Степан Сергеич - Азольский Анатолий - Страница 35

• Предыдущая
• 35/66
• Следующая

— Сел, Анатолий Васильевич.

Два дня назад Стригунков с помпой вернулся из Харькова, выбил ящик кристаллов сернистого натрия, обошел в беге с препятствиями всех домогателей.

— Пьешь, Михаил?

— Побойтесь бога, Анатолий Васильевич. Разве шампанское — это напиток? Что-то среднее между молоком и керосином.

А ведь когда-то, вспоминал директор, этот сидящий против него гурман взбалтывал клей БФ, добывая спирт на опохмеление.

О Стригункове директору много чего нашептал Баянников. Предки Стригункова по мужской линии прислуживали в «Славянском базаре», по женской — отирались у скупочных магазинов, вертелись на толкучках. Выше старшего официанта и участкового никто в роду не поднялся, предки, быть может, нарочно хирели умом, чтоб всю неиспользованную мощь передать выродку в их племени. Дождались — родился крикливый мальчик. В четыре года писал и читал (в семье — ни одного грамотного), за что ни возьмется — освоит немедленно.

Родители умерли спокойно: знали, что единственный сын их не пропадет. А он мастерил в детдоме приемники, ловил Европу, досаждал учителям и научился чисто говорить на трех языках. Вот только служба морская не пошла. Кончил училище — назначили командиром морского «охотника», вылетел с треском, поволок, пропившись, именные часы на таллинский рынок (их подарили ему «за лучший выход в атаку на подводную лодку»). Суд чести и — вон с флота.

Пришел в НИИ старшим техником, стал инженером второго отдела, потом скакнул в отдел научно-технической информации — начальником: пригодились языки. И опять — водка. Покатился вниз. Был даже одно время и диспетчером второго цеха. Три месяца не мог он найти работу. Потом Труфанов, проезжая мимо обнесенного забором фундамента, заметил, как шмыгнул в калитку бывший начальник отдела — нес ведро с раствором. Через две недели Труфанов попросил шофера остановиться у забора. Стригунков бегал уже электриком. Еще через месяц — прорабом. Труфанов не удивился, когда вскоре увидел вывеску: строительство ведет такое-то СМУ, ответственный — старший прораб Стригунков М.А. Вывеска продержалась недолго. Ответственного прораба Труфанов нашел в котельной соседнего дома, специалист по глубинному бомбометанию шуровал кочергой. На лавочке расстелена газета, на ней — бутылка молока и булочка, весь суточный рацион кочегара. Труфанов попробовал молоко: кислое. Пиши, сказал Стригункову, заявление. Дал денег. Устроил в общежитие для молодых специалистов. И вот — агент по снабжению ныне, попыхивает сигареткой в кабинете директора.

— Дельце одно есть, Миша, — сказал Труфанов и протянул ему папку с документацией на «Кипарис»…

Конфуз в кабинете Ивана Дормидонтовича еще не был забыт в министерстве.

Так и сяк вертели члены комиссии ручки анализатора, щелкали тумблерами, учинили допрос начальнику ЛТИ. С собой привезли эталонированные пробы, замеряли их на «Кипарисе». Мишель знал, чем их пронять. Он обложил радиометр американскими журналами, девчонки из КБ вычертили ему таблицу сравнительных характеристик отечественных и зарубежных радиометров. Получалось, куда ни глянь, что «Кипарис» — чудо техники двадцатого столетия. Инженеры утратили бдительность и расписались в акте, они пропустили мимо глаз незаполненные графы примечаний к таблицам на предпоследнем листе, а Стригунков туда вкатил особое мнение НИИ. «Кипарис» упаковали и увезли. Через два дня вернулся Саблин. Комплексную лабораторию уже расформировали, молодежный клуб распался. Саблин оказался не у дел и написал заявление: «Прошу уволить меня по собственному желанию…»

Он ушел, а на выставке разразилась тихая сенсация. Уважаемый человек чудо-техники обошел своим вниманием. Правда, его пытались подвести к радиометру вплотную и уже начали объяснять, но какая-то мигающая штуковина заинтриговала уважаемого человека, и он не расслышал того, что говорили ему о «Кипарисе». Специалисты же и корреспонденты услышали и поведали миру о «Кипарисе». В Москву со всех стран и сторон полетели заявки на приобретение современного альфа-бета-гамма-радиометра. В геологоразведке возникли споры.

Березовская экспедиция настаивала на первенстве в эксплуатации, Краснохолмская требовала того же.

Анатолий Васильевич Труфанов при поездках в министерство принимал поздравления коллег, в поздравлениях сквозило удивление и сожаление. Кто бы мог подумать, тихо ахали директора НИИ, такую махину отгрохать за семь месяцев! Они проклинали себя за то, что когда-то отпихнулись от заказа. В разговорах с ними Труфанов о «Кипарисе» отзывался пренебрежительно. «Да, говорил он, — вещь недурная, но, знаете ли, черновой вариант, по существу, доработочка требуется, доработочка…» Руководству же заявил совершенно открыто: «Вещица-то — дерьмо, удивляюсь, почему это она вам понравилась».

Руководство потребовало объяснений и с ужасом прочло особое мнение, вкатанное Стригунковым в графу примечаний.

Труфанов теперь охотно брал (в середине года!) срочные заказы. Имея их, легче отказаться от возобновления «Кипарисов». Уловки не помогли. Уступая письмам заказчиков, министерство мягко, без нажима предложило Труфанову изготовить небольшую партию. Так же мягко Труфанов отказался.

Но на министерство давили, и не только геологи. Труфанов отбрыкивался как мог, потрясал пачкою договоров, кричал о срочных заказах. Ему твердо приказали и добавили сладости в пилюлю, определив число выпускаемых «Кипарисов» — сто. Первые же экземпляры геологам нужны в сентябре.

Сто штук! Не пилюля, а сплошная горечь.

Заводу срочно перекроили полугодовой план, отодвинув некоторые заказы на конец года. В цехе на видном месте вывесили обязательство: сдать первый «Кипарис» двадцатого августа. Мишель Стригунков считал себя крестным отцом радиометра, про обязательство услышал и стал часто заходить в цех, подсаживался к монтажницам помоложе и пообнаженнее, надолго застревал в регулировке, честно предупредил Степана Сергеича о грядущих бедах. Пожар в борделе во время наводнения — такую картину нарисовал он диспетчеру, но Шелагин не счел нужным прислушиваться к нашептываниям проходимца. Все детали для «Кипариса» в полном наличии, монтаж блоков идет на всех столах, пожаром не пахнет, вода не подступает. Правда, слабомощные вентиляторы не успевают откачивать из воздуха жару и канифольный чад, девушки чересчур легко одеты, но это же под халатом — и что вообще за наглое сравнение цеха с чем-то буржуазным?

Тринадцатого августа монтажный участок передал регулировке четыре анализатора. Громадную партию пустили в производство без обкатки ее мелкой серией. Не в первый раз цех делал не завершенный разработкой прибор. Обычно он целеньким доходил до остекленной комнаты, прилизанным, потом начинал взъерошиваться отпаянными концами проводов, звал на помощь, прибегали инженеры, присутствовали при последнем вздохе умирающего радиометра… В конце концов эрудиция инженеров подкреплялась опытом регулировщиков, прибор оживал, благополучно настраивался и где-то на другом заводе плодовито размножался.

На этот раз Труфанов был полон самых мрачных предчувствий и в цехе не показывался. Позвонил регулировщикам и сказал, что заплатит им любую сумму, если они сдадут в августе четыре комплекта. Монтажному участку директор обещал крупную премию.

Каждому регулировщику досталось по блоку, каждый по-своему приступил к работе. В Крамареве еще жило детское любопытство, он разглядывал анализатор как игрушку, трогал переключатели, читал десятки выгравированных на панели надписей. Сорин начал с азов, изучал описание, инструкцию по регулировке.

Петров сразу углубился в схему. Дундаш не доверял ни одному документу.

Включив анализатор, он наклонился над ним, подозрительно водил носом, напрягал ухо — принюхивался и прислушивался. Нигде ничего не горело и не трещало. Дундаш, не успокаиваясь, подслеповато щурился, разглядывал красные тельца сопротивлений МЛТ, зеленые столбики ВС.

По прошествии часа Петров флегматично объявил:

— Нас предали, ребятишки. Схема не та, описание не то, инструкция не та.

• Предыдущая
• 35/66
• Следующая