Тайная история американской империи: Экономические убийцы и правда о глобальной коррупции - Перкинс Джон М. - Страница 28

• Предыдущая
• 28/97
• Следующая

Мне же в то время казалось, что в этом смысле ни одно другое место в мире не может сравниться с Эквадором. Богатая местная элита считала коренных индейцев существами низшего сорта, недочеловеками. Как и афроамериканцы в США несколько десятков лет назад, эквадорские индейцы были лишены гражданских прав. Ходили слухи, что у местной «золотой» молодежи в ходу был особый вид «спорта». Застукав индейца за каким-нибудь незаконным занятием — например, он подбирал на плантации оставшуюся после сбора урожая кукурузу, чтобы спасти свою семью от голодной смерти, — молодые оболтусы хватали перепуганного воришку и приказывали ему бежать, а сами стреляли по этой живой мишени. На поражение.

В Амазонии наемники нефтяных компаний творили то же самое, правда, там эти кровавые игры назывались не спортом, а борьбой с террористами. Однако, как ни ужасно было то, что творилось в Эквадоре, в Боливии с местными индейцами обходились гораздо хуже.

Недаром Че Гевара, бывший аргентинский врач, который посвятил свою жизнь борьбе с угнетением, выбрал в качестве арены боевых действий именно Боливию. Напуганная этим правящая верхушка запросила помощи у Вашингтона. Че Гевару немедленно провозгласили еще худшим злом, чем террористы и недочеловеки — местные индейцы, навесив на него ярлык коммунистического фанатика.

На поимку Че Вашингтон послал одного из самых опытных «шакалов» — агента ЦРУ Феликса Родригеса. В октябре 1967 года ему удалось захватить Че возле боливийского местечка Ла-Игера. После многочасовых допросов Родригес под давлением боливийских властей приказал солдатам расстрелять Че Гевару[19].

После этих событий тиски корпоратократии стали сжиматься вокруг Боливии — дырка в пончике словно стала затягиваться.

В середине 1970-х годов меня направили в Боливию в качестве экономического убийцы. Но прежде я провел собственное исследование страны, где мне предстояло действовать. Как оказалось, все, о чем рассказывали мой инструктор в лагере Корпуса мира и путешественники-гринго, едва приоткрывало истинную картину жестокого подавления. С самых первых исторических упоминаний об этой стране она подвергалась насилию. На долю Боливии выпала роль вечной жертвы — то империи, то череда безжалостных местных диктаторов.

Еще в XIII веке самобытная цивилизация коренных народов была уничтожена захватившими эти земли инками. В 1530-х годах сюда прибыли испанские конкистадоры, и уже сами инки пали жертвами пришельцев. Испанцы хладнокровно истребляли их тысячами и железной рукой правили на земле Боливии до 1825 года. В период 1879–1935 годов в ходе опустошительных войн с соседними государствами Боливия уступила Чили свое Тихоокеанское побережье, была вынуждена отдать Парагваю богатый нефтью район Чако, тогда как другой сосед, Бразилия, отхватила у нее большой кусок джунглей, богатых каучуконосными деревьями.

В 1950-х годах реформистское правительство Виктора Пас Эстенссоро приступило к реформам, направленным на улучшение положения индейского большинства населения, и национализировала оловянные рудники. Это вызвало ярость международного бизнеса, и в 1964 году Эстенссоро был свергнут военной хунтой. К этому явно приложило руку ЦРУ. В 1970-е годы Боливия страдала от череды военных переворотов и контрпереворотов.

Даже география страны будто специально подчеркивает атмосферу угнетения. Две массивные параллельные горные цепи Анд делят Боливию на три сильно отличающихся друг от друга района: неприветливое из-за засушливости и сильных холодных ветров высокогорное плато Альтиплано, район субтропических долин на западе, низины и обширные тропические леса на востоке.

Основную массу девятимиллионного населения страны составляют индейцы, поддерживающие свое скудное существование за счет крестьянских хозяйств, разбросанных на продуваемых ветрами склонах Анд. Этническое многообразие страны подчеркивается тем фактом, что в ней принято три государственных языка — кечуа, аймара и испанский. Несмотря на богатые природные ресурсы — серебро, олово, цинк, нефть, гидроэнергетический потенциал и крупнейшие на континенте запасы природного газа (уступающие лишь венесуэльским) — Боливия остается одной из беднейших стран Западного полушария.

Она одной из первых согласилась применить на практике рекомендованный МВФ набор программ структурной перестройки — SAP. Должен признать, что часть ответственности за это лежит на мне.

К моменту моего появления в Боливии в середине 1970-х годов страх перед теми силами, которые всколыхнул Че Гевара, вынудил правящую коалицию — представителей богатой элиты и военных — еще сильнее ужесточить режим в отношении коренного населения.

Моей задачей было на месте исследовать возможности, которые позволили бы нашему брату, экономическому убийце, еще глубже втянуть эту коалицию в орбиту сотрудничества с корпоратократией. Проведя множество встреч с представителями боливийской верхушки, я наметил ряд идей, аналогичных тем, что в период 1980–1990 годов привели многие страны к принятию SAP. Подобно индонезийскому диктатору Сухарто, правители Боливии изначально были склонны одобрить программы, по которым национальные богатства распродавались иностранцам. Взаимовыгодные отношения с иностранными горнодобывающими компаниями, основанные на уступках, уже долгое время обеспечивали финансовое благоденствие боливийской элиты; она уже успела погрязнуть в долгах и теперь, опасаясь соседей и традиционных противников, а также собственного народа, жаждала заручиться обещаниями помощи со стороны Вашингтона, рассчитывая при этом еще туже набить мошну. Боливийская верхушка желала последовать примеру Сухарто, делая ставку на Соединенные Штаты и страны Европы, тем самым страхуясь от грядущих экономических кризисов. Самые первые встречи, проведенные в Боливии в 1970-х годах, показали, что страна вполне созрела для приватизации. Бизнесмены и политики из Ла-Паса уже лихо распродавали иностранным инвесторам ведущие отрасли боливийской экономики. Они желали еще шире использовать модель, изобретенную горнодобывающими компаниями.

И хотя тем самым фактически распродавался национальный суверенитет, это избавляло правящую элиту от докучной необходимости собирать средства через механизмы налогообложения и рынков капитала, а также за счет собственных банковских счетов — те самые средства, на которые следовало развивать системы водоснабжения, канализации, бытовую электроэнергетику, транспорт и коммуникации, а также образование и пенитенциарную систему.

Не без моей помощи в правящих кругах усвоили, что принятие SAP сулит им весьма доходные субподряды, а их отпрыскам — полностью оплаченное образование в Штатах с последующей стажировкой в престижных инжиниринговых и консалтинговых фирмах.

Нечего и удивляться, что правительство Боливии с готовностью одобрило налоговые льготы иностранным инвесторам, а заодно согласилось на устранение торговых барьеров, препятствовавших импорту американских товаров, ничуть не возражая при этом против введения США ограничений на боливийский импорт.

В сущности, представители экономической и военной элиты, казалось, уже созрели для усвоения того, что называется новой формой колониализма, хотя до сих пор на языке МВФ это именовалось «надлежащим управлением», «разумным экономическим подходом» и «структурной перестройкой».

Вскоре после принятия законов, разрешающих совместные предприятия и привлечение в экономику иностранного капитала, а также отменяющих ограничения на конвертацию валюты, боливийское правительство объявило о приватизации пяти крупнейших государственных компаний. Были также обнародованы планы к 1990 году продать в руки иностранных инвесторов ни много ни мало 150 государственных компаний.

И — вот интересный поворот судьбы, символизирующий пресловутую «вращающуюся дверь», которая постоянно проталкивает политиков, принимающих важные государственные решения, на доходные корпоративные должности, — мне был предложен пост президента самой крупной боливийской электроэнергетической компании.

• Предыдущая
• 28/97
• Следующая