Васек Трубачев и его товарищи (илл. Г. Фитингофа) - Осеева Валентина Александровна - Страница 16
- Предыдущая
- 16/178
- Следующая
В. Трубачев».
Васек решительно свернул листок и зашагал по тропинке.
— Одинцов, прими заметку, — не глядя на товарища, сказал он.
— Уже? — удивился Одинцов, вытирая шарфом мокрое, разгоряченное лицо. — Я так и знал, что ты пишешь! А мы тут пятых в угол загнали. Как окружили их со всех сторон — и давай, и давай! Сашка орет: «Трубачев! Трубачев!» Слышал?
— Слышал… я на бревнах сидел, — с сожалением сказал Васек. — Сам себя наказал… да еще написал плохо…
— Плохо? Посмотрим, — важно сказал Одинцов, пряча заметку. Он почувствовал себя ответственным редактором. — Плохо, так исправишь.
— Отстань, пожалуйста! Я и эту-то наспех писал, когда мне исправлять ее? Не на уроке же! — рассердился на товарища Васек. — Плохо — не бери. Вот и все!
— С Митей решим, что брать, а что нет. Материала хватит, — независимо ответил Одинцов и, увидев Лиду Зорину, подошел к ней.
Васек уселся на свою парту и заглянул через плечо в тетрадку Малютина. Тот, глядя на картинку в книге, писал крупными буквами незнакомые слова.
— По-каковски это? — спросил Васек.
— Немецкий у меня сегодня после школы. Я в группу хожу, — пояснил Сева.
— А зачем это тебе? Ведь у нас английский учат.
— Немецкий тоже надо знать, — просто ответил Сева.
— Всех языков не изучить!
Сева хотел что-то возразить, но Васек был зол и повернулся товарищу спиной.
«И зачем это я такую дурацкую заметку дал? Может, лучше назад взять, а то все надо мной смеяться будут. Пойти к Одинцову?»
Но к Одинцову он не пошел, сомневаясь, что лучше: не выполнить обещание или осрамиться с плохой заметкой.
В пионерской комнате шла оживленная работа. Ребята складывали по порядку номера журналов и подшивали «Пионерскую правду», чтобы передать в школьную библиотеку.
Васек покрывал лаком рамку для стенгазеты.
«Вот это по мне», — думал он, с удовольствием макая кисть в густой лак.
Митя сидел за столом, просматривая заметки для стенгазеты.
— Это все у тебя? — спросил он Одинцова, приглаживая пальцами светлые волосы. — Маловато, плохо шевелитесь!
— Многие только сегодня дали, — виновато сказал Одинцов. — Вот Лида Зорина дала заметку, и Трубачев, и еще несколько ребят… — Он подвинул к Мите новую пачку бумаг.
— А, еще есть! — обрадовался Митя. — Давай, давай!
Нюра Синицына вбежала в комнату и, оттолкнув Одинцова, положила на стол вырванный из тетрадки лист.
— Вот, Митя! Я стихи написала, а Одинцов не берет. Он думает, что если он редактор, так может распоряжаться. А стихи очень хорошие, мои родители даже в «Пионерскую правду» послать хотели!… — затрещала, размахивая руками, Синицына.
— Стоп, стоп! — остановил ее Митя. — Экая ты мельница!
— Вот она всегда так! — возмущенно сказал Одинцов. — Кричит только, а у самой голова ничего не работает. Вот прочти, что она тут написала.
— «Что написала, что написала»!… — передразнила его девочка.
— Сядь и помолчи! — потянул ее за рукав Митя. — Сейчас разберемся. Я уже говорил тебе, Одинцов, что такие спорные вещи надо решать сообща.
Васек оставил работу и подошел к столу.
— Мы всей редколлегией проверяли. Тут она Лермонтова и Пушкина списала, да еще сама между ними втерлась! — сердито сказал он.
— Неплохо попасть в такое соседство! — засмеялся Митя. — Сейчас посмотрим, что у нее получилось. Он громко прочел:
Уж небо осенью дышало,
А я учебу начинала.
Взяла тетрадки и пошла,
Так я учебу начала.
— Тьфу! — не выдержал Одинцов.
— Вот он всегда на меня нападает! — пожаловалась Синицына.
— Да потому нападаю, что глупо! Противно…
— Потише, потише, — сказал Митя. — Плохо ведешь себя, Одинцов! Так не годится: лишний спор заводишь и мне не даешь прочитать до конца.
Одинцов замолчал.
Митя начал читать сначала:
Уж небо осенью дышало,
А я учебу начинала.
Взяла тетрадки и пошла,
Так я учебу начала.
Белеет школа одиноко
В тумане неба голубом,
Идти мне в школу недалеко -
На крайней улице мой дом.
Мои родители давали
Мне на прощание совет:
«Учись ты, Нюра, хорошенько -
В награду купим мы конфет».
М-да… — задумчиво протянул Митя и посмотрел на Синицыну. — Плохо. Очень плохо!
— А почему плохо? Рифма есть, все есть, — забормотала Синицына, поглядев на всех.
Митя еще раз пробежал глазами стихотворение и тяжело вздохнул:
— Почему плохо? Прежде всего по мысли плохо. Ты вот пишешь о себе:
А я учебу начинала.
Взяла тетрадки и пошла…
А родители тебе за эту учебу обещали конфет.
Ребята фыркнули.
— А еще Пушкин и Лермонтов тут у нее!
— Вот уж ничего подобного! — сказала Синицына.
— Ну как же ничего подобного? — улыбнулся Митя. — Вот смотри:
Уж небо осенью дышало,
Уж реже солнышко блистало…
Чье это?
Синицына раскрыла рот, чтобы что-то сказать.
— Постой. Дальше посмотрим:
Белеет парус одинокий
В тумане моря голубом…
Это чье?
— Во-первых, у меня не парус, а школа белеет…
Одинцов громко фыркнул. Митя рассердился:
— Одинцов, ступай займись подшивкой газет! Стыдно! Большой парень — и не умеешь себя в руках держать. Ступай!
Одинцов нехотя отошел от стола.
— А ты, Нюра, сядь. Мы с тобой сейчас разберемся хорошенько.
Синицына надулась и с упрямым лицом присела на кончик стула.
— Что она там — все спорит? — спросил Одинцова Булгаков.
За столом Митя что-то говорил, не повышая голоса, но часто поднимая вверх брови и разводя руками.
Нюра сидела красная, надув губы. Ответы ее становились тише, спокойнее, потом она встала, взяла со стола листок и молча прошла мимо ребят.
— Поняла наконец, — улыбнулся Васек.
— Сейчас мне нахлобучка будет, — сказал Одинцов.
— Ребята! — Митя постучал по столу. — Если мы будем высмеивать человека, тогда как мы обязаны по-товарищески объяснить ему его ошибки… — Он строго посмотрел на присмиревших ребят.
— А чего ж она… — вспыхнул Одинцов.
Васек вспомнил свою заметку: «И правда, если над каждым смеяться, никто и писать не будет».
Когда Митя кончил, он подошел к нему и сам сказал:
— У меня тоже как-то нескладно получилось с заметкой.
— Сейчас будем читать, — сказал Митя. — У меня остались три заметки: Одинцова, Зориной и твоя.
Одинцов услышал свою фамилию и насторожился. У него был важный и ответственный раздел — «Жизнь нашего класса». Выбранный единогласно, он очень строго относился к своей работе и не пропускал ни одного случая или события, взволновавшего класс. Теперь он тоже дал заметку под заголовком: «В классе было грязно».
Митя внимательно просмотрел ее, улыбнулся и написал: «Принять». К статье Зориной он отнесся очень серьезно. Зорина писала о дружбе мальчиков и девочек и заканчивала так:
«Многие мальчики говорят: «Мы, ребята, между собой всегда поладим — кому надо, и тумака дадим. А девочку за косу дернешь — и то она обижается; значит, с девочками и дисциплину подтянуть нельзя». А я считаю, что это неправильно, и тумака давать совсем необязательно, только с девочками надо разговаривать по-дружески, а не высмеивать их. Девочкам тоже не надо пересмеиваться и поддразнивать ребят, а у нас есть такие ехидные — это тоже неправильно. Мы росли вместе, учились вместе с первого класса, давайте будем дружить. Я стою за дружбу девочек с мальчиками. Не надо никого обижать и пересмеивать.
- Предыдущая
- 16/178
- Следующая
