы, нос! – Он внезапно замолчал, уставившись на статую. – Нос... – Принесите мсье бутылку вина. Нос, мсье, – жалобно повторил скульптор. – Почему вы ни чего не говорите про нос?
Леокади молчал. Незачем было говорить Павану, что нос безупречен. Только молчание было способно подкрепить его репутацию.
– Мой резец! – закричал Паван. Он вскарабкался на стул, осторожно поводил резцом по камню и протер поверхность рукавом. Мрамор засиял еще сильнее, скульптор слез со стула и снова посмотрел на статую. Вдруг он закричал, то был вопль отчаяния.
– Плохо! Все плохо! Почему вы не сказали мне, мсье? Почему позволили выставить себя глупцом?
Леокади продолжал молчать. Паван тупо уставился на агента, из глаз его лились слезы. Потом он повернулся и со всей силы швырнул молоток в голову статуи. Мрамор треснул, и осколки головы посыпались на пол. Паван схватил молоток и стал яростно колотить, им по статуе. Сначала отлетели руки, потом плечи, на груди появилась трещина, затем раскололась и грудь. Статуя резко качнулась и рухнула на пол.
Паван опустился на колени, размахивая молотком как одержимый.
– Я любил тебя, – кричал он сквозь слезы, катящиеся по щекам. – Я любил тебя, а ты предала меня. – Наконец он бессильно опустился на пол среди осколков.
Слезы прекратились так же внезапно, как и начались. Паван принялся что-то искать среди мраморных осколков и наконец нашел. Он поднялся на ноги и протянул агенту какую-то деталь.
– Теперь я знаю, где ошибся, мсье, а вы?
Леокади посмотрел на кусок камня. Он недоумевал, что это могло быть, но не сказал ни слова, а только кивнул.
– Хвала Господу! – воскликнул Паван. – Благодарю тебя, Боже, что в припадке глупости и разочарования я не уничтожил эту красоту.
Присутствующие придвинулись поближе, пытаясь разглядеть фрагмент, зажатый в руке скульптора. На вид это был не более чем осколок.
– Что это может быть, – начали перешептываться в публике.
– Глупцы! Неужели вы не узнаете врата, откуда все вы вышли? Не узнаете душу женской красоты? – вскричал Паван.
Он поднялся и злобно оглядел присутствующих. Потом посмотрел на камень, зажатый в руке, и взгляд его засветился нежностью.
– Теперь я вижу свою ошибку. Я буду высекать идеальную женщину вокруг этой маленькой сути! – Он с пафосом оглядел присутствующих.
Леокади вновь взглянул на фрагмент, который был не более чем обыкновенным куском мрамора. Внезапно он вспомнил о полненькой молоденькой египетской принцессе, которая пришла в галерею. Ему все-таки надо было объявить свое веское мнение.
– Тысяча франков, – сказал он.
Паван посмотрел на агента.
– Тысяча франков, – презрительно произнес он.
– Ну полторы, – тихо добавил Леокади.
Но Паван уже ввязался в вековечную борьбу между «художником и торгашом». Он повернулся к друзьям.
– Он предлагает мне всего полторы тысячи.
Скульптор снова посмотрел на агента.
– Двадцать пять сотен, и ни сантима меньше, плюс аванс для создания скульптурного портрета женщины, которая позировала для этой части статуи.
Леокади опустил глаза в пол.
– Как я могу согласиться еще и на аванс, если даже не знаю натуру.
Паван обернулся. Натурщицы вопросительно посматривали друг на друга, пытаясь угадать, с кого скульптор лепил таинственную деталь.
Вдруг Паван вскинул руку.
– Ты! – вскричал он. – Иди сюда.
Все обернулись и посмотрели в направлении его руки. Рина стояла на месте, словно примерзшая. Лицо ее начало наливаться краской. Несколько рук подтолкнули ее к скульптору.
Он схватил ее за руку и повернул к агенту. Тот бросил на Рину молниеносный взгляд и отвернулся.
– Согласен.
Из груди скульптора вырвался крик торжества. Он подхватил Рину на руки и расцеловал в обе щеки.
– Ты будешь жить вечно, моя любимая, – гордо воскликнул он. – Я воплощу твою красоту в камне, и ты обретешь бессмертие!
Рина начала смеяться. Это было какое-то сумасшествие, все они были сумасшедшими. Паван начал громко напевать, вовлекая Рину в безумный танец. Потом он поднял ее на пьедестал, где раньше стояла статуя. Его руки начали срывать с нее одежду. Стремясь удержаться от падения, Рина вытянула руки. Внезапно в комнате наступила полная тишина. Рина стояла на пьедестале обнаженная.
- Предыдущая
- 58/152
- Следующая
