Грешки - Рич Мередит - Страница 66

• Предыдущая
• 66/92
• Следующая

Салли лежала на животе, положив голову на руку.

Ему было жаль будить девушку, но он умирал с голоду и не хотел оставлять ее одну.

— Салли, — тихо сказал он. — Пора вставать! — Алекс коснулся ее плеча и вздрогнул от ужаса.

Тело девушки было холодным.

— Салли! — крикнул он. — Проснись! — Она не шевельнулась.

Алекс перевернул ее. Казалось, она спала, но загорелая кожа побледнела. Он долго всматривался в девушку, надеясь, что она все-таки дышит.

— Салли! — Алекс хлопнул ее по щекам, потом приложился ртом к ее губам и попытался вдохнуть воздух в легкие. Тщетно! В течение десяти минут он перепробовал на ней все приемы оказания первой медицинской помощи, какие только удалось припомнить. Но Салли Эвери была мертва.

Алекса била дрожь. Голова раскалывалась. Решив позвонить в полицию, он направился к телефону, но вдруг почувствовал тошноту и едва успел добежать до ванной, как его вырвало.

Надо вызвать полицию, но что им сказать? Как все объяснить? Это было бы трудно, даже американским полицейским, а давать показания мексиканской полиции с его жалким испанским просто невозможно. Факты — упрямая вещь, а они ужасны: употребление наркотиков… и труп девушки.

Так и не заставив себя поднять телефонную трубку, Алекс надел на Салли ночную рубашку, чтобы ее не обнаружили нагой, и прикрыл грудь простыней.

Собрав остатки пейота и опиума, он спустил все в канализацию, обыскал вещи Салли и нашел марихуану, которая тоже отправилась в унитаз. Алекс проверил содержимое сумочки Салли, где оказался пузырек с таблетками, но совсем не от малярии. Это был фенобарбитал.

Он сунул пузырек обратно. В сумочке были также косметические салфетки, солнцезащитные очки, дорожные чеки, косметичка и паспорт. Алекс раскрыл его. Сара Кинкейд Эвери. Родилась 15 сентября 1954 года. Взглянув на фотографию, он дрожащей рукой положил паспорт на место и тут заметил амулет, подаренный им Салли. Сам не зная зачем, Алекс взял его и сунул себе в карман. Да уж, здорово помог ей этот амулет — ничего не скажешь!

Он долго смотрел на Салли. Она была так красива и казалась спящей. Почему эта девушка умерла — случайно или нет? Возможно, поняв, что попала в беду, Салли попыталась привлечь его внимание? Обезумевший от горя Алекс был объят таким ужасом, какого не испытывал никогда в жизни.

Кто-то постучал в дверь, потом в замочной скважине повернулся ключ.

— Криада… горничная, — услышал он.

— Только не это! — пробормотал Алекс, увидев, как дверь приоткрылась. — Окупадо… занято… уходите… — крикнул он.

Горничная вышла:

— Пердонеме, сеньор.

Черт возьми! Не успела ли она разглядеть его? Не заметила ли страха в его глазах? Может, приняла Алекса за одного из непонятных гринго?

Необходимо обдумать ситуацию… и по возможности здраво. Нельзя оставлять здесь никаких следов. Горничная обязательно скажет полицейским, что Салли была не одна… что видела с ней какого-то светловолосого гринго с бородой.

Отпечатки пальцев! Взяв полотенце, он прошелся по комнате, вытер паспорт, стакан, бутылку текилы, душ, рукоятку сливного бачка, дверную ручку. Потом вдруг заметил ее фотокамеру. Боже! Эти снимки в Монтальбане! Он перемотал пленку, извлек катушку, сунул ее в карман и тщательно вытер камеру полотенцем.

Подойдя к кровати, Алекс сел возле Салли. По его щекам катились слезы. Они только вчера говорили о совместном путешествии! Они могли полюбить друг друга! А теперь девушка мертва. Алекс отказывался верить в это.

Убедившись, что никто его не видит, он вышел из номера Салли, спустился по лестнице и покинул гостиницу. Вернувшись к себе, Алекс быстро упаковал свои вещи и позвонил в аэропорт. В одиннадцать тридцать вылетал самолет на Мехико. Оттуда он сразу отправится в Нью-Йорк.

Алекс взял такси до аэропорта, зашел перед посадкой в туалет, сбрил бороду и укоротил волосы ножницами из армейского складного набора.

Стоя в очереди на посадку, он нервничал, опасаясь, что вид его вызывает подозрения: высокий, светловолосый, верхняя часть лица загорела сильнее, чем нижняя.

Немудрено, что пассажиры и люди в униформе с подозрением его рассматривают.

В аэропорту Мехико через зал ожидания строем прошел отряд федеральной полиции, и Алекс замер от страха. Однако полицейские не обратили на гринго никакого внимания. Услышав, что объявили посадку на его рейс, он с облегчением вздохнул и направился к выходу на летное поле.

Вдруг его окликнули:

— Сеньор… подождите минутку!

Побледневший Алекс оглянулся. Офицер безопасности поманил его к себе.

— В чем дело?

— Машинка… вы забыли пишущую машинку. — Офицер указал глазами туда, где только что стоял Алекс.

Пишущая машинка! Обливаясь потом, он вернулся и забрал ее.

— Грасъас, — сказал Алекс. — Большое спасибо!

Его рабочий кабинет не походил на офис. Вместо письменного стола здесь стоял овальный дубовый стол, возле него — удобное мягкое кресло с высокой спинкой, а рядом с другим, обитым ситцем, — торшер с изящным абажуром. На одной из стен висел яркий ковер, на другой — картина в стиле американского примитивизма, изображающая жанровую сцену из сельской жизни Новой Англии.

Прозвучал зуммер внутренней связи:

— Мистер Сейдж, не забудьте, что у вас в двенадцать тридцать встреча.

Алекс нажал кнопку переговорного устройства:

— Спасибо, Джейн. Уже выхожу. — Он посмотрел в окно. Снегопад продолжался. Надев теплое пальто, Алекс отправился на ленч в устричный бар.

Он вернулся в Нью-Йорк почти три месяца назад и два из них писал тексты для рекламного агентства «Латтимор-Давер». Тим Коркоран, его университетский приятель, работал там в бухгалтерском отделе. Алекс случайно встретил его в магазине через несколько дней после возвращения из Мексики; они вошли в бар пропустить по рюмочке, и Тим уговорил его пройти собеседование в «Латтимор-Давер». Дама, ответственная за набор кадров, была рада заполучить Александра Сейджа, выпускника Йельского университета и к тому же драматурга. «Я видела ваше „Путешествие на воздушном шаре“, — сказала она. — Остроумная пьеса. Вы сейчас над чем-нибудь работаете?» «У меня есть кое-какие замыслы, — ответил он, — но отныне я намерен ввести писательскую деятельность в русло нормальной жизни».

Именно этого больше всего и хотелось Алексу. Нормальной жизни, спокойного, без потрясений, существования. Он отчаянно старался забыть Салли Эвери, но не мог. Мучительные воспоминания о ней преследовали его, и, чтобы избавиться от них, Алекс решил заполнить каждую минуту разнообразными обязанностями, не оставляющими свободного времени.

Ему ничуть не нравилось писать тексты для коммерческой рекламы, однако он проявил такие способности к этому, что Милт Марш, главный режиссер рекламного агентства, без устали расхваливал его. Алекс приходил на работу рано и каждый вечер засиживался допоздна.

Это лишало его досуга, зато банковский счет Алекса пополнялся за счет сверхурочных. Он, начинающий, зарабатывал невероятную сумму — пятьдесят тысяч долларов! Между тем Милт уже намекал на «существенную» прибавку ближе к лету. Сейчас был конец января.

Алекс больше не думал о будущем. Все его прежние планы рухнули, энтузиазм исчез. Работая над пьесами, он обычно вставал около одиннадцати утра, обедал с кем-нибудь из друзей, писал до шести, потом где-нибудь развлекался, домой приходил около часу ночи и (если возвращался один) писал до рассвета. У него был свой распорядок дня. Никто не указывал ему, что и когда нужно делать. Теперь Алексу хотелось, чтобы его загрузили работой, лишив возможности думать и вспоминать.

Салли являлась ему в ночных кошмарах. Алекс, конечно, понимал, что не виноват в ее смерти. Однако мысль, что он мог предотвратить несчастье, преследовала его. Алекс казнил себя и за то, что струсил и убежал оттуда. Может, ему удалось бы убедить полицейских в своей невиновности?

Но ведь всем известно, что в тюрьмах полным-полно невиновных людей. Особенно в тюрьмах других государств.

• Предыдущая
• 66/92
• Следующая