Точка зрения (Юмористические рассказы писателей Туркменистана) (сборник) - Меляев Ходжанепес - Страница 18

Отдав приказ установить пушки так, чтобы прямой наводкой можно было обстрелять как можно большую часть дороги вплоть до пригорода, а пулеметы — под мостом и вдоль речки, Ягмыр задумался. Надо было выяснить обстановку в ближайшем городе. Последнем городе на пути к победе. В разведку должен пойти человек, знающий немецкий язык. У них в группе немецким владел только Володя Рубин. Его — нельзя. Это Ягмыр знал твердо. Где найдешь еще такого меткого стрелка, как Володя-артиллерист. И Ягмыру ярко вспомнился случай под Варшавой, когда Володя, заключив пари, ловко сбил болванкой изоляционный стаканчик, не задев телеграфного столба.

— Нужны добровольцы в разведку. Кто пойдет? — обратился командир взвода к солдатам, уже начавшим рыть окопы.

— Я, — вскочил огромный детина с черными усами.

— Нет, пока не сбреешь усы, никакой разведки тебе не видать, — ответил Ягмыр и по-туркменски добавил, что разведчику придется переодеться в гражданское и пробраться в город.

— А-а, понятно, — блестя добрыми, умными глазами, протянул усач. — Так ведь снять усы — дело недолгое. Я их отрастил на страх врагу. А теперь война к концу идет. Эльба-река совсем близко. Разобьем врагов, и сразу усы сбрею.

— Э-э, Мамед, слаб ты в политике, дружище, — обратился к усачу юркий синеглазый паренек. — Пока на земле будут капиталисты, и враги у нас будут. — И, повернувшись к командиру, вытянулся: — Я пойду в разведку, товарищ старший лейтенант!

— Подумаешь, политик нашелся, — проворчал Мамед. — Главное сейчас — с фашистами покончить…

— Старшой, старшой, наши идут по шоссе! Наши! — закричали вдруг с крайнего наблюдательного пункта.

«Наши? Так скоро? — подумал Ягмыр, настраивая бинокль по глазу. — Может, это соседи слева?»

С востока по шоссе, сквозь сизую пелену утренней дымки, медленно двигалось что-то темное, длинное. Ягмыр огляделся. Солдаты, бросив рыть окопы, с радостными лицами смотрели в сторону приближающейся колонны. Подбежал Володя, взял из рук Ягмыра бинокль, несколько раз поднес его к глазам. Помолчал, как будто раздумывая, но затем твердо произнес:

— Старшой, это не наши.

— Неужели? — Ягмыр насторожился. Еще раз посмотрел в бинокль. — Да, ты прав. — И, обернувшись к бойцам, негромко скомандовал: — По места-ам!

Радость, всего минуту назад сиявшая на лицах бойцов, сменилась ожесточением. Приближался враг. Командира взвода беспокоила мысль, как долго смогут они удерживать колонну до подхода своих основных сил. До вечера? А вдруг придется биться несколько суток? Володя Рубин в это время оглядывал свое «хозяйство»: «Снарядов маловато. Зря мы налегке ушли. Зарядить бы сейчас шрапнелью! Ну да всего не предвидишь… Страшновато? Пожалуй, нет. В плену не умер. На Висле не утонул. В Берлине не погиб. Получается, как в сказке про Колобок: «И от деда ушел, и от бабки ушел, и от волка ушел…» Позавчера не убили, вчера жив остался. Вчера… Казюлин… Как он смотрел на меня! Как будто говорил: «Ты вот остаешься, а я ухожу». Почему именно он должен был умереть? Почему он, а не я? Что такое смерть? Случайность? Кто из этих вот сотен шагающих будет целиться в меня? Но это уже неважно. Все равно мы победили».

А Мамед, удобно устроившись в уже отрытом окопе, думал, что это, видно, будет последний бой. И что если он останется жив, то поспеет домой как раз к уборке пшеницы. А случись, запоздает, все равно на хармане работа найдется. Пшеницу надо ведь еще обмолотить, а затем провеять. Значит, главное — остаться в живых. А как? Мамед не трус — не зря вон какие усищи отрастил. «Смелого пуля боится…» — поется в русской песне. Хорошая песня, правильная! Приеду домой, буду сыну русскую песню петь: «Смелого пуля боится, смелого штык не берет!»

Уже можно было различить невооруженным глазом: медленно, один за другим, лязгая гусеницами, по бетонным квадратам шли тягачи, за ними — темно-зеленая колонна фашистов.

Мамед посмотрел в сторону командира. Ягмыр сидел у лафета и что-то сосредоточенно обдумывал, а Рубин, склонившись над прицелом-квадрантом, медленно крутил ручку горизонтальной наводки.

«Надо бойцам сказать, что мы решили подпустить фашистов как можно ближе, — подумал Ягмыр, и в тот же миг у него блеснула новая мысль: — Если подпустим слишком близко, они сразу определят, что нас мало».

— Может, они сдадутся в плен? — сказал он вслух. — Надо оставить им эту возможность. Сколько сдалось от Берлина до Науэна. Нет, не стоит подпускать близко. Как думаешь, Володя?

— Решай сам, старшой. Но, по-моему, ты правильно говоришь, — ответил Володя. — Надо держать их подальше от себя.

— Тогда готовься, — приказал Ягмыр. — Термитными. Прямой наводкой по тягачам. Передайте по цепи: пулеметы обстреливают пехоту! — Немного погодя, убедившись, что его команда дошла до всех, Ягмыр поднял руку и сразу же резко опустил: — О-о-гонь!

Грохот пушек, взрывы снарядов, трескотня нескольких пулеметов, троекратно усиливаемые лесом, заполнили все вокруг. Тягачи, подожженные артиллеристами Рубина, сгрудились посреди шоссе и преградили дорогу. Транспортер, пытавшийся их объехать, перевернулся в кювет. Пехота заметалась в панике.

— О-о-гонь! — повторил команду Ягмыр.

— Старшой, старшой, они выбросили белый флаг, — закричали командиру с левого фланга.

И действительно, подняв над головой что-то белое, по шоссе шел немецкий солдат.

— Прекратить огонь! — скомандовал Ягмыр. — Рубин!

— Я, — оторвался от пушки Володя.

— Узнай, чего там фрицы хотят?

Рубин подтянул ремень, поправил гимнастерку, приложил ко лбу пальцы (проверил, правильно ли сидит пилотка) и только тогда вышел на шоссе. Сильно постукивая ногами о бетон, он стряхивал пыль с сапог.

— Ишь, прихорашивается, словно к девчонке идет, — пошутил кто-то у него за спиной.

— Правильно делает, — серьезно ответили шутнику. — Негоже советскому бойцу быть в неопрятном виде. Да еще перед фрицем. Вон мы их как… Значит, должны мы быть по всем статьям первые.

А Владимир Рубин уже четким строевым шагом гордо вышагивал навстречу немцу. С минуту был слышен цокот двух пар железных подков. Примерно в двух шагах друг от друга парламентеры остановились.

Приставив к ноге карабин с нательной рубашкой на штыке, немец заговорил:

— Наш генерал просит вашего генерала на переговоры. — Он произносил слова медленно, с расстановкой, наверно желая, чтобы его правильно поняли.

Услышав слова «вашего генерала», Володя усмехнулся, но тут же погасил улыбку, понял, что чуть не выдал себя. Немцы не должны знать, что советских бойцов здесь всего взвод с небольшим и что никакого генерала с ними нет. Подумав, он решил выиграть время:

— Генерала могу заменить я. Ведите меня к своему генералу, я дам ему исчерпывающий ответ.

— Наш генерал не станет говорить с офицером ниже его по званию, — резко ответил немец.

— А… Тогда ему придется обождать. Наш генерал вместе со своим штабом выехал на встречу с союзниками. Мы сейчас же радируем ему о просьбе вашего генерала, — на ходу сочинил Рубин.

— О согласии вашего генерала дайте нам знать, — сказал немец.

— Хорошо. Если он согласится, мы просигналим белым флагом. В подтверждение своего предложения вы ответите нам тем же сигналом. Договорились? — спросил Володя.

— Яволь!

Парламентеры почти одновременно сделали поворот «кругом» и зашагали каждый к своим.

Рубин подробно доложил командиру взвода о ходе переговоров.

— Ты поступил правильно, Володя, — сказал Ягмыр. — Но таким образом мы можем задержать их час, полтора. А потом они поймут, что их обманули… — Он посмотрел на карту. — Если наши вышли сейчас из леса… Это, наверное, километров двадцать пять с лишним…

— Здесь они будут не раньше чем часа через четыре, — продолжил мысль командира взвода Володя.

— Да, — согласился с ним Ягмыр. — Эх, черт, где же взять генерала?

— Вас, старшой, возведем в генералы, — предложил один из артиллеристов. — Идите и поговорите с ними. Видимо, сдаться решили фрицы. Чувствуют — конец им.