Молчание ягнят (др. перевод) - Харрис Томас - Страница 7

• Предыдущая
• 7/79
• Следующая

22 марта 1975 года Распай не явился на концерт оркестра а 25-го его тело было обнаружено в маленькой сельской церкви недалеко от Фолз Черча штат Вирджиния. Мертвый Распай сидел на церковной скамье во фраке и белом галстуке, остальные части туалета отсутствовали. Вскрытие показало, что Распай был убит ударом острого орудия в сердце, а поджелудочная и зобная железы удалены.

Клэрис Старлинг, которая с детства знала о приготовлении мясных полуфабрикатов несколько больше, чем ей хотелось бы знать, сразу же вспомнила: эти органы были особым лакомством. В Балтиморском отделе по расследованию убийств считали, что они фигурировали в меню обеда, который Лектер давал в честь президента Филармонического общества Балтимора и дирижера Балтиморского оркестра вечером того дня, когда исчез Бенджамин Распай.

Доктор Ганнибал Лектер заявил, что ему ничего не известно о подобных вещах. Президент и дирижер утверждали, что совершенно не помнят, что подавалось на обед, хотя доктор Лектер славился изысканностью своего стола и публиковал многочисленные статьи в изданиях для гурманов.

Впоследствии стало известно, что президент Филармонического общества лечится от анорексии (отсутствия аппетита) и алкоголизма в специальном санатории в Базеле.

Распай был девятым в списке известных Балтиморской полиции жертв Лектера.

Распай умер, не оставив завещания, и тяжба из-за наследства между его родственниками несколько месяцев занимала первые страницы газет, пока интерес к этой истории не утих.

Родственники Распая объединились с родственниками других пациентов, ставших жертвами лечившего их доктора, и подали в суд, требуя уничтожения медицинских карт пациентов и магнитофонных пленок с записями, сделанными свихнувшимся психиатром. Невозможно даже представить, утверждали они, какие компрометирующие тайны могли выболтать пациенты, а медицинская карта — документ. Иск родственников был удовлетворен.

Суд назначил адвоката Распая, Эверетта Йоу, распорядителем оставшегося имущества.

Старлинг придется обратиться к адвокату за разрешением осмотреть машину. Но вполне возможно, что, стремясь оберечь репутацию покойного клиента, адвокат уничтожит улики, если у него будет для этого достаточно времени. Нет. Она предпочла напасть неожиданно, но для этого ей нужен совет и соответствующие полномочия.

Клэрис была одна в Отделе и могла сейчас делать что угодно. Она разыскала номер домашнего телефона Крофорда. Гудка она так и не услышала: в трубке неожиданно прозвучал его голос, очень тихий и ровный:

— Джек Крофорд.

— Это Клэрис Старлинг… Надеюсь, я не оторвала вас от обеда… — Ответом ей было молчание. Но нужно было продолжать. — Сегодня Лектер сказал мне кое-что, касающееся дела Распая, я сейчас в Отделе, уточняю детали. Лектер говорит, что-то есть в машине Распая. Мне нужно связаться с его адвокатом, чтобы получить к ней доступ. А завтра — суббота и занятий нет, так я хотела спросить вас…

— Старлинг, вы помните, что я просил вас сделать с информацией, полученной от Лектера? — Голос Крофорда был спокоен до ужаса.

— Представить вам докладную к девяти ноль-ноль в воскресенье.

— Вот и выполняйте, Старлинг. Все.

— Хорошо, сэр.

Жало долгого гудка, казалось, впилось ей в ухо, и яд от этого жала разлился по всему лицу: горели щеки, жгло глаза.

— Ну, мать твою, дерьмец старый, — сказала она сквозь зубы. — Старый вонючий сукин сын. Тебя бы тот Миггз обхлюпал — я бы на тебя посмотрела.

Отмытая до блеска и облаченная в казенную ночную рубашку с эмблемой Академии ФБР, Старлинг второй раз переписывала свою докладную, когда из библиотеки вернулась Арделия Мэпп — соседка по комнате в общежитии Академии. Круглая, шоколадно-коричневая, восхитительно нормальная физиономия Арделии показалась Клэрис самым желанным зрелищем за весь этот день.

Арделия Мэпп сразу же заметила, какое у подруги усталое лицо.

— А что ты делала сегодня, девочка? — Мэпп всегда задавала вопросы таким тоном, словно ее вовсе не интересовало, что ей ответят.

— Обольщала одного психа, а другой меня малафейкой обхлюпал с ног до головы.

— Ну знаешь, хотела бы я иметь время для светской жизни. Чертова Академия. И как ты все успеваешь — и общаться, и заниматься?

Старлинг вдруг обнаружила, что не может удержаться от смеха. Арделия Мэпп тоже смеялась — недолго, ровно столько, сколько и заслуживала ее нехитрая шутка. А Клэрис не могла остановиться и, слыша себя словно издалека, все смеялась и смеялась. Сквозь слезы Арделия Мэпп казалась ей странно постаревшей, а в улыбке ее сквозила печаль.

Пятидесятитрехлетний Джек Крофорд сидит у себя дома, в спальне, в глубоком кресле с подголовником и читает при свете неяркой лампы с низко опущенным абажуром. Сидит он лицом к двум широким кроватям, под ножки которых подставлены блоки, так что кровати высотой походят на больничные. Одна из них — его, на другой неподвижно лежит его жена, Белла. Ему слышно, как она дышит — тяжело, ртом. Уже два дня, как она не шевелится. Два дня ничего не говорит.

Вдруг дыхание ее прерывается. Крофорд поднимает глаза от книги, вглядывается поверх очков, откладывает книгу. Но дыхание возобновляется: Белла дышит — сначала легкий трепет, затем вдох и выдох. Крофорд встает, кладет ладонь на лоб жены; сейчас он измерит ей давление, проверит пульс. За долгие месяцы болезни Беллы он научился делать это не хуже любого медика.

Он не хочет оставлять ее одну ночью — вот почему его кровать стоит рядом с ее кроватью. Во тьме ночной он протягивает руку, чтобы коснуться ее руки, — вот почему его кровать так же высока, как и кровать Беллы.

Если не считать высоты кроватей да еще небольших изменений в системе канализации, необходимых для удобства жены, Крофорду удалось добиться, чтобы спальня сохранила свой обычный вид, а не превратилась в больничную палату. В комнате — цветы, не слишком много; никаких лекарств на виду: Крофорд освободил стенной шкаф в коридоре и заполнил его лекарствами и необходимыми медицинскими приспособлениями и аппаратами, прежде чем привез Беллу домой из больницы. (Второй раз в жизни перенес он ее на руках через порог этого дома, и мысль об этом чуть было не лишила его мужества.)

Ветер с юга принес тепло; окна открыты; вирджинский воздух свеж и мягок; слышно, как во тьме окликают друг друга лягушки.

Спальня блистает чистотой, но ковер немного замахрился. Крофорд не хочет пользоваться здесь шумным пылесосом, предпочитая механическую щетку, а она много хуже. Он проходит на цыпочках к шкафу и зажигает свет. На внутренней стороне дверцы — два планшета. На одном он отмечает давление и частоту пульса Беллы. Его записи перемежаются с записями медсестры, которая приходит днем. Колонки записей занимают множество страниц, отмечая бесчисленные дни и ночи. На другом планшете дневная сестра записывает, какие лекарства давались Белле.

Крофорд может теперь вводить ей любые лекарства, которые могут понадобиться ночью. По совету медсестры он практиковался, сначала делая уколы в лимон, а потом — в собственное бедро, прежде чем привез жену из больницы. Сейчас он стоит над ней вот уже минуты три, глядя на любимое лицо. Прелестный муаровый шарф тюрбаном окутывает ее волосы. Белла настаивала на этом — пока могла. Теперь на этом настаивает он сам. Джек смачивает ей губы глицерином и снимает какую-то крошку из уголка ее глаза широким большим пальцем. Она неподвижна. Еще не время повернуть ее на бок.

Встав перед зеркалом, Крофорд говорит себе, что он не болен, что он не должен отправиться под землю вместе с Беллой, что он — здоров. Поймав себя за этим занятием, ему становится стыдно.

Снова усевшись в кресло, он никак не может вспомнить, о чем же он только что читал. Он ощупывает лежащие рядом книги, пытаясь найти ту, что еще хранит тепло его руки.

Утром в понедельник Клэрис Старлинг обнаружила в своей ячейке для писем записку от Крофорда:

• Предыдущая
• 7/79
• Следующая