Книга духов - Риз Джеймс - Страница 34

• Предыдущая
• 34/147
• Следующая

Обведя взглядом комнату, Элайзу Арнолд я нигде не обнаружила и все же знала, что она еще здесь. Холод пронизывал меня до костей. О, какая жалость к детям По меня охватила… за что им эта симуляция материнства?

– А они знают?.. – обратилась я в пустоту. – Они могут вас видеть?

Ответ донесся со стороны двери, которая захлопнулась, когда Элайза покинула альков. Не могу сказать, что я слышала какие-то слова – нет, но тем не менее ответ был получен. Как всегда, Элайза Арнолд пренебрегла множественным числом, а равно и местоимением женского рода – она имела в виду только Эдгара:

– Он не знает. Не может меня видеть.

Я повернулась лицом к Элайзе (ее присутствие ощущалось совсем близко). Призрак на моих глазах начал уплотняться. Что, она состоит из одного лишь… холода? Дверь и стекла задрожали в своих рамах, меня тоже бросило в дрожь.

Вопрос:

– Ты знаешь моего Эдгара?

– Знаю, хотя и не очень хорошо.

– Это несравненный гений, как тебе известно.

Я промолчала – не нашлась с ответом. Говорить правду было не слишком разумно. Если бы меня вынудили сказать свое мнение об Эдгаре, оно вряд ли пришлось бы по душе его матушке. Это Элайза поняла из моего молчания и отрубила:

– Нет, конечно же неизвестно.

Стужа усилилась. Мне пришлось с ног до головы завернуться в занавес.

– Гения способен распознать только гений. А ты, моя Геркулиночка, всего-навсего ведьма. Игра природы… Гениальности, боюсь, тут ни на грош.

– А потребен гений для того, чтобы полусгнившей вставать из могилы? – вырвалось у меня от обиды.

Заслышав такое, актриса уплотнилась – вернее, отвердела еще заметней. Она надменно тряхнула гривой и выгнула спину. (Ее позвоночник, растягиваясь, при этом хрустнул.) Упершись руками в бока, она решительно заявила, что в свое время ее гениальность была доказана. Валясь с ног от усталости и насквозь промерзнув, я желала только одного – поскорее спровадить нечисть из спальни – и потому, набравшись бесстрашия, отмела ее притязания с жестокостью, на какую только была способна. Перечеркнула и ее гениальность, и гениальность ее сынка простым вопросом:

– А Розали? Что скажете о Розали?

Рвануло мокрым, хлещущим вихрем. Я быстро шагнула к запертой двери и распахнула ее, чтобы ничто не помешало уходу мертвой гостьи. Когда ветер улегся, я закрыла дверь и задвинула щеколду.

Тишина. Спокойствие. Замирающее дыхание смерти.

Да, она ушла. Вне сомнения, идолопоклонничать у ложа спящего Эдгара.

Пробудил меня одинокий крик петуха.

За портьерой было темно, но солнечные лучи высветлили серебряную бахрому. Опять то же самое – со двора доносилось беспокойное кудахтанье.

Я сбросила ноги в чулках на пол и встала с постели. Горьковатым оказалось пробуждение, отдававшее вкусом кофе. Из потрепанной портьеры посыпалась пыль. Неумытая, в заношенной одежде, я чувствовала, как мне передалась затхлость постели, в которой давно никто не спал. Я прошлась по холодным половицам к окну, гадая, не увижу ли из него реку. Увидела и реку, и Маму Венеру – за работой в обнесенном стеной дворе.

Со стороны реки через выбитые стекла потянуло ветерком. Прохладным выдалось это воскресное утро близкой осени. На небе ни облачка. Я, остерегаясь порезаться, опустилась перед окном на колени и стала наблюдать за Мамой Венерой. Черные куры копошились вокруг ее черной как смоль юбки.

Провидица длинной палкой чертила на земле перед курятником круги. Куры тем временем поочередно затихали. Привольно расхаживали только петухи, а среди них лишь один кукарекал, встряхивая гребнем в знак неудовольствия от восхода солнца.

Три начерченных круга – около пяти или шести футов в диаметре; первые два Мама Венера разделила на четыре части, а третий – пополам. В каждом секторе она нацарапала либо какое-то слово, либо знак или символ, разобрать я не смогла. Возле каждого значка бережно поместила по зернышку. Затем, сунув палку под мышку, зашаркала к насторожившимся курам. Вытащив из кармана корм, стала подманивать их ближе к себе.

И вдруг – удар… Мгновенный, как бросок змеи. Ну и переполох же поднялся! Мама Венера ловко ухватила тощего курчонка.

Избранница была иссиня-черного цвета. Я, признаюсь, немного устыдилась: это были те самые куры, которые меня перепугали, когда мы с Розали пробирались через живую изгородь. Теперь они присмирели и затихли, и только петухи разгуливали поодаль, роясь в земле.

Мама Венера с курицей в руке обошла каждый круг. Приговаривала ли она что-то – не знаю, я не слышала, да и могла ли услышать бормотание из-под плотной вуали? Наконец с усилием, наверняка для нее болезненным, она подбросила курицу вверх. Та с громким кудахтаньем, хлопая крыльями, слетела к кругам и тотчас принялась склевывать зерна, по одному из каждого круга, а затем вернулась к Маме Венере. Мама Венера снова взяла курицу на руки и стала медленно обходить круги, изучая написанное клювом пророчество.

Суматоха из суматох: Мама Венера раскидала на землю содержимое своего кармана. Куры, сталкиваясь и налезая друг на друга, начали драться за корм. Две курицы, взлетев, сцепились в воздухе. Тут подскочили петухи, и скоро темные перья заблестели от выступившей крови. Мама Венера молча наблюдала за яростным побоищем.

Ох, а затем вступилась и сама, ухватила непослушными пальцами курицу за шею и крутнула. Крутнула, чтобы сломать. Голова курицы на сломанной шее бессильно повисла, будто шнурок от ботинка.

Когтями птицы стерли начерченные на земле круги. Для верности Мама Венера, распугав прожорливую стайку, кое-как затерла подошвами все следы своего магического искусства. Окруженная птицами со всех сторон, она остановилась.

При виде того, как приподнялась черная вуаль, я судорожно сглотнула слюну. Ясно, что меня заметили.

Заделаться привидением – штука самая простая. Я поняла это в первое утро, проведенное в особняке Ван Эйна. Перейдя от окна, где стала свидетельницей действий Провидицы, к другому, выходившему на боковую улочку, я заметила там рыжеволосого мальчонку в коротких штанах, который, закинув голову, неотрывно смотрел вверх. Возможно, он видел раньше, как я мелькнула в окне. Возможно, видел ночью свет лампы. Не суть важно; сейчас он не сводил с меня глаз, а я, должно быть, и вправду могла показаться призраком – помятая со сна, в растрепанных чувствах, да еще возникшая в окне верхнего этажа, о котором, несомненно, ходили всякие басни.

• Предыдущая
• 34/147
• Следующая