Визит «Джалиты» - Азов Марк - Страница 13

• Предыдущая
• 13/23
• Следующая

— А знаете, — сказала Мария, — здесь нашёлся один человек, который предложил мне сбежать от всего этого на коралловые острова. Он даже показывал картинку: зеркальная лагуна, белая яхта…

— Вот кто действительно лгал, как его картинка!

— А вы? Почему вы, Виля, не предлагаете мне помощь? Уж для вас-то найдётся место на пароходе. Почему вы не берете меня с собой?

Наконец-то Мария поставила свой вопрос прямо, без обиняков. Дубцов не мог не ответить, но он не спешил отвечать. Некоторое время они с Марией шли молча вдоль полосы прибоя по космам гниющих водорослей. Волна беспрерывно перекатывала гальку пляжа.

— Никуда вы не уедете, — сказал Дубцов. — Я вырос в вашем доме, уж я-то знаю, если к вам забредала кошка или приблудная грязная собачонка, она меняла все планы семьи: откладывались выезды, переезды… А тем более — больные дети. Вон вы даже на автомобиле не хотели ехать без них.

Она посмотрела на него потемневшими от слез глазами:

— И сейчас не поеду на вашем автомобиле. Мы с вами прощаемся… навсегда.

И пошла вдоль моря по космам гниющих водорослей обратно в санаторий пешком.

Дубцов догонять не стал. Он посмотрел на часы и поспешил к машине.

Подъезжая к городку, он ещё издали заметил над особняком, где размещалась контрразведка, столб дыма.

«Свершилось», — подумал Дубцов и прибавил скорость. Действительно, солдаты выносили из дверей особняка папки с делами и жгли их во дворе.

Гуров в своём кабинете тоже поспешно перебирал бумаги: одни совал в портфель, другие швырял в камин, в котором тоже пылал огонь.

— Красные полностью овладели перешейками, — сообщил он Дубцову, — взяли Перекоп, Чонгар, прорвали Ющуньские позиции и наступают на Джанкой. Врангель подписал приказ отходить к портам Крыма.

У ворот Феодосийского порта казачья цепь сдерживала толпу беженцев. Некоторые из них уже давно ждали погрузки и сидели на чемоданах, баулах, тюках с подушками. Закусывали разными припасами из кошёлок с торчащими бутылями молока.

Какие-то господа наседали на казачьего офицера, который дежурил у пулемёта, повёрнутого рыльцем к толпе.

— Почему вы не берете людей?

— Неслыханно! Люди ночуют на пристани.

— Чего вы ждёте? Большевиков?!

Офицер с трудом их перекрикивал:

— Господа! Все уедут, господа! Но сперва — грузы.

Решётчатая ограда порта сменялась красной кирпичной стеной, над которой торчали ржавые железные буквы вывески: «Слесарные мастерские Феодосийского порта».

Внутри царило запустение, с балок потолка свешивались закопчённые бороды паутины.

Один слесарь лениво водил рашпилем, извлекая из железа звук, от которого болят зубы. У других станков и верстаков никого не было: обед. Четверо сидели в закутке среди железного хлама, уминали из одного чугунка толчёную картошку.

— Ты бы, Денис Петрович, туда сметанки запустил, — говорил один из них, заглядывая в чугунок, — хотя бы для конспирации.

— Ешьте, товарищ Радчук, что дают. Мы вас слушаем, товарищ Баранов!

— Решение Крымревкома, — сказал Баранов, — суда не выпускать, сорвать белым эвакуацию, а значит, и вывоз продовольствия.

— Можно песочку в золотники, а можно и масло выпустить, — посоветовал Радчук.

— Кустарщина. — Баранов взял горбушку хлеба и стал натирать её чесноком.

Четвёртый отложил ложку, достал чернильный карандаш, послюнил и что-то отметил на клочке бумаги. На его нижней губе от чернильного карандаша отпечаталась лиловая риска. Только по этой риске, пожалуй, и можно было узнать обросшего седоватой щетиной Степанова-Грузчика. Уполномоченный ВЧК по Крыму переправился позапрошлой ночью из Новороссийска на катере «Аджибей», доставившем боеприпасы и оружие партизанам для решающей схватки с белыми.

— Я вот тут отметил для резолюции, — сказал Грузчик, — русские пароходы, те, что в крымских портах, надо задержать во что бы то ни стало. (Для посторонних эта запись выглядела так: «Забрать у прачки бязевые кальсоны».) Существует декрет Советской власти о национализации торгового флота. Значит, суда наши. Почему белые адмиралы в Лондоне и в Константинополе должны торговать русскими моряками на всех морях и океанах? Пароходы надо вернуть Советской России в целости и сохранности.

— Ну и как же мы это сделаем? — спросил Радчук.

Грузчик покосился на слесаря, который водил рашпилем по железу. Баранов подошёл к слесарю:

— Так не работают, а саботируют. На станке точи!

Слесарь подмигнул — понял.

Со звоном и визгом заработал станок.

— Вот теперь нас никто не услышит, — сказал Грузчик. — Сообщаю главное: по общему плану восстания мы захватываем город, а значит, и порт. Сигнал к началу восстания — взрыв артиллерийских складов на железнодорожной станции. После взрыва берём тюрьму, мастерские и порт с пароходами. А партизаны в это время захватывают Судак и перерезают белым дорогу на Феодосию. Придётся им, не сворачивая к морю, катиться прямиком на Керчь.

Вбежал парнишка в замасленной спецовке:

— Петрович! До инженера.

Денис Петрович вышел вслед за парнишкой и очень скоро вернулся.

— Депеша от Гарбузенко, — сообщил он, улыбаясь.

— Как?! — удивился Баранов. — Разве он не арестован?

— Выходит, не арестован, раз у них там работает собачья почта…

Степанов-Грузчик взял Дениса Петровича под руку, как барышню, и сказал:

— Передайте, пожалуйста, по этой вашей почте — пора заняться санаториями.

Веста с корзиночкой в зубах толкнула лапами вертушку двери и вошла в шкатулочное нутро кофейни Монжоса. В кофейне было пусто, буфетчик переворачивал стулья. Взяв деньги, он положил в корзиночку пачку табака и, когда собака ушла, прошёл в подсобку, где подержал кредитку над огнём, пока не выступили буквы… Прочитав, вышел во двор.

Во дворе кофейни стояла платформа ломового извозчика. Несколько парней с фабрики эфирных масел сгружали ящики с надписью: «Кофе мокко».

— Все, хлопцы, — сказал им буфетчик, — несите их в дом.

Хлопцы затащили ящики в кофейню, там распечатали. В ящиках были патроны. В этот момент за дверью, завешенной полосатой шторой, хлопнул выстрел… Один… другой…

— Ша, — сказал буфетчик, — без паники. Это всего-навсего драндулет.

По набережной, фырча и стреляя синими выхлопами, катился автомобиль Дубцова. Старший лейтенант в автомобильных очках, в кожаном реглане сидел за рулём, рядом — ротмистр Гуров. Один из парней вытащил из-под стойки ручной пулемёт Гочкиса:

— Засмолить бы!

Буфетчик отвёл в сторону ствол пулемёта:

— Ещё попадёшь…

— В кого?

— В кого не надо.

Парень с удивлением оглядел улицу: кроме Дубцова и Гурова, не было видно ни одной души. Ветер гнал по булыжнику клочки бумаги, смятые папиросные пачки и прочий сор — следы поспешного бегства. А со стороны гор, подступавших к морю, уже слышалась пальба.

— Красно-зелёные, — сказал Гуров, — партизаны. Как бы не перерезали дорогу.

— Ничего, мы пройдём морем на «Джалите», — успокоил Дубцов, — там сейчас Гарбузенко чинит мотор да твой часовой сторожит моториста Гришу.

Автомобиль скатился с горы к рыбачьей пристани. «Джалита» была на месте, но что-то в ней явно изменилось.

Ни часового, ни Гарбузенко, ни Гриши не было видно. Безжизненная «Джалита» под всеми парусами маячила у мостков.

— Сбежали, сволочи! — ругнулся Гуров.

Он занёс ногу, чтобы прыгнуть на борт «Джалиты», и чуть не свалился в море — причальные канаты были обрублены. Лёгкий береговой ветерок относил «Джалиту» к выходу из бухты. На палубе так никто и не показался.

Автомобиль с Дубцовым и Гуровым, рыча и отплёвываясь бензиновым дымом, вновь вскарабкался на гору. Отсюда открывался вид на подкову городка. Дубцов резко потянул на себя ручку тормоза.

— Смотри!

Над мавританской башенкой особняка, где прежде размещалась контрразведка, бился на ветру кумачовый флаг.

• Предыдущая
• 13/23
• Следующая