Пираты - Рис Селия - Страница 50

• Предыдущая
• 50/84
• Следующая

В тот день Адам Брум доказал всем, что по праву считается одним из самых искусных мореходов в Атлантике. Как у любого человека, у него были свои недостатки, но в умении управлять кораблем в критической ситуации ему не было равных. Люди ворчали и ругались, стонали и плакали, надрываясь из последних сил, но никто ни на миг не усомнился в своем капитане. Все его команды и распоряжения исполнялись немедленно и беспрекословно. Будь это обычный шторм, Брум и вся команда встретили бы его лицом к лицу и потягались на равных со свойственной корсарам бесшабашностью и слепой верой в удачу. Но то, что надвигалось на нас с юга, вынудив развернуться в обратном направлении и улепетывать во все лопатки, принадлежало к категории таких природных явлений, к которым неприменимы привычные человеческие мерки. Их нельзя предвидеть или предотвратить, и противостоять им простому смертному так же бессмысленно и бесполезно, как пытаться вычерпать море ложкой.

Ветер то и дело менял направление, и обессилевшим матросам снова и снова приходилось наваливаться на брасы, чтобы положить корабль на другой галс.

— Кэп держит курс на Багамы! — крикнул мне в ухо Винсент. — Хочет укрыться за островами с подветренной стороны.

Я кивнула в знак того, что услышала и поняла его сообщение, не имея особого желания надрывать глотку понапрасну. Рев ветра заглушал и перекрывал все остальные звуки. Сгустившаяся в небе тьма окутала «Скорое возвращение» мглистым саваном. Видимость сократилась до двух шагов. Море сплошь покрылось белыми барашками пены. Порывами ветра ее клочья срывало с гребней и швыряло нам в лица вперемешку с солеными брызгами. Перечеркивая змеевидными зигзагами клубящиеся над головами черные тучи, вспышки молний выхватывали из мрака перевернутый вверх тормашками мир. Палуба то и дело уходила из-под ног, вертикально кренясь с носа на корму и обратно, когда корабль переваливался с волны на волну, сначала натужно взбираясь наверх и зависая горизонтально в неустойчивом равновесии, а затем стремительно, как на салазках с горы, скатываясь вниз по противоположному склону.

С высоты гребня зияющая под днищем пропасть казалась бездонным провалом, ведущим прямиком в преисподнюю. С трудом верилось, что из нее можно выбраться. Волны окружали нас со всех сторон, возвышаясь стеной за кормой, нависая хищным клювом над бушпритом и смыкаясь справа и слева исполинскими клещами. Парализованная ужасом, я мертвой хваткой вцепилась в какую-то снасть, не в состоянии ничего больше предпринять. Подобно утопающему, я задыхалась от нехватки воздуха, как будто высасываемого из моих легких невидимыми мехами. Достигнув нижней точки провала, шхуна глубоко зарывалась носом, и всех, кто находился на палубе, окатывало с ног до головы бурным потоком, подхватывающим и уносящим в пучину все, что осталось незакрепленным: полные и пустые бочки, короба и ящики, инструменты и свернутую рулонами парусину.

Мачты гнулись под натиском ветра, угрожая переломиться или вырваться из степсов [63].

Я старалась не думать, каково сейчас приходится Минерве, оставшейся наверху с марсовыми, чтобы маневрировать парусами, но мысли о ней неотступно преследовали меня. Я знала, что она не боится высоты и ей не впервой передвигаться по скользким реям, управляться с отяжелевшими от воды парусами и удерживать равновесие в противостоянии с качкой, то и дело меняющим угол креном и порывами ветра, ежесекундно угрожающими сбросить ее, как бесполезное насекомое, но с таким штормом ни ей, ни мне сталкиваться еще не приходилось. С палубы не было видно, что там происходит, и мне оставалось только молиться и надеяться, что молодость, сила и ловкость помогут ей выжить и вернуться ко мне. Я взывала к небесам, мысленно твердя снова и снова: «Спаси и сохрани ее, Господи! Пожалей меня, не дай ей умереть».

Гигантская шальная волна, вынырнув откуда-то сбоку, нанесла предательский удар по нашему правому борту. Корабль так сильно накренился на противоположный борт, что поручни фальшборта скрылись под водой. Повиснув на снастях параллельно вставшей под прямым углом палубе, я в ужасе зажмурилась и приготовилась к смерти, нисколько не сомневаясь, что сейчас шхуна перевернется вверх килем и накроет всех, кто еще остался в живых. Сердце мое перестало биться, дыхание прервалось, истекали последние секунды и… Я не знаю, откликнулся ли Господь на мою молитву, сотворив чудо, или просто нью-йоркские корабелы потрудились на славу, но когда я снова открыла глаза, корабль уже начал медленно выправляться. Пучина расступилась с каким-то чавкающим звуком и выпустила из своих объятий проявившую неожиданную строптивость жертву. Левый борт пробкой вынырнул из воды, и «Скорое возвращение» вновь обрело вертикальное положение.

Я с трепетом ожидала повторения только что пережитого кошмара, однако следующая волна оказалась слабее первой, и шхуна только сильно накренилась, но бортом не зачерпнула. Шторм продолжал бушевать и яриться, но вскоре я подметила, что волнение начинает постепенно стихать. Корабль наш по-прежнему швыряло из стороны в сторону, но теперь он гораздо лучше сохранял остойчивость и перестал зарываться носом, проваливаясь в промежуток между накатывающими один за другим валами. Даже вой ветра в снастях сделался не таким зловещим и уже не так безнадежно перекрывал человеческие голоса.

Марсовые и присоединившиеся к ним палубные матросы начали потихоньку спускаться вниз. Движения их были замедленными, неуверенными; многие, исчерпав, видимо, остаток сил, просто разжимали пальцы и мешком валились на палубу с высоты нескольких метров. Я готова была запрыгать от радости и облегчения, увидев среди этих измученных, натерпевшихся страху людей мою Минерву, и бросилась к ней со всех ног, но Винсент меня опередил. Он помог ей подняться, но колени ее подгибались, и она не смогла устоять на ногах. Тогда он подхватил ее на руки и прижал к груди. Минерва устало смежила веки и склонила голову ему на плечо. Несколько мгновений Винсент с тревогой всматривался в ее осунувшееся лицо, потом облегченно вздохнул, откинул налипшую ей на лоб прядь волос и принялся бережно стирать большим носовым платком соленую влагу и ошметки морской пены с ее бровей и ресниц, губ, щек, подбородка и шеи. Каждое его прикосновение дышало заботой и нежностью, и мне вдруг показалось, что сейчас он ее поцелует. Но Винсент так и не решился. То ли стеснялся на людях, то ли счел момент не совсем подходящим.

Он отнес ее на шканцы, усадил на крышку светового люка, встал перед ней на колени и наклонился вперед, положив руки на плечи Минервы и глядя ей прямо в глаза полным обожания взором. Она ответила ему таким же взглядом, и все мои вопросы, оставшиеся без ответа минувшей ночью, разом отпали. Винсент что-то сказал, и она согласно кивнула. Потом она что-то спросила, а он отрицательно покачал головой. Они смотрели только друг на друга, не замечая ни царящего вокруг хаоса, ни измотанных и контуженных обломками такелажа людей, ни порванных ураганом парусов и снастей, так, будто весь мир куда-то исчез или они сами выпали из этого мира.

— Мистер Кросби! — Повелительный окрик Брума заставил обоих очнуться и прийти в себя. — Соблаговолите вспомнить о своих обязанностях. Оба корабля побывали в серьезной переделке и нуждаются в вашем внимании. Мисс Кингтон! Займитесь мисс Шарп. У мистера Кросби есть другие неотложные дела.

Винсент и Минерва недоуменно озирались вокруг, напоминая принца и принцессу, пробудившихся от столетнего сна. Очевидное смущение обоих вызвало довольно вялый взрыв смеха со стороны кучки наблюдавших за этим эпизодом корсаров. Я поспешила увести подругу и помогла ей спуститься вниз.

Уединившись в своем укромном уголке, мы первым делом переоделись в сухое, с облегчением скинув промокшую до нитки одежду. Мы едва держались на ногах и никак не могли унять сотрясавшую наши тела дрожь. Повинуясь внезапному импульсу, мы бросились в объятия друг другу и разрыдались. Хорошо еще, что в кубрике было темно, и никто не видел столь неподобающего проявления наших бурных эмоций. Корсарам плакать не пристало, но мы были все-таки девушками, совсем еще юными и натерпевшимися такого страху, какой не всякий мужчина способен достойно превозмочь. Минерве пришлось еще тяжелее, чем мне. Находясь наверху, она тоже испытывала смертельный ужас, но не могла позволить ему овладеть собой. Потерять голову на высоте сотни метров над палубой означает верную смерть для марсового. Помимо умения с обезьяньей ловкостью взбираться на мачты и реи, требуются еще железные нервы и умение держать себя в руках, невзирая ни на что и памятуя лишь о должном выполнении своих обязанностей. Поэтому трудно укорить Минерву, продолжавшую лить слезы и после того, как я уже успокоилась. Я прижимала к плечу ее заплаканное лицо, ласково гладя еще влажные волосы и мысленно ругая себя за неуместный приступ ревности, вызванный столь откровенной демонстрацией на глазах у всех подлинной глубины возникшего между нею и Винсентом чувства.

• Предыдущая
• 50/84
• Следующая