Тайная сила внутри нас - Норрис Чак - Страница 34

Разумеется, дети ни в коем случае не являются единственными моими поклонниками, и я пытаюсь обеспечить содержательное развлечение и для взрослой аудитории. Многим взрослым людям Америки нужен кто-то, на кого они могут равняться, кто-то уверенный в себе и бесстрашный, некий символ того, что мы считаем правильным. Хотя бы на время просмотра моего фильма они могут насладиться усилиями героя в сражении со злом, и его окончательный успех, его победа над злом могут стать для этих людей необходимым толчком или, возможно, мягким напоминанием о наших общих идеалах.

Многие молодые люди, которые смотрят мои фильмы сегодня, даже не подозревают, что когда-то я был учителем и чемпионом в каратэ. Они считают, что я всего лишь актер, неплохо подготовленный в боевых искусствах. В эти дни я, безусловно, наиболее известен своим сериалом «Уокер, Техасский Рэйнджер», и я знаю, что некоторые из его поклонников вообще не связывают меня с боевыми искусствами, — для них важны другие черты характера моего персонажа.

У того героя, которого я играю для телевидения, есть свои особенности; в определенном смысле, Уокера можно считать дальнейшим оттачиванием типажа, который я играл все эти годы. В Уокере отражены те изменения, которые произошли во мне как в актере и как в личности. Но он — по-прежнему я сам, и если зрители видят его движения, жесты, выражение точек зрения и нравственную позицию, они абсолютно правы — это я.

Это всего лишь отражение Дзэн, основного значения действия, того, что мы на самом деле делаем в своей жизни и как ведем себя по отношению к окружающим людям. Мне очень приятно слышать аплодисменты в свой адрес, сначала как последователю каратэ, потом — как символу. Таких откликов может добиться каждый из нас, ибо каждый способен управлять тем образом себя, который он предлагает другим, как на экране, так и в обычной комнате.

Если мы относимся к людям с уважением, контролируем свои действия и слова, мы создаем положительный внешний образ своих внутренних «Я». Если мы честны, этот образ будет подлинным. Следует различать себя в том, каким видят вас окружающие, и этот образ должен быть достоин вашего собственного уважения.

Как я уже говорил, некоторые из моих старых друзей и членов семьи все еще называют меня Карлосом. Это форма привязанности, мягкого напоминания о том, что они знали меня «еще тогда», — тогда, когда очень мало кто знал, что я есть на самом деле, — в том числе и я сам.

Мой младший брат Уилэнд погиб больше двадцати пяти лет назад, в 1970 году, в июне — за месяц до своего двадцать восьмого дня рождения. Он погиб во Вьетнаме от рук вьетконговцев, когда вел свое отделение по вражеской территории. В определенный момент он, по-видимому, что-то почувствовал, потому что жестом показал своим людям оставаться на месте, а сам двинулся вперед, чтобы проверить тропу. Он заметил вражеский дозор, расположившийся в засаде, крикнул, чтобы предупредить своих, а затем началась стрельба.

Так это случилось, но я узнал о подробностях только позже, и потом бесконечно много раз переживал эти минуты в своем разуме. Я видел эти события, как сцену кинофильма — возглас, жесты, — и вновь и вновь повторял ее перед своим внутренним взором, пытаясь достичь понимания и, кроме того, в надежде, что у нее будет иная развязка. Но сцена всегда заканчивалась одинаково, и Уилэнд, мой брат, всегда оказывался мертвым.

Фумио Демура, один из самых важных людей в области боевых искусств Соединенных Штатов, проводил состязания в Японском Оленьем Парке в Калифорнии, в ходе которых состоялось множество захватывающих схваток между спортсменами со всей страны. Я присутствовал там в качестве рефери и проводил судейство отчаянной схватки, но в самом ее разгаре услышал, как громкоговорители произнесли мое имя. Голос сказал, что меня ждет срочный телефонный звонок.

А потом я слушал голос Эвелин, матери моей жены. Ее голос настолько не слушался ее, что она не могла произносить слова иначе, чем выпаливая их скороговоркой, тяжело и стремительно.

Так я узнал о том, что Уилэнд погиб.

Он родился 12 июня 1943 года, практически в самой середине Второй мировой войны. Несколько месяцев спустя моего отца забрали в армию, а меньше чем через год мы получили телеграмму, в которой сообщалось, что отец пропал без вести. Три месяца прошли в полном молчании, но потом он вернулся домой. Он был ранен и вернулся с войны пьяницей, что в результате принесло столько боли всем нам.

Аарон, наш самый младший брат, родился в ноябре 1951 года. К тому времени мы очень редко видели отца, а когда он был дома, он почти всегда был пьян. Поскольку наша семья не могла позволить себе нянечку, а маме приходилось работать, каждый день я спешил домой из школы, чтобы присматривать за двумя младшими братьями. Я помнил, как заботился о них обоих, а когда стоял там, в Японском Оленьем Парке с телефонной трубкой в руке, я вспоминал, как убаюкивал Уилэнда, качая на руках.

Ничто не было мне так дорого, как он. Я бы отдал все, что угодно, лишь бы не потерять его, но не было ничего, что могло бы вернуть его назад. Тот солнечный июньский день стал самым печальным в моей жизни.

Утешение приходит к нам в разных формах, но все они значимы и полезны лишь в определенной степени, и семьи, даже самые маленькие, прибегают к невероятной взаимоподдержке, помогая друг другу справиться с такими страшными потерями. Первоначальное пронзительное горе вскоре превращается в подобие извечной тоски, которая, кажется, никогда не ослабеет и никогда не покинет вас. Но она уходит или, скорее, перерастает во что-то иное — в нечто, с чем, как вы понимаете, вам придется жить до конца своих дней и о чем вы никогда не сможете забыть.

Уилэнд, Аарон и я заботились друг о друге так, как могут заботиться только братья, в таких проявлениях, которые не всегда могут быть понятны окружающим, но которые обладают внутренней значимостью и взаимопониманием и продолжаются всю жизнь. Мы выросли без отца, и это сблизило нас, сделало чуткими к потребностям друг друга; мы осознавали то, что важно для каждого из нас.

А я был старшим. Я не могу сказать, что оба брата непременно следовали моему примеру, но я всегда шел первым, чтобы показать им путь, — это было совершенно естественно. Как самый взрослый и сильный, я считал себя ответственным за них и видел в них своих лучших друзей — людей, к которым нужно прислушиваться и которых следует учить. Я был очень горд в тот день, когда Уилэнд получил свой черный пояс. Он был моим братом, и я учил его всему, что знал и любил.

Они не последовали моему примеру дальше воинской службы. Я служил в Военно-Воздушных Силах, но они оба записались в сухопутные войска — сначала Аарон, а несколько недель спустя и Уилэнд. Они оба попали в один и тот же тренировочный лагерь и по ночам выскальзывали из постелей и встречались на углу, возле казармы Аарона. Строго говоря, это было против правил, но мне известно, что они это делали и, если бы я был рядом, я тоже присоединился бы к ним. Случилось так, что в день смерти Уилэнда Аарон находился на базе в Корее. Его срочно отозвали и позволили приехать домой на похороны.

Формой утешения стали сами похороны. Несколько лет спустя, когда я снимал «Пропавших без вести» и «Пропавших без вести — 2», я впервые задумался над тем, насколько нам повезло в том, что мы знаем, где похоронен Уилэнд, — в сравнении с теми семьями, которым все еще не известно, где и как погибли их мужчины.

Я очень много думал о смерти Уилэнда. Я знаю, почему он был во Вьетнаме; в конце концов, он, Аарон и я выросли вместе, усваивали и обсуждали одни и те же идеалы, которые включали патриотизм и стремление отдать все ради своей страны. Он погиб, делая правильное дело и совершив верный поступок: он в одиночку пошел вперед, чтобы обезопасить путь для тех людей, которые от него зависели.

В этом смысле, боль моей потери навсегда смешалась с не менее душераздирающим чувством гордости. Поступив так, Уилэнд сделал то, чему я его учил, — не только на словах, но и на деле. Способность быть впереди, свойственная старшему брату, может превратиться на войне в героизм. И даже в более широком смысле — в движении навстречу возможной смерти — Уилэнд опередил меня с той же уверенностью, с какой он шел впереди своего отделения.