Грешки - Рич Мередит - Страница 29

• Предыдущая
• 29/92
• Следующая

— Подожди меня, давай вместе поужинаем.

Бернар припарковал машину в переулке, и она побежала под дождем к ресторану. Ожидая, пока освободится столик, Бернар и Лидия зашли в многолюдный бар.

Возле винтовой лестницы сидела Ширли Маклейн, окруженная поклонниками.

— Уж ей-то ждать столика наверняка не пришлось, — заметила Лидия.

— Она ничто в сравнении с тобой. Ты затмишь ее.

— Лавры Ширли Маклейн не прельщают меня Другое дело — Жанна Моро. Я стала чувствовать себя француженкой, особенно с тех пор как уехали Алекс и Джуно.

Париж — мой дом. — Она коснулась его руки. — Теперь же, когда ты со мной, я здесь счастлива.

— Для меня сейчас тоже чудесное время. Мне приятно быть и работать с тобой…

— Ты отличный режиссер. Прости за утреннюю выходку.

Я сделала замечание лишь потому, что игра возбуждает и нервирует меня — Это вполне естественно, дорогая.

— А ты сам никогда ни в чем не сомневаешься?

Бернар пожал плечами.

— Ирвинг Тальберг[10] однажды рассказывал Скотту Фицджеральду о строительстве железной дороги… По его словам, существует полдюжины способов рубить тоннель в горе, и каждый из них по-своему хорош. Тот, кто отвечает за строительство, должен выбрать один способ и убедить всех, что у него есть веские основания для этого. Люди, подчиняющиеся тебе, не должны замечать твоих сомнений, иначе ничего не получится.

Когда они вышли из ресторана, дождь почти прекратился. Лидия взяла Бернара под руку:

— Спасибо тебе за чудесный вечер.

— И тебе. Я тут подумал…

— О чем?

— Давай заедем на улицу Вернье.

— Зачем?

— Возьмем твою одежду…

— И что?

— Я хочу, чтобы ты переехала ко мне. Согласна?

— Да, если ты убежден, что кинозвезда и великий режиссер могут мирно сосуществовать.

— Могут. При условии, что кинозвезда будет подчиняться указаниям режиссера.

Съемки фильма шли по графику. На главные эпизоды отводилось восемь недель. В середине второй Лидия переехала к Бернару и сразу поняла, что мало быть просто звездой и любовницей. Она стала его домоправительницей, кухаркой и служанкой. Несколько раз в неделю Бернар, не предупредив ее, приводил ужинать человек десять гостей, и Лидия отправлялась в магазин за вином и провизией. Она готовила ужин, развлекала гостей, убирала после их ухода, а потом в постели страстно отдавалась Бернару.

Помимо всего прочего, она учила роль и вставала до рассвета, чтобы успеть загримироваться и подготовиться к моменту появления на съемочной площадке. Рабочий день продолжался тринадцать-четырнадцать часов. А потом ей частенько приходилось готовить ужин на десять — двенадцать персон на Кэ де Л'0рлож.

Лидия уставала до изнеможения, но не жаловалась: в свои двадцать лет она жила так, как не смела и мечтать.

В письмах к Джуно и Алексу Лидия с юмором рассказывала об оборотной стороне жизни французской кинозвезды, однако не вызывало сомнений, что даже это ей нравится.

Иногда Лидия и Бернар бурно ссорились и швыряли друг в друга все, что попадало под руку, пока один из них не остывал. Оба отличались неуравновешенностью и эгоистичностью. По молодости лет они были убеждены в том, что их судьба зависит от успеха этого фильма, и преувеличивали свою роль в достижении успеха. Лидия, страдая от своих комплексов, не замечала уязвимости Бернара. Он же нервничал и контролировал каждый шаг коллег и Лидии как на съемочной площадке, так и дома. Бернар не был деспотом, но, преследуемый страхом, хорохорился и вел себя непозволительным образом. Любя Лидию, он держал ее в напряжении, невыносимом для ее еще не окрепшего чувствами, сам того не желая, разрушал его.

Позолоченные бронзовые часы стояли на каминной доске в стиле Людовика XVI. Низкий китайский столик, инкрустированный яшмой, был окружен диванами и креслами, обитыми тонким французским шелком.

Лидия, схватив со стола статуэтку, швырнула ее в коренастого человека в бархатном пиджаке, но промахнулась. Статуэтка разбилась вдребезги.

— Стоп! — крикнул Бернар.

Рабочий собрал осколки фарфора и поставил на стол новую статуэтку. Бернар же потащил Лидию на балкон.

Кабели и осветительные приборы загромождали большую часть гостиной в сдвоенных апартаментах на авеню Клебер. Внизу, в отдалении, виднелись сады Трокадеро, а на другом берегу Сены — величественная Эйфелева башня.

— Ну? — начала Лидия. — В чем я провинилась на сей раз?

— Эта женщина выплеснула ярость, копившуюся в ней много месяцев. Он держал ее в заточении, лгал, относился как к игрушке. И вот гнев прорвался наружу.

Ты должна подыграть Роже.

— Подыграть? — возмутилась Лидия. — А как же я? Великий Роже Сен-Кир прибывает на съемочную площадку в похмелье, от него разит виски, он мечтает лишь о том, чтобы купить «алка-зельцер», а ты недоволен мной!

— Нельзя же предъявлять претензии ко всем, кроме себя! Ты обвиняешь актера, режиссера, парикмахера — кого угодно! Только одна ты не виновата ни в чем! Запомни, Лидия, ты еще не стала великой актрисой, но капризничаешь как примадонна. Роже Сен-Кир прославился, когда тебя еще на свете не было! Он настоящий профессионал, а ты играла лишь в школьных спектаклях, хотя в Йеле, возможно, и имела успех. Тебе еще учиться и учиться.

— Тебе тоже, Бернар, ведь это твой первый полнометражный фильм. Ты так заворожен Роже, этой померкшей звездой, что решил свалить вину на меня. Хватит, я сыта по горло! Не смей обращаться со мной, как с испорченным ребенком! Ты возомнил себя гением, но это вовсе не так!

— Ах ты чертовка! — Бернар влепил ей пощечину.

— Мерзавец! — От боли и гнева у Лидии брызнули слезы.

— Иди на место и повтори, черт возьми, эту сцену!

Неистовство, с каким она играла, привело в чувство даже Роже Сен-Кира. Он не выкладывался так уже лет десять. Едва эпизод отсняли, раздались аплодисменты.

Сен-Кир обнял Лидию.

— Браво! — воскликнул Бернар, бросаясь к ней и раскрывая объятия.

Лидия холодно взглянула на него:

— Ты негодяй! — Она повернулась и вышла из комнаты.

Лидия и сама не знала, куда идет. Апартаменты принадлежали графу Стефану де ла Рошу, главному спонсору фильма. В его доме снимали первый день, воспользовавшись отъездом графа, но, кроме гостиной, Лидия еще ничего не видела. Поднявшись по лестнице, она оказалась в холле, устланном пушистым ковром. На стенах висели портреты и гобелены. Услышав шаги, Лидия замерла, потом толкнула ближайшую дверь и попала в небольшую библиотеку, уставленную книжными шкафами красного дерева и удобными креслами в стиле Людовика XIV. Пол покрывал бессарабский ковер. Девушка опустилась в кресло, над которым висела пастораль Фрагонара, и сжала кулаки. От ярости она не могла даже плакать.

Внезапно дверь распахнулась, и Лидия увидела мужчину в сером деловом костюме, высокого роста, подтянутого, с такими же аристократическими чертами лица, как и у тех, чьи портреты висели на стенах. На вид ему было около сорока. Зачесанные назад короткие каштановые волосы открывали высокий лоб. Небольшие бачки переходили в аккуратную бородку. На девушку смотрели серо-голубые глаза.

— Простите, — смутилась она. — Я хотела уединиться и забрела сюда.

— Вы не найдете места спокойнее этого, — улыбнулся он. — По вечерам, оставшись один, я прихожу сюда почитать. У меня в баре есть превосходный арманьяк.

Прекрасно успокаивает нервы.

Лидия поднялась:

— Спасибо, не беспокойтесь.

— У меня перед вами есть преимущество: я знаю, что вы Лидия Форест, премьерша в фильме Бернара. Позвольте представиться: Стефан де ла Рош.

Лидия пожала протянутую руку.

— Извините, что вторглась сюда без разрешения, и не сочтите меня дурно воспитанной.

— О нет! Я застал конец эпизода с вашим участием.

Вы были великолепны. Однако не позволяйте Бернару расстраивать вас. Он молод и талантлив. Надеюсь, со временем поймет, что и талантливому человеку следует проявлять такт и деликатность.

• Предыдущая
• 29/92
• Следующая