Наш мир — тюрьма - Ривендж Алекс - Страница 15

• Предыдущая
• 15/52
• Следующая

— Послушай, можешь мне поверить: в любом случае я на твоей стороне. Я хочу тебе помочь — даже больше хочу именно помочь тебе, чем разобраться во всей этой истории. Но как раз для этого мне нужно знать, что происходит. Во всяком случае, твою версию происходящего.

Да, у Рипли был соблазн открыться ему, но она все-таки не решилась. Даже если не думать ничего плохого (впору и подумать: чего стоит одна лишь тюремная татуировка, так и оставшаяся, кстати, непроясненной!), Клеменс все-таки медик, представитель замкнутой касты. Как знать, не сработает ли у него даже сейчас профессиональный соблазн увидеть в рассказе пациента «навязчивые идеи». А доказательств ведь никаких нет. Возможно, потом, когда эти доказательства будут получены…

— Знаешь что, если ты действительно хочешь мне помочь, найди для меня компьютер с аудиосистемой.

Она вновь демонстративно приподняла на весу «черный ящик». Однако Клеменс без раздумий отрицательно качнул головой:

— Не получится.

— Очень тебя прошу, постарайся мне помочь. Я еще и сама не уверена, но если мне удастся подтвердить одну догадку, я тебе тут же сообщу «свою версию». Ну… хочешь, мы вместе прослушаем запись?

Она говорила с Клеменсом как с ребенком. Но тот лишь смотрел на нее сочувствующим взглядом.

— Постараюсь я или не постараюсь — особой роли не играет. Ты, кажется, не вполне осознаешь, куда ты попала. Так вот, знай: НИЧЕГО ПОДОБНОГО на этой планете НЕТ. Даже если мы возьмем в заложники Эндрюса и под угрозой сбросить его в печь потребуем выдать нам аудиоприставку, нам ее все равно не получить. Она попросту отсутствует в радиусе нескольких световых лет.

Врач тоже говорил с ней как с ребенком: подчеркнуто спокойно, убедительно.

Рипли растерялась. Такого оборота событий она и представить себе не могла. Ситуация выглядела безвыходной. Неужели все сорвется из-за технической отсталости этого межзвездного захолустья? Но тут же она поняла, где находится выход из этого положения.

— А Бишоп?

— Бишоп? Ну, есть тут у нас один такой, осужден за два убийства. Но он-то чем тебе поможет?!

Рипли едва сдержалась, хотя ей и было ясно, что врач тут ни при чем.

— Робот-андроид серии «Бишоп», был с нами, разбит, по твоим словам — выброшен на свалку. Где это? — отчеканила она на одном выдохе.

— Ты хочешь воспользоваться его аудиоприставкой? А разве это возможно?

— Где свалка? — Рипли с трудом удерживала себя от крика, от безобразной женской истерики. На ее скулах играли желваки: каждая секунда может оказаться роковой, а тут еще этот бессмысленный разговор… Клеменс уже не был для нее посторонним, но теперь ее не хватало ни на любовь, ни на простую вежливость.

Клеменс спрятал улыбку:

— Я могу указать тебе дорогу, но не могу пойти с тобой. Во всяком случае, прямо сейчас. Мне через пару минут предстоит одно не очень любовное свидание.

… Когда Рипли, узнав путь, сразу же направилась в сторону свалки, врач несколько секунд с сомнением смотрел ей вслед. В какой-то момент он почти решился пойти за ней, но тут же представил себе, какое лицо будет у Эндрюса, и, круто развернувшись, шагнул в полутемный коридор, ведущий к директорскому кабинету. Однако уже на втором шаге он, как в стену, врезался в чью-то широкоплечую фигуру.

— Идешь к директору? — пророкотал знакомый голос, который, однако, Клеменс не смог распознать в первую секунду.

Над воротом зеленоватой тюремной робы, казалось, отсутствовало лицо: черная кожа была неразличима в полутьме. Только поблескивала оправа очков.

— Да, я иду к директору, но сначала я иду к тебе, Дилон. Нам нужно поговорить.

— Слушаю тебя, — ответил Дилон. Похоже, он ждал, что будет сказана именно эта фраза.

Эрзац-кофе был налит в два стакана. Один из них стоял рядом с директором, а другой, по логике вещей, должен был предназначаться врачу. Не Смиту же! Смит высился тут же, за спиной директора, широко разведя ноги и расправив плечи; выглядел он очень внушительно, но, конечно, воспринимался Эндрюсом лишь как предмет обстановки, вроде стенного шкафа.

Однако Эндрюс, похоже, забыл о своих первоначальных планах. Когда он наклонился вперед, перегибаясь через стол, он буквально кипел от ярости.

— Слушай меня, ты, дерьмо собачье, — начал он без всяких предисловий. — Если ты мне еще раз такую штуку выкинешь — я тебя пополам разрежу и скажу, что так и было, понял меня?!

Клеменс не впервые присутствовал при таком приступе бешенства, поэтому он и не подумал оскорбиться. Тут действовал принцип «на больных не обижаются», причем действовал в самом прямом смысле этого слова: Эндрюс, конечно, не был вполне вменяем, — во всяком случае, во время подобных припадков.

— Боюсь, я не совсем понимаю…

— Брось, все ты понимаешь! — Эндрюс сам поддерживал накал собственной злости, не давая ей остыть.

— И все-таки я ничего не могу понять. Может быть, вы соизволите мне объяснить, господин директор? — в последнюю фразу Клеменс вложил изрядную порцию яда. У него был соблазн тоже перейти с директором на «ты» и тем ввести его в состояние, близкое к инсульту. Однако цель его была не поддразнивать Эндрюса, а извлечь из него всю возможную информацию. Да и держать его подольше здесь, в этой комнате, тоже было бы неплохо: кто знает, нашла ли уже Рипли то, что искала, в грудах выброшенного на свалку хлама или нет?

— В семь часов утра с нами связались по каналу высшего уровня коммуникации. Понимаешь, высшего, во всех аспектах: срочности, значения и секретности! Да мы за все существование колонии не получали такого вызова!

Врач не отвечал. В мозгу его происходила лихорадочная работа: семь часов утра — это до вскрытия или после? Нет, много раньше: в морге они были уже около девяти. Вот почему эта парочка прибегала туда уже «на взводе»…

— Им нужна эта женщина, это стерва! Требуют, чтобы мы присматривали за ней, нянчились с ней, оберегали от всех возможных опасностей! — Директор будто выплевывал эти слова — с гневом и отвращением. Он уже было успокоился, но теперь снова начинал входить в раж.

Клеменс все еще продолжал молчать, обдумывая услышанное.

• Предыдущая
• 15/52
• Следующая