Одинокая леди - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн" - Страница 109
- Предыдущая
- 109/109
А в это время на сцене женщина взяла статуэтку Оскара, прижала к себе и подошла к микрофону. Несколько раз моргнула, как бы смаргивая слезы, но когда посмотрела прямо в зал, ее глаза сияли незамутненно и смело.
— Леди и джентельмены, члены Академии! — голос ее был негромким, но отчетливым. — Если бы я сказала вам, что в этот миг не взволнована и не переполнена радостью, это была бы не правда. То, что случилось со мной сегодня, может произойти только в самых фантастических и смелых мечтах писателя!
Она выдержала паузу, пока гремели аплодисментов Когда они затихли, женщина продолжила:
— И тем не менее, во мне шевелится маленькое сомнение и одновременно печаль. Заслужила ли я эту награду как писатель или — как женщина? Я уверена, что такие сомнения не могли бы возникнуть в головах четырех моих собратьев по перу мужчин, которые вместе со мной были выдвинуты на соискание премии, в том случае, конечно, если бы кто-то из них получил эту награду. Потому что все, что им пришлось сделать, чтобы оказаться сегодня в этом зале, это — написать сценарий. Им не нужно было трахаться с каждым членом съемочной группы, за исключением, может быть, бутафора, чтобы картина была завершена.
Из зрительного зала донесся рев. А в операторской комнате, началась паника.
— Задержите на пять секунд и переходите на запись, — распорядился режиссер. Он поднялся со своего места перед мониторами и выглянул в зал. — Дайте мне реакцию зрителей! — закричал он, увидев, что там творится. — Черт! Там что-то невероятное, сплошной ад!
На экранах появились изображения зрителей в разных точках зрительного зала. Женщины кричали стоя, поддерживая аплодисментами награжденную.
Отовсюду неслись крики:
— Давай, Джери-Ли! Покажи им! Скажи им все!
На одном из экранов мелькнул мужчина в смокинге, пытающийся силой усадить обратно в кресло женщину, прыгающую от возбуждения.
Режиссер переключился на Джери-Ли. Ее голос снова зазвучал с экрана:
— Я вовсе не собираюсь игнорировать замечательный обычай благодарить всех участников картины, всю съемочную группу, которые своим трудом сделали возможным для меня получение высокой награды. Поэтому первая моя благодарность — моему литературному агенту, который внушил мне, что в нашем киноделе важно только одно — сделать картину. Он может вздохнуть с облегчением: мне не пришлось карабкаться на крест. Все, что мне пришлось сделать, это вскарабкаться на член продюсера, целовать задницу ведущего актера и лизать известное место у жены режиссера. Моя глубокая благодарность всем им. Вероятно, именно они сделали возможным для меня получение премии.
— Вот же чертово дерьмо! — зашипел режиссер. Шум в зале достиг такой силы, что заглушал голос Джери-Ли в микрофоне.
— Отключи звук в зале! — распорядился он. Теперь ее голос звучал на фоне приглушенного рева толпы.
— ...Наконец, последнее, но самое главное. Я хочу выразить свою признательность моим коллегам членам Академии за то, что они избрали именно меня Символом Женщины-Писателя, и в честь этого я хочу обнажить картину, нарисованную мною специально для них!
Она нежно и обворожительно улыбнулась и подняла руку к шее. Внезапно платье упало к ее ногам, и Джери-Ли осталась стоять в центре сцены в ослепительном свете прожекторов совершенно обнаженная, а на ее стройном теле все увидели нарисованную золотом картину, изображающую статуэтку Оскара. Изображение было расположено так, что голова Оскара приходилась как раз на курчавый треугольник на лобке, а ноги его располагались на ее груди.
То, что началось в зрительном зале, не поддавалось описанию. Это было всеобщее безумие. Все вскочили на ноги, вопили, глазели, свистели, приветствовали и просто хохотали.
Из-за кулис на сцену выскочили служители, окружили Джери-Ли, кто-то набросил на нее пальто. Она с презрением скинула его с плеч и прошествовала со сцены за кулисы во всем своем обнаженном величии.
На лице режиссера застыло выражение счастливого восторга: этой передачей он вошел в историю!
Экран мигнул, и начались рекламные передачи.
— Награда Академии после сегодняшнего вручения уже никогда не обретет прежней значимости! — сказал режиссер.
— Ты думаешь, все ушло в эфир? — спросил кто-то.
— Я страстно надеюсь на это, — ответил режиссер. — Стыд и позор нам всем, если правду не услышат, если ей не дадут, наконец, хотя бы такой же шанс быть услышанной, какой имеет все это бычье дерьмо — и он указал Рукой на экран с рекламой.
Машина поднялась на вершину холма и остановилась У самого подъезда.
Джери-Ли перегнулась через сидение и поцеловала своего спутника в щеку.
— Мой друг детектив Милстейн, детектив Милстейн, мой друг. У тебя есть удивительная способность появляться как раз в тот момент, когда я больше всего в тебе нуждаюсь.
Он улыбнулся в ответ.
— Я патрулировал недалеко от театра. Зашел в бар, взглянул на телевизор и как раз застал момент, когда ты появилась на сцене.
— Я рада, — сказала Джери-Ли, выходя из машины. — Я совсем как выжатый лимон. Сейчас прямо бухнусь в постель и — спать.
— С тобой все в порядке?
— Не волнуйся, я в отличном настроении. Так что ты можешь возвращаться на дежурство.
— Хорошо.
— Поцелуй от меня Сюзан и внука.
Он кивнул, подождал, пока она не войдет в дом, и только после этого тронул машину и поехал вниз с холма по направлению к городу.
Она подошла к своей двери и услышала, как надрывается телефон.
Звонила мать.
— На этот раз ты нас доканала, Джери-Ли, — сказала она. — Отныне я никогда больше не смогу поднять голову в нашем городе.
— О, мама... — начала было Джери-Ли. Что-то щелкнуло, и трубка умолкла — это мать на том конце провода бросила трубку. Но не успела Джери-Ли положить на рычаг свою трубку, как телефон зазвонил снова.
На этот раз это был ее агент.
— Какая блистательная реклама, какое паблисити! — захлебывался он, — Никогда еще за все время своей карьеры я не видел, чтобы за один вечер родилась звезда!
— Я вовсе не планировала рекламный трюк.
— А какая тебе разница, что ты планировала, а что нет? — спросил старик. — Приходи завтра ко мне в офис — у меня уже, по крайней мере, пять фирм обрывают телефон с предложениями договоров, на которых ты можешь сама написать любую цифру!
— Вот же дерьмо! — вздохнула она и положила трубку.
Телефон мгновенно зазвонил опять. Но на этот раз она не стала отвечать. Просто сняла трубку, положила ее рядом с аппаратом и нажала на рычаг, разъединилась. Однако трубку обратно класть не стала. А сама пошла в ванную комнату, нашла самокрутку и вернулась. Потом спустилась вниз и вышла на улицу. Села на ступени крыльца и стала смотреть на раскинувшийся у подножия холма город. Воздух был теплым и прозрачным... Огни города вдруг стали расплываться: это на ее глаза набежали слезы.
Она сидела на верхней ступеньке и плакала. А далеко внизу многоцветье ночного Лос-Анджелеса мерцало сквозь ее слезы.
- Предыдущая
- 109/109
