Похищение - Арсаньев Александр - Страница 20
- Предыдущая
- 20/45
- Следующая
Мы вышли в коридор и стали спускаться по лестнице.
– Скажите, – обратилась я к генералу, – а как Катенька? Вы отправили ее в столицу?
– Да, конечно, – ответил он мне рассеянно. – Еще вчера. Оказалось, что госпожа Игнатьева едет туда же, поэтому за Катюшу я могу не волноваться. Прасковья Александровна любезно согласилась взять мою дочь с гувернанткой с собою.
Мы спустились вниз и при виде Лопатина, ожидающего нас в прихожей, мое сердце радостно затрепетало. Я и не подозревала, что буду так рада его видеть. Он увидел нас и поклонился, сняв цилиндр.
– Bon suar, – сказал Серж. – Я, вижу, прибыл не вовремя, pardon.
– Это мне нужно извиниться, – ответил генерал. – Вы, Сергей Александрович, не сочтите за труд, приезжайте завтра, часам к трем. Если, конечно, у вас какие-то срочные дела.
– Хорошо, – ответил Лопатин. – Мне действительно нужно кое о чем переговорить с вами. Однако это может и подождать.
– Что-нибудь с банком?
– Сущие пустяки, – отмахнулся Лопатин.
– Ну что ж, тогда отложим разговор до завтра, – сказал генерал, и мы стали одеваться.
Я, признаюсь, не могла отвести взгляда от Сержа. Оказывается, я уже успела привязаться к нему и, следовало признаться, хотя бы себе самой, что мне его не хватало. Он перехватил мой взгляд, и я почувствовала, что заливаюсь румянцем. Только не это!
Между тем, на улице уже начинало смеркаться. Снег прекратился, однако мороз усилился, да и ветер не перестал. Мы вышли на освещенное крыльцо, и я обратилась к своим спутникам:
– Господа, дело в том, что я отпустила кучера, поскольку сегодня нам пришлось предпринять дальнюю и утомительную поезду, поэтому прошу вас…
– Позвольте мне, – вмешался Лопатин. – Екатерина Алексеевна, я с радостью провожу вас.
Генерал тихонько хмыкнул, а Поздняков деликатно отвернулся.
– Mersi, monsier, – смущаясь, словно девочка, поблагодарила я Лопатина. – Если вас не затруднит…
– О, нет, конечно! – воскликнул он.
Мы попрощались с Селезневым и Поздняковым, условившись о встрече завтра же, у генерала, а затем сели в лопатинский возок.
Расположившись напротив меня, Серж начал говорить мне о том, что эти два дня показались ему настоящей вечностью.
– Отчего же? – кокетливо спросила я, тут же отругав себя за предательски дрожащие руки и общее волнение. Мне следовало вести себя иначе!
– Оттого, что вас не было рядом, mon ange, – был мне ответ.
Я помолчала.
– Что же ваша сестра, Серж? – решила я перевести разговор в более безопасное русло. – Как ее самочувствие?
– Плохо, – вздохнул он. – Думаю, что теперь она вряд ли оправится, – с нескрываемой печалью проговорил Лопатин.
– Да, потеря ребенка это по-настоящему большое горе, – заметила я, тут же подумав о Нике. – Далеко не многие матери могут оправиться после него…
– Отчего вы так говорите? – поинтересовался он. – В вашем голосе звучит нечто, заставляющее меня подумать, что вам это горе знакомо непонаслышке.
– Нет, слава Богу, я этого не испытала. Просто в последнее время… – я замолчала, не решаясь рассказать ему о происшедшем.
– Что же? – переспросил он.
– Просто в последнее время я слышала еще об одной печальной истории, – отчего-то я не смогла рассказать ему о Нике, хотя мне и хотелось поделиться с ним. Вместо этого я рассказала о судьбе Матрены Филипповны Степкиной.
– Да, действительно печальная история… – сказал он, когда я замолчала. – Боюсь, что мою сестру ожидает такая же участь…
– Не говорите так, – ответила я. – Натали молода, она вполне может оправиться от случившегося с ней несчастья.
– Я не уверен, – проговорил Серж.
Сани остановились, и кучер крикнул, что мы прибыли. Пора было прощаться. Я ужасно устала за этот день, и мне хотелось остаться одной, но в то же время, мне хотелось побыть с Сержем… Как удивительно устроена человеческая природа! Порой в нас поселяются внешне противоречивые желания, которые внутри ничуть друг другу не мешают. Меня всегда поражало это единство противоположностей…
Позволю себе маленькую ремарку, относительно приведенного выше рассуждения на тему диалектики. Дело в том, что, по временам, ma tante склонна философствовать и, смею вас заверить, не всегда эти высказывания скучны и неинтересны. Однако, как я уже говорил, наш век требует динамизма, а толстые романы, действие которых развивается не спеша и объем которых вполне позволяет порассуждать над некоторыми вещами, считаются пережитком прошлого. Именно поэтому мне приходится оставлять эти философские высказывания моей родственницы, так сказать, за бортом, однако иногда я все же позволяю не убирать в тексте несколько фраз, подобно той, что была приведена чуть выше. Но вернемся к жанру…
– Благодарю еще раз, – сказала я Сержу, – за то, что проводили.
– Не стоит, мне всегда приятно оказать вам маленькую услугу, – заметил он. – Когда я могу иметь счастие увидеть вас снова?
– Думаю, что завтра вечером, – ответила я. – До свидания.
– Я буду с нетерпением ждать новой встречи, – сказал он и взял мою руку, чтобы поцеловать.
Я вышла из саней и направилась к своему дому. На улице заметно стемнело, а мне предстояло пройти через небольшую аллею, которая обычно бывает освещена несколькими фонарями. Однако на этот раз они почему-то не горели.
Я не спеша шла по дорожке, думая о Серже и одновременно сердясь на себя за эти мысли. Честное слово, я вела себя как влюбленная девчонка! Мне это не нравилось, но я не находила в себе сил отказаться от встреч с ним или хотя бы заставить себя смотреть на него, как на всех прочих мужчин. Пусть и признавая его очевидное превосходство и красоту, но более отвлеченно. Признаться, я не думала, что когда-нибудь, кто-то из мужчин, сможет вызывать во мне хотя бы какие-то романтические чувства. Все они меркли, как только я вспоминала об Александре, так, по крайней мере, было до сих пор. А теперь… Что же мне делать?
Я так увлеклась своими мыслями, что не услышала шагов позади. Когда же, наконец, мое внимание привлек шум сзади, было уже поздно. Я не успела обернуться, как мне на голову обрушился удар такой силы, что звездное небо надо мной мгновенно померкло, и я провалилась в темную пустоту…
Глава седьмая
Очнулась я в своей комнате и, более того, в своей кровати, хотя и не смогла определить время – ставни были закрыты, и в комнате горела лампа. Я подумала, что пролежала без сознания несколько часов и сейчас, должно быть, глубокая ночь. В углу дремала Алена. Голова болела и, протянув руку, я смогла нащупать преогромную шишку прямо на затылке. Прикосновение доставило болезненные ощущения, и я не смогла сдержать стон.
– Слава Богу, очнулись! – воскликнула Алена, всплеснув руками. – А уж мы-то волновались!
– Что случилось? – спросила я, поморщившись от боли.
– Так ведь что? – тут же начала она суетиться. – Напали на вас, барыня, вот что!
Я попыталась вспомнить, как это было. Да, я возвращалась домой, затем меня кто-то догнал и ударил по голове. Было больно и отчего-то очень холодно. Потом какие-то голоса, огонь, а дальше я не помнила ничего.
– Почему в аллее не горели фонари? – спросила я.
– Так ведь… – начала было она. – Как это, не горели?
– Так. Когда я возвращалась, фонари не горели, хотя было уже темно и вы все прекрасно знали, что я должна вернуться.
– Нет, барыня, – покачала головой Алена. – Вы чего-то путаете. Горели они, светильники эти, – твердо сказала она. – Вас барин-то когда к дому принес, помню я, горели фонари.
– Какой барин? – удивилась я.
– Как какой? Господин Лопатин, сами.
– Сергей Александрович?
– Ну да, – кивнула она. – Они же и за доктуром послали.
– Но почему? – я чего-то не понимала, потому что прекрасно помнила, что Серж поехал домой.
– Это что, было ограбление? Где мой кошелек?
– Нету! А он при вас был? – встревожилась Алена. – И много денег было?
- Предыдущая
- 20/45
- Следующая