Лучше не бывает - Рич Лейни Дайан - Страница 50
- Предыдущая
- 50/53
- Следующая
Вынув из сумки первое издание «Анны Карениной» (Боне сделал для меня такую грандиозную скидку, что я до сих пор с трудом верила), я протянула книгу маме:
– Вот, это тебе.
Она перестала комкать передник, бережно взяла книгу и стояла, поглаживая обложку, как бы в нерешительности, меж тем как я старалась не думать ни о чем, сосредоточившись на дыхательном процессе. Только удостоверившись, что нового потока слез не будет, я отважилась посмотреть на маму.
– Я все поняла. Честное слово, все! – Теперь я старалась сконцентрироваться на многократно отрепетированной речи. – Долгое время мне не удавалось понять, но теперь все иначе. Джорджа больше нет, его давным-давно нет в моей жизни. Я все еще живу в Теннеси, но своей собственной жизнью, которая мне по душе. А приехала я, чтобы сказать вам, что глубоко сожалею.
Мама отошла к столику для шляп, осторожно положила на него книгу и вернулась. Лицо у нее было очень спокойное, даже когда она обняла меня и привлекла к себе невыразимо материнским жестом.
– Мы тебя любим, Ванда. Надеюсь, ты и это понимаешь.
– Да, конечно. Я знала это всегда…
Неправда, я не знала этого всегда, а если честно, поняла только теперь, услышав из уст мамы.
Потом мы прошли в дом. Меня усадили в гостиной в любимое кресло, мама ушла за стаканами и льдом, а папа стал откупоривать бутылку.
– У тебя, как я вижу, развился вкус в отношении спиртного. Помнишь, я говорил, что нет ничего лучше хорошего виски, а ты брезгливо морщилась?
– Многое изменилось, папа.
– Да уж, – усмехнулся он. – Но этот цвет волос тебе к лицу.
Вошла мама со стаканами, папа их наполнил, и лед окрасился в янтарный цвет. Происходящее – каждый момент его – было исполнено безмятежности. Только когда мы уже сидели со стаканами в руках, я заметила, что у мамы красные глаза – она потихоньку от нас плакала на кухне. Ни я, ни отец ничего не сказали по этому поводу; я только подумала, что и сама охотнее занималась бы этим в укромном уголке, а не на людях, как в последнее время.
– Так как же ты живешь? – спросила мама.
– Хорошо. Я разведена. Одинока, как перст. Подруга приютила меня в комнате над гаражом.
Родители обменялись взглядами, и я отругала себя за то, что снова проверяю их на прочность. Что делать, привычка – вторая натура.
– Не расстраивайтесь, – сказал я с улыбкой, – все не так страшно. У меня теперь свое дело. И приятель есть. Адвокат.
– Правда? – обрадовался отец.
– Чистейшая, – заверила я, не вдаваясь в подробности.
Строго говоря, у нас с Уолтером сейчас был сложный период, что-то вроде пробной разлуки – ну и что? Нельзя же рваться сразу ко всем целям. Разумная очередность прежде всего.
– Ну и как он? – допытывался отец.
– Хороший человек. Немного похож на тебя.
– Тогда, значит, очень хороший, – усмехнулся он.
– Что верно, то верно, – признала я с невольной улыбкой. – И вообще, другого мне не надо.
Среди ночи я проснулась в своей прежней постели, в прежней комнате, которая за восемь лет не изменилась ни на йоту. Уселась, глядя на потускневшие, кое-где загнувшиеся постеры восьмидесятых, слыша тот же до чертиков надоевший фрагмент музыки.
Ну как же без него!
А ведь я надеялась, что паломничество домой (так сказать, возвращение блудной дочери под родимый кров) и в этом столкнет дело с мертвой точки, и когда отношения с родителями будут улажены, проклятый отрывок перестанет меня преследовать. Увы, я опять напоролась на то, о чем говорят «принимать желаемое за действительное».
Спустив ноги с кровати, я привычным движением нашарила старые шлепанцы. Засмеялась – это ж надо, даже такие обноски, и те на прежнем месте!
Выглянув на лестницу, я увидела в гостиной яркие сполохи телевизионного экрана. Для меня не было неожиданностью, что отец сидел перед ним, поглощенный извечной рождественской «Филадельфией». Все вернулось на круги свои.
– Эй! – окликнула я.
– Разбудил тебя? – Он виновато развел руками. – Дистанционное управление барахлит, а вставать, чтобы убавить звук, было лень.
– Они по-прежнему дают на праздники «Филадельфийскую историю»? Без тебя я ее ни разу не смотрела.
– Я, можно сказать, тоже. Между прочим, это кассета. Я ею обзавелся сразу после твоего отъезда, но вот смотреть все было как-то не под настроение.
– Тогда, может, перемотаешь на начало и посмотрим вместе? Особенно если у вас припасено мороженое.
– Отличная идея.
Прошлепав на кухню, я сунула нос в холодильник и обнаружила здоровенную упаковку «Баскии Роббинс».
– Ты тоже очень хороший человек, мамуля, – с чувством прошептала я, взяла коробку и две ложки побольше и направилась в гостиную…
И остолбенела на пороге.
Музыка! Та, что месяцами изводила меня своими звуками. Моя несуществующая музыка!
Основная музыкальная тема из «Филадельфии».
– Боже правый!
– В чем дело? – с тревогой осведомился отец, взглянув на меня. – Что-то не так?
– Все очень даже так, – заверила я его в безмерном облегчении и плюхнулась на диван рядом с ним. – Все прекрасно, папа.
И я зачерпнула полную ложку мороженого, решив ни в чем себе не отказывать.
– Ты не помнишь, когда у нас появилась эта традиция? Я имею в виду, смотреть на Рождество «Филадельфию»?
– Точно не скажу. – Отец задумчиво облизал сладкую ложку. – По-моему, ты была тогда еще ребенком.
– Вот как?
Краем глаза я видела, что он за мной наблюдает, однако некоторое время прошло в молчании.
– У тебя действительно все в порядке? – наконец не выдержал он.
Я только улыбнулась, придвинувшись поближе к отцу, как делала в детстве в поисках уюта. Он обнял меня за плечо, тоже как тогда, и я полностью и окончательно ощутила себя дома.
Дома и под родительским крылом.
Самое интересное, что именно в этот миг мне впервые стало ясно, чего я хочу от жизни и кто мне для этого нужен.
– Музыка к этому фильму… ты не находишь ее странной, папа? Я хочу сказать, что это ведь не классический стиль.
– И близко не стоял к классике, – со смехом признал он.
Мороженое было упоительное. Я понимала, что мне уже достаточно, но остановиться не могла.
– Хорошо, что ты приехала, Ванда. Нам тебя очень недоставало все эти годы. Может, останешься на все праздники?
– Рада бы, но не могу. У меня большие планы на завтрашний день. Но… знаешь что? – Я выпрямилась, осененная идеей. – В феврале у мамы день рождения. Может, пора и вам нанести мне визит? Нет, правда, приезжайте! Я вас познакомлю с друзьями.
– И со своим адвокатом, – подмигнул отец.
– Само собой.
Вопрос был решен. Мы снова устроились поуютнее и последующие два часа в удовлетворенном молчании смотрели любимый фильм.
– Мэри Энн все время забывает то, что должна сказать перед приземлением космического корабля, – пожаловался Алекс, не в силах скрыть волнение.
В самый канун Рождества магазин был набит до отказа. Сказать, что и мы в своем уголке не скучали, – значит, не сказать ничего. Работы было втрое больше прежнего, и крохотный зрительный зал, устроенный перед театром марионеток, быстро заполнялся. Уже за тридцать минут до начала автор не находил себе места.
– Не суетись так, – посоветовала я. – Увидишь, все пройдет как нельзя лучше. Я дала Мэри Энн книжку упражнений по укреплению памяти.
Сидевший на коленях у Бонса мальчик в это время признавался в любви к передаче «Формула-1», и я начала разыскивать соответствующий бордюр для фото.
– Тебе не кажется, что я немного перегнул палку, когда изобразил Сайта-Клауса пришельцем из космоса?
– Совсем наоборот, в этом-то и весь смак, – совершенно искренне заверила я. – И вообще, пьеса потрясающая, а ты – писатель от Бога. Так что расслабься и не гневи его.
Принтер заработал как раз тогда, когда Мэри Энн подошла от паровозика с очередным претендентом па высокое внимание Санта-Бонса.
– А вдруг это будет смешно? – Алекс схватился за голову. – А вдруг это не будет смешно?!
- Предыдущая
- 50/53
- Следующая
