Мистер Хайд - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 2

— Мои герои сами ведут повествование. Они сами выбирают путь.

— Но ведь у вас есть изначальная идея?

— Никакой.

Лжецы! Как будто рукопись — это подсмотренная на школьной перемене сцена. Пусть спросят у Мириам, как она это делает. Ведь она так хвалится, что строит планы, которые…

Жантом в глубине души рассмеялся. По правде говоря, это даже не планы, а гороскопы, составленные по строгим правилам. Он видел, как она работает. Она устанавливает дату, час, место рождения, просто так, наугад. Потом, исходя из этого, при помощи сложных расчетов и таблиц выводит астральную тему одного героя, затем другого и так далее. Знаки и символы планет с помощью квадратов, треугольников и прямоугольников мало-помалу влияют на браки и размолвки, знаменующие собой повороты судьбы, и тем самым определяют необходимое развитие интриги, которое она сама никогда не смогла бы придумать. И при этом она имеет наглость заявлять: «Все идет само собой». Она упрекает Бальзака, которого едва знает, в том, что у него неудачные герои с астрологической точки зрения. Да, ее стоит прикончить.

Жантом задумался. Прикончить ее очень просто. Достаточно написать наконец роман, которого от него ждут. Ему хорошо известно, какие идут разговоры: «Какой талантливый парень! Как он может жить с такой женой? Разумеется, она много зарабатывает. Допустим, что бедный Жантом живет за ее счет. Но вспомните «Бириби», он чуть не получил Гонкуровскую премию за «Бириби». А сколько голосов он собрал при присуждении премий Ренодо, Фемина, не говоря об Интералье. Стоит ему написать продолжение «Бириби», и он поставит женушку на место. Перестанут говорить, что он муж Валери Ласаль, зато она превратится в жену Рене Жантома».

Такие потаенные мысли действуют благотворно, приносят умиротворение. Но с каждым днем они утрачивают свою силу. В Париже среди множества других угасает некая знаменитость. Еще год или несколько месяцев — и новые имена затмят старые. Смерть книги пережить тяжелее, чем конец любви.

— Боже мой, — воскликнул Жантом, — все зависит только от меня!

Подбежал официант. Решил, что его зовут. Жантом расплатился. Пора уходить. Что же он напишет о книжонке Дютуа? Еще один юнец, которому как воздух нужны приключения и реклама. Впрочем, довольно милый. С известной долей подхалимажа, как это бывает в его возрасте. «Рене Жантому, незабываемому автору «Бириби», в знак почтительного восхищения». Автограф — как вопль о помощи. Но если рецензия окажется неблагоприятной, Дютуа скажет приятелям: «Читали статью этого старого придурка Жантома? Пора ему на покой».

Редакция издательского дома Дельпоццо располагается в глубине двора на улице Сен-Пер. Жантом обожает это старинное здание со следами благородных морщин. Войдя в подъезд, погружаешься в прошлое, где когда- то скрипели гусиными перьями, где счет вели на экю и луидоры, куда авторы с благоговением приносили свои книги. Несмотря на царящий там шум пишущих машинок, ксероксов, арифмометров, телефонов, помещение со старыми, обшитыми деревом стенами, серьезной и даже строгой обстановкой сохраняет свой дух. Служащие заняты делом, расторопны, энергичны. На стенах широкого главного коридора по обеим сторонам развешаны фотографии авторов издательства. Последняя в ряду — фотография Жантома. Справа расположены различные службы, а в самом конце — его «нора», как он называл свой кабинет. Он совсем маленький — стол, телефон, картотека, кресло и единственный стул для возможного посетителя. Окна нет, но есть вентилятор. Когда он работает, бумаги то и дело разлетаются в разные стороны. На стенах висят плакаты, рекламирующие последние новинки.

Жантом снял пиджак и повесил его на вешалку за дверью. Потом на столе, как на алтаре, разложил предметы своего культа: в центре поставил бювар, слева книгу Дютуа, справа ручку (с синими чернилами) и, наконец, блокнот с полным достоинства заголовком: «Рене Жантом. Издательство Дельпоццо, улица Сен-Пер». Ему нравится, чтобы его записи выглядели как рецепты. Сел, поерзал в кресле в поисках удобного положения, снова встал. Он забыл о лежавшем в картотеке амулете, талисмане, о своем детище. Достал его и бережно положил рядом с телефоном. Он не уставал любоваться наделавшей шума обложкой, на которой благодаря исключительной удаче, похожей на чудо, красуется: «Рене Жантом. Бириби. 20-е издание». И знаменитая марка серии современного французского романа — «СФР» — с буквой Ф, горделиво изогнутой, как носовая часть парусника. При взгляде на нее все его фантазии улетучиваются, возвращается мужество. Сомнения кажутся теперь просто жалкой морской пеной, поднятой ветром. Жантом взял ручку и твердым почерком начал выводить: «Коралловый риф» Альбера Дютуа. Издательство Дельпоццо». Остановился. Охватившее его ощущение пустоты скоро пройдет, он к этому уже привык. Это словно легкое оцепенение, подавляющее волю, отвлекающее внимание, которое начинает улавливать малейшие шумы: Мари-Поль шепчет что-то в соседней комнате, Эвелина обращается к кому-то в коридоре: «Не хотите кофе?»

Коралловый риф! Достаточно пятнадцати строк. Что такое пятнадцать срок? Четверть часа работы. Даже меньше. Если найти первое слово. Жантом перебирает разные варианты. Ничего не получается. Само слово «риф» рисует некий образ, создает нечто вроде препятствия. Он отодвигает кресло от стола, начинает нервничать. «Если я дошел до того, что не могу написать рецензию, надо искать другую работу». Прислонил «Бириби» к телефону, как фотографию любимой женщины. Затем взял в руки роман, раскрыл его и наугад прочитал несколько строк. «Надо просто нырять, как искатели губок. Воспоминаний там целые россыпи, колонии, одни встречают вас, ощетинившись, как морские ежи, другие распускаются, как нежные цветы». И еще: «От всех этих звезд кружится голова. Как говорит отец Доминик, они неисчислимые очи Господа Бога…»

«Текст повсюду сочный, приятный на вкус, эти и многие другие строки я написал без всякого усилия, — подумал Жантом. — Каким я тогда был? Более решительным, чем теперь? Нет… Впрочем, да. Я был веселым, честолюбивым. И мог из чего угодно извлекать фразы, литературный нектар, кружащие голову, словно крепкие напитки, слова. Во мне работал перегонный аппарат. А сейчас, как бы я ни старался перемешивать все свои обиды, досады, все свое отчаяние, не получу ничего, кроме никуда не годного вина. И все из-за этой женщины, которая подавляет и более того — предает меня. А вдруг она права? Вдруг стиль действительно потерял свое значение?

Жантом встал и принялся ходить кругами по узкому кабинету, между стулом для посетителей и дверью. «Возможно, — продолжил он свои мысли, — сейчас нужно просто ошеломлять. Вносить непредсказуемость в обыденность. Как раз то, что Мириам умеет делать».

Прислонился к стене, помассировал себе лицо, собрался с мыслями, как обвиняемый, которого принуждают сделать признание. Происходящее с ним неестественно, как какая-то ворожба. Когда-то он читал рассказы о влюбленных, на которых наводили порчу колдуны, связывая им шнурки. Что ж, он переживает точно такую же немощь. Он полон сил. Желание писать временами просто отчаянное. Он садится за стол, берет ручку и… Ничего. Как будто получает приказ. Но от кого?

Он еще более напрягает мозг, понимает, что опять ищет лазейку. Так: просто обвинить во всем Мириам! По правде говоря, он ее никогда не расспрашивал. Была ли у нее в детстве служанка, знающая некие секреты? Разве сковывающий его приказ не исходит скорее всего от него самого? Кулаком он сильно бьет себя по голове. Ладно. Он обратится еще к какому-нибудь специалисту. Балавуан наблюдает за ним слишком давно. Ему нужен человек, который прямо, без обиняков сказал бы, страдает ли он паранойей и что надо делать. Решено.

Убирает «Бириби» обратно в картотеку. Очень долго он носил книгу с собой в портфеле, с которым не расстается никогда. Ну и что! Сколько верующих носят в кармане молитвенник или крест на шее. Но с некоторого времени он изменил этой почти что религиозной привычке. Теперь он держит один экземпляр романа дома, другой в кабинете, остальные пылятся на полках книжных магазинов. Он проходит мимо. Бросает на них взгляд. Происходит как бы обмен знаками между заговорщиками или, скорее, любовниками, но в сущности, это одно и то же. Иногда, да, иногда «Бириби» на месте не оказывается. Тогда он входит с безразличным видом и сжимающимся от волнения сердцем, интересуется. Кто купил? Мужчина или женщина? Какого возраста? Книгу спрашивали? Нет. Просто случайно купили. Да! Жаль. «Но, — поспешно уверяет продавец, — мы завтра получим еще один или два экземпляра. У «Галлимара» они есть».