Сверху и снизу - Риз Лаура - Страница 34

• Предыдущая
• 34/78
• Следующая

— Какая муха вас укусила и что, черт возьми, вы делаете?

— Просто хотел познакомиться с вашим приятелем, — усмехается он и сухо добавляет: — Этот господин не произвел на меня особого впечатления.

— И не надо. Зато он производит впечатление на меня.

— Он слишком мягок для вас, Нора, с ним вы никогда не будете удовлетворены. Вы как серая древесная лягушка: вам нужен самец-господин.

— Черта с два! — Я бросаю трубку прежде, чем он успевает ответить. Только через четыре дня я снова слышу его голос. Очевидно, М. не очень нравится, когда с ним так обращаются.

Я сижу на занятиях у М. и слушаю его лекцию о романтическом направлении в музыке девятнадцатого столетия: Шопен, Мендельсон, Вагнер, Лист, Верди, Брамс. Средних размеров аудитория выкрашена в ослепительно белый цвет, места для студентов расположены амфитеатром. В левом углу стоит пианино. Во время лекции М. расхаживает по аудитории, поглядывая на нас. Сегодня утром он позвонил мне и потребовал, чтобы во второй половине дня я пришла к нему на занятия. Моя покорность, особенно после его выходки в «Динг хоу», меня удивляет. Я не привыкла получать приказы от мужчин, но у М. есть нечто такое, что мне нужно — разгадка смерти моей сестры, — и мне придется играть по его правилам. М. сказал, что мне надеть, и без косметики я сейчас выгляжу как школьница. На мне клетчатая юбка, белые гольфы, дешевые мокасины, белая хлопчатобумажная блузка с застегивающимся воротником, а волосы скреплены заколкой. Ничего из этого у меня дома не было, поэтому мне сегодня пришлось ехать в универмаг в Вудлэнде и отовариваться там в детском отделении. Я готова признать — когда М. позвонил мне сегодня утром и объяснил, чего хочет, я почувствовала определенное эротическое возбуждение от мысли, что мне придется принять участие в одной из его психодрам. Примеряя юбки в магазине, я представляла себе, как М. оставляет меня после занятий, задирает клетчатую юбку и трахает прямо на полу. От этого мое возбуждение только увеличивалось. Теперь, правда, я изменила сценарий: хочу, чтобы он трахнул меня на пианино.

Мне кажется, что я должна здесь выглядеть белой вороной, но никто из студентов не обращает на меня никакого внимания: все они бешено строчат в тетрадях, стараясь записать каждое слово.

На М. темные брюки, синяя в полоску рубашка и роскошная твидовая спортивная куртка, которую не мог бы позволить себе ни один из студентов; хотя мы смотрим на него сверху вниз, М., безусловно, занимает в аудитории господствующее положение. Этому способствуют его величавая осанка, благородная седина на висках и, наконец, исходящая от него атмосфера знаний, которые студенты должны усвоить.

Я с удовольствием слушаю, как М. говорит. Он замечательный оратор. Правда, его нельзя назвать эффектным или чересчур красноречивым — напротив, его речь немногословна, жесты сдержанны; тем не менее он полностью владеет аудиторией, а любовь к музыке сквозит в каждой его фразе. Сейчас он рассказывает о творческом воображении и о том, как эра романтизма породила концепцию гения-одиночки, который создает произведение искусства, являющееся плодом внутреннего озарения, музыкального прозрения.

Когда М. смотрит в мою сторону, я с невинным выражением лица раздвигаю пошире ноги, чтобы он мог видеть, что у меня под юбкой, — жест, явно нехарактерный для школьницы. Этого он мне не предписывал. Я делаю это не ради обольщения, в коем нет нужды: скорее, я поддразниваю его. Мне бы хотелось посмотреть, как он теряет самообладание. Прежде чем отвести взгляд, М. на миг задерживает его на моем нижнем белье, при этом продолжая спокойно говорить о романтическом периоде — моя маленькая вспышка внутреннего озарения не нарушает его сосредоточенности.

Даже после занятий, когда все студенты ушли, М. держится отчужденно. Сказав, что я должна прийти к нему домой, он выходит из помещения, оставляя меня в одиночестве. В клетчатом платье и гольфах я чувствую себя нелепо. Его холодное отношение ко мне ничем не мотивировано: я сделала все, как он сказал. Разозлившись, я решаю не видеться с ним сегодня, хотя знаю, что это настроение скоро пройдет и я обязательно приду к нему домой, несмотря на всю свою досаду.

Когда я прихожу туда, он уже ждет меня — с холодным, отрешенным видом сидит в гостиной на кушетке. Рядом лежит лопатка. Прежде чем я успеваю что-либо сказать, М. начинает меня бранить, говоря, что сегодня я вела себя дурно и меня следует наказать. Он требует, чтобы я подошла к нему. Я не подчиняюсь. М., все еще развалившись на кушетке, говорит, что, если я не буду сопротивляться, он будет не таким строгим. В голове у меня звучит сигнал тревоги.

— Идите сюда, — говорит М. голосом человека, который знает, что в конце концов все будет так, как он хочет. — Вы должны получить наказание, как получала наказание Фрэнни.

— Пошел к черту! — говорю я ему.

— Вам уже многое известно о вашей сестре, Нора, — спокойно, без надрыва говорит М. — Я заполнил некоторые пробелы и выполнил свою часть сделки. Теперь ваша очередь. Вы снова должны влезть в ее шкуру и испытать то, что испытала она. Это будет еще одним осязаемым воплощением записей из ее дневника.

Я по-прежнему не двигаюсь с места. Он слегка склоняет голову набок и покровительственно улыбается.

— Вы в состоянии выдержать любую боль, которую я вам причиню. Можете положиться на меня — я не сделаю ничего, что будет для вас нестерпимо. Вы уже готовы к такого рода наказанию.

Не получив ответа, он продолжает:

— Я собираюсь хорошенько вас выпороть — только и всего. Рукой и, возможно, лопаткой. Это будет больно. Вы постараетесь не кричать, но все равно закричите, и я не остановлюсь до тех пор, пока не почувствую, что наказал вас как следует. После этого я собираюсь вас трахнуть. — Он некоторое время молчит, потом добавляет: — В отличие от Фрэнни, Нора, у вас есть выбор. Вы можете сейчас уйти, больше ничего о ней не узнав, а можете подойти ко мне. И еще у вас есть две секунды на то, чтобы принять решение. Я хочу с этим покончить и пойти поиграть на пианино.

Думая о Фрэнни, я неохотно подхожу к нему. Она была робкой и застенчивой, ее самооценка — крайне низкой. Как же она выдерживала его наказания? Я твердо решаю не кричать, как бы больно мне ни было. М. подвигается вперед и кладет меня себе на колени. Задрав мою клетчатую юбку, он стягивает вниз новые шелковые трусики. Чувствуя себя униженной, я стискиваю зубы, готовясь противостоять его ударам, но М. пока только нежно ласкает мою нижнюю часть.

— Постарайтесь расслабиться, — говорит он и, наклонившись, по очереди целует мои ягодицы. Затем он слегка раздвигает мои ноги и нащупывает клитор. Моя настороженность начинает ослабевать. Опершись руками о ковер, я немного приподнимаюсь, чтобы облегчить ему задачу.

— Тебе это нравится, детка? — спрашивает М.

Я обращаю внимание на слово «детка» — раньше во время занятий сексом он никогда не говорил мне ласковых слов. Я предполагаю, что сейчас М., возможно, разыгрывает со мной некую фантазию, связанную с инцестом: непослушная дочь с голой задницей лежит на коленях у строгого отца. Я нахожу эту сцену заманчивой, а его ласки меня возбуждают.

— Да, — потершись о его руку, чуть слышно говорю я. — Да.

М. просовывает палец в мое влагалище и, обнаружив, что там мокро, засовывает еще два. Я пытаюсь переменить позицию, чтобы мне было удобнее, но М. мягко говорит «нет». Вернув меня в прежнее положение, он прижимает рукой мою спину, чтобы я вообще не могла двигаться; его пальцы все еще во мне, двигаются туда-сюда.

— Я хочу еще, — бормочу я.

— Знаю, детка. Ты это получишь, но позже. — Наклонившись, он снова целует меня, затем выпрямляется и вынимает пальцы из моего тела. — Сначала я должен тебя наказать.

Прежде чем я успеваю понять, что он сказал, М. резко бьет меня ладонью по ягодицам. Я вскрикиваю, больше от удивления, чем от боли, и он бьет меня снова, на этот раз сильнее. Мое тело непроизвольно напрягается, затем так же непроизвольно начинает извиваться, пытаясь уклониться от ударов. М. обеими руками удерживает меня на месте.

• Предыдущая
• 34/78
• Следующая