Наследники - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн" - Страница 2
- Предыдущая
- 2/95
- Следующая
Я смотрел на дорогу, крепко сжав губы. Поблагодарить его я мог бы за многое. Но во всех его благодеяниях была одна заковырка: сваливались они на меня против моей воли.
— Ты знаешь одну старую песню? — спросил он. — О том, что чаще всего мы обижаем тех, кого любим.
— Только не надо петь. Еще слишком рано.
— Тут я с тобой не спорю. Но уж тебе-то, я полагал, известно об этом.
— Если я не знал этого раньше, то знаю теперь. Благодаря тебе.
Неожиданно он разозлился.
— Нет, не знаешь. Ничего ты не знаешь. Я помог тебе разбогатеть. Не забывай об этом.
— Остынь, Сэм, — осадил его я. — утверждал, деньги — еще не все.
Он помолчал.
Ты же только что — Дай мне сигарету.
— Зачем? Ты же не куришь, — я усмехнулся. — Кроме того, этот твой трюк я уже видел. Может, с тысячу раз.
Он понимал, о чем я говорю.
— Я хочу покурить.
— Бери, — я открыл ящичек между сидениями.
Когда он прикуривал, его пальцы дрожали. Мы начали спуск по серпантину мимо Мемориального парка Уилла Роджерса к шоссе, идущему вдоль побережья.
Солнце поднялось уже высоко, когда я выехал на шоссе. Сэм собрался бросить окурок в окно, но я остановил его, указав на пепельницу.
— Идиотская у вас погода, знаешь ли, — пробурчал он. — Дождь не идет по сто дней, и все вспыхивает, как порох. А если уж с неба льет, так как из ведра, смывая все и вся.
— Все хорошо только в раю, — улыбнулся я. — Как далеко желаешь ты отъехать от Лос-Анджелеса?
— Давай остановимся. Хочу размять ноги.
Я свернул на ближайшую автостоянку. Мы вылезли из машины, подошли к обрыву, взглянули на пляж.
Белый песок, синяя вода, волны мерной чередой накатывающие на берег. Любители серфинга уже толпились около маленького костерка, некоторые в облегающих гидрокостюмах. Были среди них и девушки, но парни смотрели не на них, а на воду, оценивая высоту и направление волн.
— Бред какой-то, — покачал головой Сэм. — Купаться в разгаре зимы.
Я усмехнулся, закуривая. Сложил ладони, чтобы уберечь огонек от ветра. Он похлопал меня по плечу. Я повернулся и тут же ветер задул язычок пламени.
— Ты знаешь, сколько мне лет?
— Конечно. Шестьдесят два.
— Шестьдесят семь, — он смотрел на меня в упор.
— Хорошо, шестьдесят семь.
— Я с давних пор лгал насчет своего возраста. Даже тогда мне казалось, что я слишком стар. И я скинул пять лет.
— А в чем, собственно, разница? — я пожал плечами.
— Я устал.
— Если ты сам не скажешь об этом, никто и не заметит.
— Мое сердце заметило.
Тут уж я повернулся к нему.
— Я не могу поддерживать прежний ритм.
— Пореже трахайся.
Он заулыбался.
— С этим я давно завязал. Даже с минетом. А то кровь приливает к голове.
— Если ты намекаешь, что собрался помирать, то для меня это не новость. Я всегда знал, что ты — не бессмертный.
На лице его отразилось изумление. А в голосе зазвучала обида.
— Но я-то полагал себя таковым.
Я повернулся спиной к ветру, закурил. Парни, с досками в руках, уже вошли в воду.
— Я продаю свою долю, Стив. И тебе говорю об этом первому.
— Почему мне?
— Все так же, как три года тому назад. Я огляделся, а рядом только ты. Только роли переменились. Я не могу Причинить тебе вреда, а ты — можешь.
— Не понимаю.
— Я хочу, чтобы ты вернулся.
— Нет, — без малейшего промедления ответил я. — Я никогда не вернусь.
Он положил руку мне на плечо.
— Ты должен меня выслушать, а уж потом будешь решать.
Я не ответил.
— За мою долю в компании я могу получить тридцать два миллиона от «Паломар Плейт».
— Так получай.
— Получу, но при одном условии. Они хотят преемственности. И готовы заплатить, если ты займешь мое место.
Я ответил долгим взглядом.
— Твое предложение меня не заинтересовало.
— Ты должен вернуться, — настаивал он. — Если б ты знал, чего мне стоили последние годы, когда ты сидел в своем доме, пересчитывал денежки да трахался в свое удовольствие. Все шло у меня наперекосяк. Ничего не получалось. Но потом мне повезло. Я попал в точку. И все заговорили, что к Сэму Бенджамину вернулась прежняя хватка. Но и я и ты знали, что это не так. Ту сделку подготовил ты, и я провернул ее лишь потому, что мне дали кредит. Хватка была не моя, но твоя. А теперь я знаю, что не способен на большее, даже если встану на голову и буду писать вверх.
Он достал из кармана пачку жевательной резинки, развернул одну пластинку, положил в рот, вторую протянул мне.
— Диетическая. Без сахара.
Я покачал головой.
Он жевал, словно раздумывая, с какой стороны подобраться ко мне.
— Все у меня не так. Когда-то я думал, что смогу опереться на детей. Теперь мне ясно, что я тешил себя ложными надеждами. Мы хотели взвалить на них слишком тяжелую ношу. Ожидали, что они ответят на наши вопросы, а им дай бог разобраться со своими. Ты знаешь, где сейчас Младший? — ответил он сам, не дожидаясь, пока я разлеплю губы. — В Хейт-Эшбюри.
Вчера, перед тем как прилететь сюда, мы, его мать и я, ездили к нему. «Дениз, — сказал я ей, — ты оставайся в отеле. Тем более, что идет дождь. Я его найду». Я взял напрокат лимузин и шофер повез меня в город. Потом я остановил машину и прошелся по улицам. Я никогда не видел такого обилия молодежи. И вскоре мне начало казаться, что все они — мои дети. Голова у меня пошла кругом. А потому я обратился к здоровенному негру-полицейскому и через двадцать минут поднялся на четвертый этаж в холодную, как могила, квартиру. Младший был там, в компании еще дюжины парней и девиц.
Отрастил бороду, как Иисус, дырки в башмаках заложил бумагой. Он сидел на полу, привалившись спиной к стене. Не сказал ни слова, когда я вошел, только смотрел на меня.
«Тебе не холодно?» — спросил я.
«Нет», — ответил он.
«А мне представляется, что ты совсем синий. Твоя мать в отеле. Я хочу, чтобы ты поехал к ней».
«Нет», — ответил он.
«Почему нет?» — спросил я.
Но ответа не получил.
«Я могу позвать копов и они вытащат тебя отсюда. Тебе еще девятнадцать лет[1] , и ты должен делать то, что я тебе скажу».
«Возможно, — отвечает он. — Но ты не сможешь контролировать меня каждую минуту. И я уйду».
- Предыдущая
- 2/95
- Следующая
