Книга духов - Риз Джеймс - Страница 122
- Предыдущая
- 122/147
- Следующая
От вида сестры меня затошнило. Я горько пожалела, что затеяла ее разыскивать. Пусть бы она и оставалась легендой.
Пятиубивец засвистел, и вскоре под деревьями собралось подобие двора. Это были мароны, люди смешанной, неопределимой расы. Кто был совсем обнажен, кто едва прикрыт. К счастью, среди них не обнаружилось шекспировских персонажей, хотя явившаяся шайка отличалась от них не в лучшую сторону.
Один приковылял на деревянной ноге, которая была вырезана по образцу его собственной и ремнями закреплена на обрубке. Другие претерпели не столь значительные потери – половина руки, пальцы, отрезанный нос. Как раз безносого (его, как и прочих, отличали сила и проворство, и одновременно застылость черт, за исключением только дырочек в том месте, где был нос) – именно безносого – Пятиубивец послал помочь Сладкой Мари. Остальные преклонили колени на опушке, спиной к своей госпоже – и, наверное, ко мне.
Безносый подошел к Сладкой Мари, склонился и поднял ее волосы. Поднял их вдоль спины, между стеблями, державшими седло-кровать, и, намотав себе на руки, придерживал, пока старая карга выпрямлялась.
О да, она встала и вышла из-за седла. Вышла медленно, черепашьими шажками, и позволила увидеть…
Босые ступни и костлявые, как у жеребенка, ноги, узловатые колени. Бедра, почерневшие от загара и дряблые (узенькая юбка из мешковины их не скрывала). Тело худое и слабое, рост не выше пяти футов. Втянутый живот. У самой талии – груди, прикрытые лифом из той же мешковины. Ребра наружу, хоть пересчитывай. На груди кожа тонкая, сухая, как бумага. В других местах – золотушная. Обвисшая, складчатая, местами обесцвеченная. В розовых пятнах от волдырей, ожогов, ссадин.
И потом, ее лицо:
Говорившее о красоте, которая превратилась в свою противоположность.
Между широкими скулами помещались миндалевидные глаза. Серый цвет радужных оболочек я бы сравнила со слюной. Слезившиеся белки белизной отнюдь не отличались, а имели светло-желтый оттенок. Веки, лишенные ресниц, были как будто слегка влажны. Они мигали, но без всякого ритма: то быстро, раз пять подряд, то медленно, а потом долго не мигали. Нос был на удивление изящный, вздернутый. Рот – суровый, словно сточенный жесткими словами вроде тех, какими она меня встретила (голос от нечастого употребления хрипел):
– Посадите ее туда. – Она повелительно кивнула. – На место оратора.
Меня подвели к утрамбованному участку перед старым дубом. Я ждала, глядя на существо, медленно приближавшееся в сопровождении индейца с голым черепом вместо лица, который бережно держал ее шлейф волос. Затем индеец пристроил его на крюк – ржавый железный крюк, вбитый – судя по всему, очень давно – в дерево, перед которым я стояла. На других деревьях виднелись такие же крюки, прибитые на высоте ее роста.
Освобожденная от бремени волос, Сладкая Мари выпрямилась и подняла взгляд на меня, но тут подошедший Пятиубивец что-то зашептал ей на ухо; чтобы понять, о чем он говорит, слышать было не обязательно, я уже уверилась, что он разгадал меня и как ведьму, и как мужчину-женщину. И конечно (теперь я знаю, что это было обязательно), старая карга поманила меня к себе, чтобы удобней…
– И то и другое, – проговорила она. – И то и другое?
И выкинула вперед свою твердую, как железо, руку – надавить, ощупать… узнать меня.
Когда я отстранилась, ее волосы соскользнули с крюка, голова задралась, обнажился лоб – слишком широкий, слишком округлый и высокий. Я заметила у нее в ушах ветвистые серьги, какие носят семинолы, – длинные, в бусинах. Она подступала, а я потихоньку удалялась, пока не отошла на безопасное расстояние. Верно, груз волос оттягивал кожу у нее на лбу.
– Нет, нет, дорогая, – произнесла она. – Не отбивайся от Сладкой Мари.
В ответ я показала глаз; она тоже.
– Сильная. И мужчина, и женщина… Это что-то совсем новенькое для Сладкой Мари.
Протяжно произнесенное слово «новенькое» прозвучало обидно; вначале послышался звук «г», словно она отнесла меня к докучным тварям, вроде гнуса или гномов.
Что-то напевая, Сладкая Мари принялась разглядывать меня обычными глазами. Ведьмин глаз она сморгнула мгновенно – такого я не видела ни у одной сестры. Мой же глаз, знаю, держался. Через него я рассмотрела Сладкую Мари во всех подробностях.
Она была много старше меня. На это имелись указания: длинные мочки, с которых свисали серьги; голубоватый блеск зубов; к верхней губе от носа спускалась глубокая морщина, вокруг росли седые волоски. Груди в поношенном дерюжном лифе свободно болтались. На шее у нее висел обызвествленный змеиный череп; ядовитые зубы были на месте; то, что я принимала за другие ожерелья, было, как выяснилось, грязью; кольца грязи, как кольца на стволе дерева, – свидетельство прожитых лет.
– Зачем, – спросила она вдруг, – зачем ты искала Зеркальное озеро? – Она развела своими тонкими, как щепки, руками, очерчивая границы своего царства. Каким духом на меня пахнуло, описывать не стану. – Зачем ты искала Сладкую Мари?
Прежде чем я успела ответить, Пятиубивец снова свистнул и придворные в два счета расселись, остался только тот, что нес волосы; он стоял на коленях в тени Сладкой Мари, обратив свое безносое лицо в грязь.
– Зачем? – повторила ведьма, когда нас на поляне осталось четверо.
– Я пришла за помощью. Я ищу…
– За помощью? Ты сказала, за помощью? – Ее пронзительный смех походил на крик журавля. – Поддержка и всякая такая «помощь», о которой ты говоришь, – это не по части Сладкой Мари. Она даром рта не откроет, вот в обмен на что-нибудь… Понимаешь, о чем Сладкая Мари ведет речь?
Я ограничилась кивком, потому что она подошла вплотную, обдавая меня вонью.
– Мена, – продолжала она. – Я говорю о мене. Что за… что за помощь тебе понадобилась и что ты ищешь?
– Я ищу одну женщину. Подругу. Ее зовут Селия.
– Да? – Она как будто заинтересовалась и, отступив, спросила: – Она ведьма?
– Нет. Просто подруга, как я сказала. Она убежала…
– Убежала? И ты смеешь… – Она с размаху ударила себя в грудь, отозвавшуюся глухим звуком. – Ты смеешь предлагать Сладкой Мари, чтобы она отыскала беглую рабыню? Вот так дурь!
- Предыдущая
- 122/147
- Следующая
