Пророчица (СИ) - Ангел Ксюша - Страница 13

Нужно отбросить прошлое, пока получается его отбросить. Насущных проблем хватает.

— Читала много. Голова болит, — улыбнулась я.

— А пойдем‑ка пить чай, заодно и расскажешь, что узнала за день.

Он обнял за плечи, и впервые за несколько дней я ощутила себя дома. Нужной.

Быть может, так и должно быть? Быть может, у меня впереди интересная, полная приключений жизнь?

Я думала о горячем чае и охотниках, о кене атли, о своих возможных способностях к защите. Девушки — хищные частенько оказываются защитницами. Есть шанс, что я всегда смогу уберечь себя и близких от опасности.

А это уже что‑то.

Мы были в лесу вдвоем — я и Филипп. Вернее, не в лесу — в местной посадке, но для меня она тогда казалась лесом.

Деревья таинственно раскачивались, шелестели, и этот звук особо выделялся среди ночной тишины. А еще звук наших шагов — ломающиеся ветки и прошлогодние листья отзывались шорохом на осторожную поступь.

Для посвящения нужны определенные условия: время года, фаза луны, дата. У каждого хищного бывают всплески силы, и посвящение проводится именно в такой момент. Мне вот пришлось ждать до июня.

Филипп нашел полянку, где можно удобно расположиться. Поставил на траву пакет, достал из него банку с краской и кисти.

— Помоги, — сказал, протягивая мне кисточку.

— Мы будем рисовать?

— Для ритуала нужен магический круг четырех стихий.

Мы трудились около получаса. Сначала нарисовали окружность. Краски ушло много — она никак не хотела ложиться на неровный «холст».

По четырем сторонам Филипп скрупулезно вывел знаки стихий. Три плавных волны и перевернутый треугольник — вода. Три спирали и треугольник с перечеркнутой верхушкой — воздух. Костер и прямой треугольник — огонь. И последний: прямые линии, символизирующие плодородие, перевернутый треугольник с перечеркнутым углом снизу — знак земли.

Иногда Филипп пользовался фонариком, так как полную, налитую луну, скрывали редкие тучи, и становилось совсем темно. Наконец, он закончил художества и повернулся ко мне.

— Садись, — велел, указывая на центр окружности. Я боязливо опустилась на траву, поправляя одежду, чтобы случайно не измазаться. Было страшно и волнительно.

— Благословенные духи Севера, воздушные пространства, я призываю вас! Благословенные духи Юга, недра земли, я призываю вас!

Филипп говорил с закрытыми глазами, подняв лицо к небу. Небо было удивительно звездным — звезды проглядывались сквозь покачивающиеся ветви деревьев блестящей россыпью. Белый диск луны закрывало полупрозрачное облако, словно газовая вуаль.

— Благословенные духи Запада, водные глубины, я призываю вас! Благословенные духи Востока, всепоглощающее пламя, я призываю вас!

Филипп покачивался в такт словам и проводил руками у меня над головой.

Волнение отозвалось холодком в позвоночнике и выплеснулось тяжелым выдохом.

Я действительно сделаю это — стану частью целого, большой семьи, как те, о которых столько читала. Не буду бояться, забуду прошлое, заменив его настоящим — неизведанным и до жути интересным.

Филипп все говорил и говорил, а мир вокруг менялся. Усилились запахи, звуки, в голове воронкой ширился монотонный гул, делая слова Филиппа неразличимыми, непонятными, ненужными. Мной овладела эйфория. Ощущение невесомости.

Волна тепла поднялась от пупка выше — к сердцу, заполняя грудную клетку, расширяя легкие. Она раскрепощала, дарила ощущение свободы и вседозволенности. Пьянила. От пяток вверх побежали приятные мурашки. Сердце гулко ухало, отсчитывая удары.

— Принимаешь ли ты сущность атли, данную тебе богами? — спросил Филипп неожиданно четко, и я глухо выдохнула:

— Да.

Голос был другим — низким, гортанным и хриплым. Мысли испарились, тело заполонила легкость, граничащая с беспечностью. Хотелось петь, танцевать, смеяться. Впервые в жизни ничего не волновало. Вообще. Только я и лес. Я и ветер. Я и небо, куполом накрывшее землю. И кен, бурлящий в жиле. Проснувшийся, неугомонный.

— Клянешься ли жить в атли, молиться с атли, защищать племя в случае опасности и отдать жизнь при необходимости, если таковая возникнет?

— Клянусь.

Губы пересохли, дыхание сбилось, стало надрывистым.

— Клянешься ли слушать вождя и повиноваться ему? Родить детей и оставить их атли, если вздумаешь уйти из племени?

Клянусь, клянусь, клянусь…

Пупок пульсировал, рождая подобие электрических разрядов. Они устремлялись в разные стороны: к рукам, ногам, голове, наполняя меня, распирая. Будто что‑то рвалось наружу, но не могло освободиться.

А потом словно мыльный пузырь во мне лопнул — вновь стало легко. Охватило благоговение.

Безумие.

Принадлежность.

— Итогом сего принимаю тебя, сестра! — Филипп улыбнулся. — А теперь встань.

Голова все еще кружилась, но жар ушел, опьянение тоже. Охватили свобода и легкость. Филипп взял меня за руку и помог подняться, а затем, пока я не успела возразить, полоснул по ладони лезвием ножа с черной рукояткой.

Я ждала этого, но все равно испугалась. Наверное, нужно выплеснуть и страх тоже. Мой так вообще врос в меня, стал частью личности. Страх прошлого — темного и таинственного. Настоящего — зыбкого и неустойчивого. И будущего. Неизвестности. Испытаний. Новых свершений.

Но теперь уже не нужно бояться. Я — часть целого. Атли. Каждая частица моего тела кричала об этом. И к Филиппу тянуло неимоверно — просто обнять. Проверить, что он настоящий, а не приснился мне. Такой родной. И Кирилл тоже. И как я могла их бояться?

— Ничего, уже все… — прошептал Филипп и проделал то же самое со своей ладонью, потом соединил наши руки. Кровь, смешиваясь, потекла на траву в границах круга.

— Клятву глубинным кеном обычно скрепляют кровью.

Все было так странно и так… правильно. Словно я всю жизнь этого ждала.

Верила ли я в магию?

Теперь однозначно. То, что произошло, не могло быть плодом воображения. За эти несколько месяцев я многое узнала и примерно представляла, какой станет жизнь после посвящения. Вернее, после энергетического воссоединения атли.

Порезанная ладонь немного саднила, но это казалось мелочью в сравнении с тем, что я получила взамен. Семью. Теперь никто не обидит меня, а если обидит… Впрочем, проверять не хотелось.

Я рассмеялась. Впервые в жизни свободно выражала эмоции, не боясь реакции и осуждения окружающих. Раскинула руки, посмотрела на усыпанное звездами небо и закружилась.

Филипп улыбался, пристально наблюдая за мной и, наверняка, думая о чем‑то своем.

Я взглянула на него исподлобья и тоже улыбнулась.

— Ты необычна, — сказал он и посмотрел как‑то по — новому. Оценивающе.

— Я необычна? И это после того, что ты сделал?!

— Скоро ты привыкнешь. Все это станет твоим миром. Буднями. Теперь ты атли. А когда мы объединимся у очага, ощущения будут еще ярче.

— Так когда?

— Всему свое время, Полина…

Он постоянно так говорит. С тех самых пор, как я поселилась у него, Филипп пытался казаться таинственнее, чем есть на самом деле. Неважно, кстати, выходит. Во всяком случае, меня не проняло.

Вся проблема в том, что Филипп родился жрецом. Вообще быть жрецом весьма почетно — сила, возможности, различные плюшки. Знания, передающиеся из поколения в поколение, склонность к явной магии, доступ к разным ритуалам, поиск атли.

Жрец, как и вождь, видят сущность члена племени сразу. Как пояснил Филипп, это нечто вроде магического свечения в жиле — у всех атли оно схожее. Так он и нашел меня — когда я выбежала из той подворотни, полыхала так, что из Москвы было бы заметно. Да уж, скрыться от охотника я точно не смогла бы.

В общем, быть жрецом почетно и здорово. Но Филиппу было мало — он хотел возглавить атли. Править.

С этим все обстояло сложнее, потому что, как оказалось, вождь атли живет и здравствует, только почему‑то до сих пор меня ему не представили. И это напрягало. Племя‑то не соединено и, понятно, что пока нам необязательно вообще знакомиться — некоторые племена встречались в полном составе лишь у очага, специального места силы, в день воссоединения. Но для меня, как человека далекого от традиций хищных, это было дикостью.