Про коалу Ушастика, черепаху Сарли и Карроинги-эму - Риис Лесли - Страница 18
- Предыдущая
- 18/23
- Следующая
Как-то утром вожак стаи, сильный, крепкий самец, наскочил на двух белых людей, рубивших высокое красное дерево. Несколько недель спустя Карроинги своими глазами увидел группу белых людей, строивших железную дорогу. Люди только смотрели на птиц, иногда прогоняли их, но не делали попыток их поймать.
Так продолжалось в течение трёх лет. Эму жили спокойно, а Карроинги тем временем из подростка превратился в великолепную взрослую птицу. Голова его возвышалась на уровне пяти футов и даже выше и сидела на длинной и гладкой шее, покрытой голубой кожей. Глаза у него были удивительно большие, светло-карие, с тёмными зрачками. На его чёрном, твёрдом, слегка загнутом клюве виднелись большие ноздри. Его ноги были сильны и красивы; до колен они были без перьев, их покрывало что-то вроде чешуи. Из трёх пальцев на ноге средний был самым длинным, толстым, выдающимся вперёд, с острым, крючковатым когтем. Но лучшим украшением Карроинги был пышный покров из перьев, шевелящихся на ветру. На спине вдоль позвоночника перья распадались надвое и мягко спускались направо и налево. На широкой спине перья были чёрные, с едва заметным блеском; на нижней части шеи они неожиданно переходили в серые и даже белые, а по бокам в пёстрые, бронзово-коричневые с чёрными и светло-кремовыми пятнами. Когда ветер поднимал верхний покров, взору открывался толстый слой причудливо завитых перьев, похожих на старые, пожелтевшие кружева.
Снова приближалась зима, и Карроинги, ставший уже взрослым, начал испытывать какое-то странное волнение. Ему всё время хотелось показывать свою удаль перед эму-самками. С огромной скоростью пересекал он гладкую равнину, до предела выбрасывая вперёд свои сильные ноги и с ликующим криком обгоняя других эму. Он бил ногами, кричал, хлопал крыльями, танцевал, балансировал на одной ноге, взъерошивал на шее перья, задирал кверху голову или же так выворачивал её, что почти свёртывал себе шею.
С особенным усердием он проделывал всё это после знакомства с молодой Уорри. Уорри была очень польщена. Ей нравился Карроинги, и в ответ она издавала гортанные звуки и хрипы.
Когда стая снова начала делиться на пары, никто не удивился, что Карроинги и Уорри вместе отправились устраивать гнездо.
Была тихая холодная июльская ночь. В морозной вышине светила луна; сотни звёзд, будто осколки хрусталя, сверкали на тёмном небе. Ночной воздух над затихшим кустарником был таким прозрачным, что контуры деревьев и кустов вырисовывались совсем ясно, как будто вы смотрели на них сквозь тёмные очки. Тени деревьев казались огромными чудовищами. Снежный иней, толстым слоем покрывавший траву, белел и сверкал спокойным блеском; дождевые лужицы на пнях замёрзли. Вся местность казалась скованной холодом. Из застывшей тишины, так долго лишённой каких-либо звуков, рождённых зверем или насекомым, птицей или человеком, вдруг донёсся слабый крик. Это был призывный крик. Он всё приближался, затем послышался равномерный топот ног и ритмичное похлопыванье тяжёлых крыльев, словно сухая трава шелестела на ветру. Это был Карроинги, в глубокую ночь нёсшийся через заросшую кустарником равнину, чтобы сообщить всем, что он стал отцом. Отцом восемнадцати овальных яиц!
Это была рекордная кладка, и Карроинги как будто понимал это. Бывали случаи, когда в гнезде эму высиживалось даже двадцать шесть яиц, но это лишь когда одним гнездом пользовались одновременно две матери. У птиц, которых Карроинги созвал посмотреть на него с Уорри, такая кладка вызвала восхищение. Яйца были большие, тонкая скорлупа была совсем прозрачной и зернистой.
Уорри продолжала сидеть на своём временном гнезде, сделанном из мягких трав и древесной коры, а Карроинги рвался в ночную равнину, желая со всеми поделиться своим счастьем. Тем временем все уважающие себя эму продолжали спать под голыми сливовыми деревьями. Шум его крыльев наконец разбудил и рассердил одного из отцов семейства. Это не смутило Карроинги – он был готов к бою. Мужская сила, энергия и гордость взыграли в нём, и он готов был вызвать на состязание или на борьбу хоть весь свет.
Вдруг из прозрачного лунного света перед ним выросла угрожающая тёмная фигура. По неистовому биению крыльев Карроинги узнал, кто это: вожак стаи. Карроинги остановился. Он уже чувствовал себя менее уверенно.
На эту встречу он не рассчитывал – вожак считался неутомимым борцом. Но отступать было поздно.
Вожак приближался огромными скачками. В двенадцати ярдах он остановился и уставился на Карроинги; его карие глаза метали грозные молнии. Затем он бросился на Карроинги, Карроинги – на него. Подпрыгнув высоко в воздух, они сцепились своими длинными крючковатыми пальцами. Карроинги получил удар в бедро и тут же нанёс ответный удар по крылу вожака. Потом последовал ещё более сильный удар, сотни мелких перьев полетели от Карроинги, и что-то подсказало ему, что лучше отступить.
Продолжая бить крыльями, Карроинги вернулся к своему гнезду. Здесь он утешил своё раненое самолюбие, прогнав бедную Уорри с гнезда. Он сам уселся на него, но перед этим осторожно повернул клювом все восемнадцать яиц.
К сожалению, Карроинги недолго пришлось гордиться, что он отец такого большого числа прекрасных яиц.
В течение трёх лет белые поселенцы не трогали эму, за исключением нескольких раз, когда они были просто вынуждены гнаться за птицами верхом, так как эму слишком близко подбирались к их посевам и домашнему скоту.
Но вот один из поселенцев сделал как-то открытие, очень печальное для эму.
Птицы часто останавливались и смотрели на сухощавых, будто поседевших от солнца людей, объезжавших на тощих лошадях равнину. Как хороши эти животные, называемые лошадьми, думали эму, наблюдая ритмичную игру их мускулов под золотисто-коричневой или же серой блестящей кожей. Во всяком случае, бегали они почти так же быстро, как эму. Вот поэтому-то, хотя эму и были очень любопытны, они старались держаться на значительном расстоянии от всадников.
В один прекрасный день, когда Карроинги спокойно сидел на своих восемнадцати яйцах, его слух вдруг уловил быстро нарастающий шум. Уорри не было поблизости: она ушла на поиски пищи. Гнездо было расположено среди низких дубков возле заболоченной части равнины, и Карроинги надеялся, что его не заметят. У него были все основания рассчитывать на это, так как расцветка эму была защитной и сливалась с цветом деревьев и травы. Этим природа как бы помогала эму укрываться от врагов. Оставаясь совершенно спокойным, Карроинги приник к земле, вытянув длинную шею и приложив голову к самой траве; глаза и уши его были на страже.
Стук копыт быстро приближался. Одна лошадь или две?
Зимний день кончался. Белый туман повис над землёй, и тёмные силуэты ближних дубков, кривых и сучковатых, казались как бы выгравированными на светлом фоне неба. Далеко впереди равнина незаметно сливалась со взметнувшейся вверх громадой серых облаков.
Каждый нерв, каждый мускул Карроинги был напряжён. Он всё ещё надеялся, что стук копыт вдруг начнёт удаляться. Но нет! Он приближался прямо к нему. Карроинги в страхе прижался к земле. Когда лошадиное цоканье раздалось всего в нескольких ярдах от него, сердце его отчаянно заколотилось. С пронзительным криком вскочил он на ноги и бросился бежать.
Двое людей натянули поводья, чтобы успокоить испугавшихся лошадей.
– Вот гнездо, Билл!
– Посмотри-ка на чудака, спасающего свою жизнь!
– Ну и кладка!
Карроинги остановился в сорока ярдах от людей и беспокойно глядел на них. Пока один из всадников следил за ним, другой соскочил с гнедой лошади и быстро сложил в сумку из-под сахара все яйца.
Затем оба ускакали прочь.
Гневу Карроинги не было предела, когда он обнаружил, что все до одного яйца украдены. Вернувшаяся Уорри была совершенно потрясена, она никак не могла понять, что же случилось. Оба не знали, что делать. Хотя бы пять, четыре, даже два яйца оставили им!
Ни одного!
Люди слишком полюбили страусиные яйца. Один из них, тот, которого звали Билл, высчитал, что в одном страусином яйце столько же содержимого, сколько в восьми куриных.
- Предыдущая
- 18/23
- Следующая
