Сверху и снизу - Риз Лаура - Страница 17
- Предыдущая
- 17/78
- Следующая
— Так какие же все-таки последствия? — повторяю я, но М. оставляет мой вопрос без ответа.
Добежав до старого бетонного моста, мы поворачиваем обратно. Мимо проезжает синий грузовик с деревянной будкой. Это первая машина, которую мы сегодня встретили.
— На сегодня достаточно, — говорит М. — Лучше расскажите что-нибудь о себе.
Я раздраженно вздыхаю. Стук моих подошв, ритмичный, как биение сердца, подчеркивает воцарившееся молчание. Рамо бежит рядом с хозяином, ни на шаг не отклоняясь в сторону.
— Что вы хотите знать? — наконец говорю я.
— У каждого есть тайны, Нора, нерешенные проблемы, которые он не может осилить, Фрэнни казалось, что у вас их нет; я думаю иначе и хочу о них знать.
Я молча пожимаю плечами, не желая ничего рассказывать этому человеку. Его желание неуместно, а его манера вести себя неприятна. Несколько дней назад, за ужином, он выпытывал у меня подробности моей жизни после смерти Фрэнни — об отпуске без содержания, о переезде в Дэвис, о новом друге. Моя сестра, по его словам, до самого конца докладывала ему о моей жизни. Что еще ему нужно?
— Поговорите со мной, — настаивает М.
Я по-прежнему молчу, недовольная тем оборотом, который принимает беседа. Мы пробегаем мимо растущих вдоль шоссе высоких деревьев — старых, с изломанными ветром сучьями. В сером свете раннего утра они похожи на стоящие вдоль дороги призраки.
— Расскажите мне о мужчинах в вашей жизни, — вновь вызывает меня на откровенность М. — Фрэнни говорила, что вы к ним равнодушны, что у вас было много любовников, но ни одного серьезного увлечения. Правда, она не находила в этом ничего странного, так как считала вас сильной, мужественной, чересчур независимой, чтобы в чем-то полагаться на мужчину. Фрэнни завидовала вам и мечтала о собственном друге; хотя она не разделяла ваше чересчур легкое отношение к мужчинам, но и не осуждала его. — Повернувшись ко мне, М. самодовольно ухмыляется: — Вы были для нее феминисткой, независимой личностью — это вызывало у нее восхищение.
Он молча пробегает несколько шагов, затем продолжает:
— Ваша сестра не обладала большой проницательностью. Думаю, восхищение в этом случае неоправданно, и для вашей неприступности существует другая причина, о которой она не догадывалась. Скажите мне: какая?
— Никакой другой причины нет. И с моим новым другом я очень близка.
— Вполне естественно — потеряв сестру, вы обращаетесь к кому-то за утешением. Но долго это не продлится.
Я чувствую, как во мне закипает гнев.
— Вы ничего не знаете обо мне, — говорю я, — как и о моем друге.
— Забудьте о нем, он не представляет для меня интереса. Я хочу знать, почему вы ни разу не любили.
Я качаю головой.
— У меня было много любовников.
— Но вы никогда не любили, — настаивает он.
— Зато сейчас люблю.
М. окидывает меня холодным взглядом.
— Ладно, пусть сейчас вы влюблены — впервые, в тридцать пять лет. Это немного странно, не находите?
— Нет, не странно. Просто я долго не могла встретить подходящего мужчину.
— Вы лжете. Дело не только в этом.
— Я была занята своей карьерой, а до этого учебой в колледже — вот почему у меня не было ни времени, ни желания вступать в длительные отношения.
М. некоторое время хранит молчание, затем серьезно смотрит на меня.
— А теперь выкладывайте истинную причину, — говорит он.
Я никак не реагирую, хотя ответ мне известен — у меня было много времени, чтобы как следует подумать. Но М. последний, с кем мне хочется разговаривать на эту тему.
Мы поворачиваем на Монтгомери-стрит. М., так и не дождавшись моего признания, говорит:
— Фрэнни отчаянно хотела быть любимой, но пока я не подвернулся, у нее никого не было. У вас было много любовников, но вы не позволяли себе ни с кем по-настоящему сблизиться. Сейчас нетрудно это отрицать, но вы с ней — две стороны одной монеты и похожи друг на друга больше, чем можете себе представить.
Я улыбаюсь про себя: не было на свете двух менее похожих друг на друга женщин, чем мы с Фрэнни. Он допустил грубый промах и даже не подозревает об этом: думает, что поймал меня на крючок.
— Возможно, я старалась не сближаться со своими любовниками потому, что просто хотела развлечься — так, смеху ради.
— Возможно, — кивает он, — но я в этом сомневаюсь. Вы таите от меня правду, Нора.
Мимо проезжает велосипедист в синих шортах и белой майке. Мы снова на том месте, откуда начали путешествие, — на углу Монтгомери и Росарио. М. останавливается, вслед за ним останавливается Рамо. Пес тяжело дышит, розовый язык вываливается у него изо рта.
Уперевшись руками в бедра, я с вызовом смотрю на М.
— Вам незачем что-либо обо мне знать, да, собственно, и знать-то нечего.
Моя рубашка насквозь промокла, капли пота стекают по лбу; М. же выглядит так, словно и не бегал.
Я смотрю на дорогу. С этого места видны фасад моего дома и на обочине черный «кадиллак» Фрэнни. Он стоит там с момента ее смерти, так что аккумуляторы полностью разрядились и машина больше не на ходу. Я не могу себя заставить на ней ездить, но не могу и продать. Сначала соседей раздражали ее размеры и ее уродство, но когда они узнали, что машина принадлежала моей сестре, жалобы прекратились. Теперь мы — все проживающие в этом квартале — делаем вид, что ее вовсе не существует. Машина остается здесь как печальное воспоминание, от которого не удается избавиться.
— Вы ничего не рассказали мне о Фрэнни, — говорю я. — Она умела разговаривать с вами и хорошо работала губами — что с того? Я хочу знать то, о чем она не написала в своем дневнике.
— Вы это узнаете в свое время, — отвечает М. — Вы узнаете даже больше, чем хотите узнать.
Он поворачивается, чтобы уйти, но я хватаю его за руку.
— Сейчас! — В моем голосе звучит непреклонность. — Прямо сейчас.
М. отстраняет мою руку.
— Любопытство кошку не уморит [5], а вот упрямство может и убить. Фрэнни этого так и не поняла. Пока не поздно, вам лучше это сделать.
У меня перехватывает дыхание. Так вот за что он ее убил! Но в чем она упрямилась? Холодная волна страха пробегает по моему телу.
— И что все это значит? — спрашиваю я.
М. только улыбается в ответ и вместе с Рамо удаляется по Монтгомери-стрит.
Глава 10
На углу Восьмой улицы и Поул-лайн-стрит за высокой живой изгородью находится кладбище Дэвиса. Оно расположено в укромном месте, словно семейная тайна, которую не выставляют напоказ.
Я въезжаю в ворота и по извилистой асфальтовой дорожке еду к могиле Фрэнни. Асфальт черный, так как положен совсем недавно. Кладбище Дэвиса не похоже на древние погосты с треснувшими надгробными камнями, неухоженными дорожками и сбившимися в кучу грязными могилами. Нет, трава здесь везде аккуратно подстрижена, разбросанные там и сям тенистые деревья посажены как раз там, где надо.
Поблизости от могилы Фрэнни, которая располагается в новой части кладбища, я притормаживаю и выхожу из машины. Я только что с субботних занятий в атлетическом клубе, поэтому одета соответственно: красное трико, черные колготки и трикотажная рубашка на молнии. На голубом небе ни облачка, стоит та характерная для конца зимы погода, когда морозный воздух пробирает вас до костей. Я пересекаю лужайку, проходя мимо гранитных и мраморных плит; свежескошенная трава шуршит под моими теннисными туфлями. Не обращая никакого внимания на мое присутствие, по лужайке в поисках насекомых пролетает небольшая стайка сорок с блестящими черными перышками и снежно-белыми брюшками. В этот утренний час здесь, кроме меня и сорок, никого нет.
Я останавливаюсь перед надгробием Фрэнни — простой могильной плитой без всяких украшений. Папа, мама и Билли лежат справа от нее, место слева пустует. Когда мои родители умерли, я с удивлением узнала, что отец купил на кладбище семейный участок на пять мест. Что заставило его заказать места для моего брата, Фрэнни и для меня? Неужели ему не пришло в голову, что мы можем жениться или выйти замуж, уехать и пожелать быть похороненными рядом со своими супругами в другом городе, даже в другом штате? Иногда я думаю, что все дело в цене, — возможно, была какая-то распродажа и два места шли по цене одного. Иногда же его прозорливость заставляет меня задуматься. Я вижу вакантное место для могилы и думаю, не случится ли так, что я буду лежать там, рядом с Фрэнни и Билли, а наша семья останется без наследников, гарантирующих ей вечное существование?
5
Перефразированная английская пословица «Любопытство и кошку уморит» — аналогичная русской «Много будешь знать — скоро состаришься».
- Предыдущая
- 17/78
- Следующая