Сверху и снизу - Риз Лаура - Страница 24
- Предыдущая
- 24/78
- Следующая
— Не такую покладистую? — уточняет он. — Что-нибудь вроде вас?
Я не отвечаю.
Несколько следующих миль мы едем молча, затем М. говорит:
— Вы не понимаете. Господство, власть — это еще не все. Когда я впервые увидел вашу сестру возле Пута-Крик, мне захотелось научить ее любить — любить так сильно, чтобы быть готовой на все, лишь бы сохранить эту любовь. Мне было интересно, как далеко она может зайти.
На миг я теряю дар речи. Он говорит о Фрэнни так, словно она подопытный кролик или микроорганизм в чашке Петри.
— Значит, вы манипулировали ею? — наконец с усилием произношу я.
— Именно так.
— И в этом состояло ваше развлечение? — Мой голос дрожит. Как Фрэнни могла на такое попасться? — Вы ее использовали — вот к чему все сводится.
— Да, но не надо так возмущаться. Я просто предоставил ей то, что она хотела. Давайте говорить откровенно — она была толстой и скучной. Я не мог полюбить ее, зато мог заниматься с ней любовью и сделал так, что она почувствовала себя желанной. — Он на миг замолкает, затем добавляет: — А вот вы этого не сделали, Нора. Вы ее игнорировали, что гораздо более жестоко.
Его слова больно ранят меня.
— Но потом вы расстались с ней. Когда она вам надоела, вы от нее избавились.
— Мои отношения с вашей сестрой были непостоянными — как и со всеми другими. Я даже удивлен, что они продлились так долго. У всех есть свой срок годности, и люди должны это понимать. Не забывайте — Фрэнни мне все рассказала о вас. Я знаю, что вам нравится, что не нравится, знаю ваше прошлое и — готов поспорить — даже ваше будущее. Я знаю вас. В вашей жизни мужчины так же не задерживаются, как женщины в моей.
— Это неверно, — говорю я. — Теперь уже нет.
— Мне Фрэнни нравилась, — продолжает М., не обращая внимания на мое замечание, — и она это знала, но я ее не любил, никогда не говорил ей, что люблю, и никогда ничего не обещал. Я взял от нее все, что хотел, а в обмен дал все, что мог.
И снова я думаю о мужчинах в моей жизни. Я тоже брала от них то, что хотела, и давала то, что могла, — или, точнее говоря, давала минимум того, что могла.
— Вы разбили ей сердце, — говорю я, вспоминая о тех мужчинах, которых я так легко бросала.
Голос М. смягчается.
— Ее счастье, что мы с ней расстались. Я мог бы завести ее гораздо дальше.
Я вспоминаю хлев, ящик в гардеробной, дневник Фрэнни и то, как она хранила секреты М.
— Итак, куда же вы могли ее завести?
Вопрос риторический; я не жду, что М. ответит, и тем не менее…
— Скоро узнаете, — говорит он. Мне становится нехорошо.
— Что вы имеете в виду? Молчание.
Мы уже выехали из долины и находимся в предгорье, направляясь в сторону заснеженных гор. Дождь усиливается.
— Пожалуй, я действительно разбил ее сердце, — задумчиво изрекает М. — Но она бы это пережила. Она так бы и жила с разбитым сердцем.
— Если у нее вообще был шанс выжить. Вздохнув, М. устало улыбается.
— Кажется, мы вернулись туда, откуда пришли. Я расстался с ней за несколько недель до ее смерти, порвал с ней, понимаете? К чему мне было возвращаться и ее убивать? Зачем мне ее смерть?
— Я видела ваш ящик в чулане и знаю, что вы делали с ней. Вам нравится боль, которую испытывают другие. Думаю, вы из тех, кто теряет над собой контроль. Вы зашли слишком далеко, и Фрэнни умерла.
— Прежде всего, — назидательным тоном заметил он, — вы не знаете, что я делал с Фрэнни, и не узнаете до тех пор, пока я вам этого не скажу. Во-вторых, если вы считаете, что я убил ее в порыве садистской страсти, то не боитесь ли вы, что и с вами я потеряю контроль над собой?
— Чтобы сразу угодить в полицию? Вряд ли.
— Но если я потеряю над собой контроль, то не смогу рационально мыслить. Возможные последствия до меня просто не дойдут.
Внезапно я почувствовала себя словно в клетке, и машина как будто стала меньше.
— Если я погибну — вам тоже конец. Полиция узнает, что вы к этому причастны, и на сей раз они вас возьмут.
В этом для меня заключается некоторое удовлетворение — наконец-то он заплатит за то, что сделал с моей сестрой. М. с минуту молчит, затем медленно, как недовольный ребенком отец, качает головой:
— Вы очень безрассудны, Нора. Фрэнни вы так не вернете, а себя погубите.
Меня снова охватывает неприятное чувство оторванности от всего мира.
— Некоторые вещи достойны того, чтобы за них умереть. — Я чувствую, однако, что мои слова звучат не очень убедительно.
— Хочу предложить вам тест, — не отрывая глаз от дороги, говорит М.
— Согласна. — Слава Богу, мой голос не дрожит, но отчего-то становится страшно.
— Если бы я решил кого-нибудь убить, — М. бросает на меня многозначительный взгляд, — например, вас, я бы все очень тщательно спланировал, чтобы мне можно было насладиться столь неординарным поступком. Если же не владеть ситуацией, это просто неинтересно. Итак, пожалуй, для начала я бы вас связал по рукам и ногам, потом спеленал как мумию. Знаете, что это такое, Нора? Здесь существует много способов, но принцип один — погрузить человека в неподвижность, лишив его всякой связи с внешним миром. Вы становитесь совершенно беспомощны, не в состоянии двигаться, не в состоянии сопротивляться, не в состоянии даже позвать на помощь. Мне бы доставило удовольствие видеть вас такой. Но я ведь должен пойти дальше, не так ли, раз речь идет об убийстве? К тому же мне следует позаботиться, чтобы меня не поймали. Я бы подготовил деревянный ящик размером с гроб и поместил вас туда, а потом заколотил бы крышку и закопал гроб, возможно, у себя во дворе. Вы слышали бы, как стучат комья земли, падающие на крышку, но ничего не могли сделать — только слушать и сходить с ума.
Я смотрю на М. и чувствую, как все мое тело холодеет. Он улыбается той фальшивой полуулыбкой, которую я уже начинаю ненавидеть.
— Однако все это чисто гипотетически и произошло бы только в том случае, если бы я действительно был убийцей.
Я снова чувствую свою незащищенность, мне не следовало оставаться наедине с М. Выглядываю в окно и вижу, что мы уже в Сьерре. Вокруг молчаливо стоят заснеженные горы, дорога покрыта толстым слоем грязного снега. Я включаю обогреватель. На склоне растут высокие ели и кедры, тающий снег усыпан острыми иголками. Шоссе, вьющееся вокруг горы, изобилует резкими поворотами и подъемами; поэтому М. ведет машину очень осторожно. Снаружи температура плюсовая, и дождь, словно щитом, отделяет нас с ним от остального мира.
— То, что вы держите в чулане, вы тоже использовали, когда встречались с Фрэнни?
Он отвечает не сразу.
— Мне нравятся отношения, включающие некоторую долю садомазохизма, и обычно я выбираю женщин, которые также это любят. Фрэнни была другой, ей хотелось чего-нибудь более традиционного. Однако она была влюблена в меня больше, чем какая-либо другая женщина, и поэтому позволяла делать с собой практически все, что мне приходило в голову. Я требовал, чтобы она доказывала свою любовь ко мне снова и снова. Ее уступчивость, ее нежелание сказать мне «нет» только усиливали мои притязания. Я ждал от нее гораздо большего, чем от любой другой женщины. Ее натура прямо-таки требовала жестокого обращения. Она не отказывала мне ни в чем, поэтому испробовала на себе все, что было в ящике, и кое-что еще.
На миг я лишаюсь дара речи; затем, сделав глубокий вдох, говорю:
— Мне хочется знать больше. Расскажите подробней, что именно вы делали с Фрэнни?
Искоса взглянув на меня, М. отворачивается.
— Сегодня мы уже достаточно поговорили о ней.
Я чувствую, как во мне поднимается протест. Он выдает ровно столько информации, сколько нужно, чтобы поддерживать мой интерес.
— Неужели вы думаете, что сможете помыкать мной так же, как помыкали моей сестрой?
— Поживем — увидим, — отвечает он.
Некоторое время мы оба молчим. Мимо проплывают сосны с желтоватой морщинистой корой. Дождь кончается, мы уже на противоположной стороне горы, откуда идет спуск к озеру Тахо. Здесь сугробы уже начали плавиться, склон горы покрыт темнеющими проталинами.
- Предыдущая
- 24/78
- Следующая
