Пираты - Рис Селия - Страница 55

• Предыдущая
• 55/84
• Следующая

Нас собрали на палубе, и сам капитан соизволил покинуть свою каюту, чтобы полюбоваться на захваченных корсаров. Освещенное фонарями лицо командира «Орла» кривилось в презрительно-высокомерной гримасе. Он прошелся вдоль строя, брезгливо морщась, как будто видел перед собой не людей, а корабельных крыс.

— Запереть их в трюме, — коротко распорядился капитан, развернулся на каблуках и отправился досыпать.

А мы еще долго спускались по многочисленным трапам, минуя одно межпалубное пространство за другим, пока не добрались до холодного и сырого трюмного отсека, расположенного намного ниже ватерлинии. Нам приказали занять места на длинных скамейках и сковали одной цепью, пропущенной между ног поверх ножных кандалов. Слава богу, хоть наручники сняли. Затем конвоиры убрались восвояси, задраив за собой люк и оставив нас в кромешной темноте. Лишь звуки плещущей в борт волны напоминали о существовании внешнего мира.

Мы полагали, что до утра уже больше ничего плохого не случится, но ошиблись. Сверху послышалась мерная барабанная дробь, к которой вскоре присоединился слаженный хор мужских голосов, затянувших какую-то заунывную песню. Пение сопровождал режущий слух непрерывный скрипучий звук, перемежающийся сухими и трескучими, как холостой пистолетный выстрел, щелчками, следующими друг за другом через примерно равные промежутки времени.

— Да это же кабестан! [66] — первым догадался, что происходит, второй помощник Холстон. — Будь я проклят, если они не снимаются с якоря!

Все навострили уши, вслушиваясь в натужный скрип вращаемого кабестана. Некоторое время спустя лязг якорной цепи в клюзе [67] и громкий всплеск за бортом возвестили о том, что якорь поднят и закреплен.

— Должно быть, они засекли «Скорое возвращение» и намылились в погоню, — предположил кто-то из корсаров. — Мало им наших шкур, так еще и корабль захапать захотели!

«Орел» между тем начал медленно разворачиваться носом к выходу из бухты, куда его должны были отбуксировать на веслах. Вначале он еле двигался, но как только вышел в открытое море и поймал ветер, сразу ускорил ход.

О пленниках как будто забыли. Томительно тянулись часы, а мы так и продолжали сидеть во мраке, прикованные к жестким скамьям и лишенные возможности сделать хотя бы несколько шагов, чтобы размять затекшие ноги. Конечно, так не могло длиться до бесконечности: рано или поздно о нас кто-нибудь вспомнит и наведается проверить, все ли в порядке. Так и случилось. Когда люк над нашими головами со скрежетом открылся, я уже выработала план действий и знала, что делать.

— Эй, парень! — крикнула я, подняв голову и сместившись по скамье, насколько позволяла цепь, таким образом, чтобы свет фонаря в руке надзирателя падал на мое лицо. — Мне необходимо поговорить с капитаном!

— А больше ты ничего не хочешь?! — с издевкой осведомился матрос — совсем еще молоденький, судя по голосу и прыщам на безбородой физиономии. — Какие дела могут быть у нашего капитана с такой мразью, как ты? И что ты будешь делать, если он не пожелает с тобой разговаривать?

— А мне почему-то кажется, что пожелает, — невозмутимо парировала я.

— С чего бы это вдруг? — насмешливо прищурился матросик.

— А с того, что я женщина!

Одним движением разорвав рубашку, я выставила на обозрение свои девичьи груди. Эффект был потрясающий. Глаза парня изумленно округлились, а лицо покрылось восковой бледностью, быстро сменившейся густым румянцем. Фонарь в задрожавшей руке охранника начал угрожающе раскачиваться, и я даже испугалась, что он уронит его мне на голову. Посчитав, что с него достаточно, я запахнула рубашку и застегнула камзол.

— Ну что, убедился? — не без ехидства осведомилась я. — Так чего ж ты ждешь? Беги докладывай!

Но когда я снова подняла голову, его уже и след простыл. Сквозь оставленный открытым люк доносился удалявшийся топот и отчаянные крики беглеца: «Господин лейтенант! Господин лейтенант!» Он улепетывал так стремительно, как будто за ним толпой гнались призраки всех пиратов, уничтоженных славным Королевским флотом!

— Который из них выдает себя за женщину? — осведомился знакомый голос.

— Вон она, сэр! — указал на меня пальцем юнец-охранник, вернувшийся с подкреплением в лице Уильяма, сержанта морской пехоты и еще одного матроса постарше.

— Наверх ее! — распорядился лейтенант. — Спускайтесь втроем. Займитесь ею, сержант, а остальные пусть за корсарами приглядывают.

Оба надзирателя, стоя в стороне с заряженными мушкетами наизготовку, поглядывали на меня с любопытством и некоторой опаской, как на диковинного зверя. Сержант снял с меня кандалы, и я с облегчением поднялась со скамьи, переступив толстую цепь, прежде не позволявшую ни встать, ни размять ноги. По трапу я карабкалась первой, следом пыхтели матросы, а сержант страховал внизу и полез наверх только после того, как напарники преодолели подъем и снова взяли на мушку закованных в железо пиратов.

— Итак, в чем дело? — сухо спросил Уильям.

— Я женщина, сэр, — чуть слышно проговорила я, скромно потупив взор.

— А ну-ка давай поглядим! — плотоядно осклабился сержант, потянувшись к моей груди с явным намерением собственноручно убедиться, правду я говорю или нет.

Я в панике отпрянула и бросила на Уильяма умоляющий взгляд.

— Прошу вас, сэр, не надо! Позвольте мне все объяснить вам с глазу на глаз.

Честно говоря, я и не рассчитывала, что капитан сам снизойдет до встречи со мной. Лейтенант — другое дело. Но на линейном корабле служит от четырех до шести лейтенантов, и мне очень повезло, что разбираться с затесавшейся в ряды корсаров женщиной выпало именно Уильяму.

— Довольно, сержант! — нахмурился он. — Вы свободны. А вас, мэм, попрошу следовать за мной.

Уильям отвел меня в пустую каптерку и закрыл за собой дверь. Еще несколько часов назад я была для него лишь безликой частицей ненавидимого и презираемого Берегового братства, теперь же моя персона вызывала неизмеримо больший интерес. Подняв фонарь над головой, он окинул меня пристальным, изучающим взглядом, не упускающим из виду ни одной мелочи. Мне стало не по себе, и я не выдержала:

— Неужели ты не узнаешь меня, Уильям?!

— Нэнси! — не то вскрикнул, не то простонал он, смертельно побледнев, совсем как тот матросик в трюме. — Ты ли это?

Вместо ответа я показала ему свой талисман — подаренный им в день нашей помолвки перстень, с которым не расставалась ни днем, ни ночью.

— А мое колечко все еще с тобой? — робко поинтересовалась я, одновременно страшась и страстно желая узнать, любит ли он меня до сих пор или уже успел разлюбить.

Уильям приложил руку к груди и расплылся в счастливой улыбке:

— Да, Нэнси! Я не расстанусь с ним даже в могиле!

Признаться, меня сильно удивила — если не сказать большего! — его реакция на мое появление. Я ожидала чего угодно: потрясения, осуждения, взрыва негодования и даже презрения, но никак не того, что произошло в следующий момент. Повесив фонарь на какой-то крюк, Уильям шагнул ко мне, и не успела я опомниться, как оказалась в его объятиях.

— Ты нашлась! Нашлась, благодарение Богу! -исступленно шептал он, не замечая катящихся по его щекам слез и так крепко прижимая меня к себе, как будто для него на всем белом свете не существовало ничего более драгоценного. — Когда мне сообщили в Порт-Ройяле, что тебя похитили пираты, я лишился последней надежды когда-либо увидеть тебя снова. Но я должен был отомстить! О, как я мечтал поквитаться с ними за все, что они сделали с тобой… с нами! — Лицо Уильяма озарилось на миг мстительной радостью. — И небеса вняли моим молитвам. Мы долго искали подлых негодяев, осмелившихся посягнуть на тебя, и наконец-то нашли! — Глаза его угрожающе сузились. — Казнь через повешение — слишком милосердное наказание за столь неслыханную дерзость! Подумать только, эти нечестивцы, богохульники и грязные еретики заставили тебя облачиться в мужское платье! Но теперь ты со мной и в полной безопасности. — Он опять привлек меня к себе и поцеловал в губы — так же страстно и нежно, как в тот памятный вечер в Бате. Поцелуй длился целую вечность — или мне так показалось? — но наконец он с сожалением разжал объятия, снял фонарь и направился к двери. — Идем. Я должен немедленно доложить капитану, а потом мы попробуем подыскать тебе подобающую одежду. Постараюсь, чтобы ты ни одной лишней минуты не оставалась в этом богомерзком и унизительном наряде, противном женскому естеству!

• Предыдущая
• 55/84
• Следующая