Выбери любимый жанр

Любовь колдовская... - Рибенек Александр Вадимович - Страница 8


Изменить размер шрифта:

8

Он встретил ее днем. Дарья откуда-то шла, прижимая к себе охапку трав. Увидел ее, и на мгновение в сердце вспыхнула острая боль. Вспыхнула и тут же погасла…

— Здравствуй, Иван Андреич, — поздоровалась девушка.

Ее черные глаза глядели на него насмешливо. Ему мучительно захотелось убежать, забиться куда-нибудь подальше от этого взгляда, но он пересилил себя.

— Здравствуй, Дарья.

— Как поживаешь? Совесть не мучает?

Иван промолчал. Разговор был ему неприятен, хотелось побыстрее распрощаться с девушкой. Но она загородила ему дорогу, не давая пройти.

— Я знаю, Ваня, так не бывает. Алена чем-то опоила тебя. И поверь мне, я сделаю все, дабы возвернуть тебя!

— О чем ты, Дарья? — возмутился Иван. — Ты, видать, не в своем уме!

— Я-то в своем, — ответила на это она. — А вот ты, похоже, нет!

И пошла прочь. Иван посмотрел ей вослед. Она, без сомнения, была красивее Алены, но он почему-то любил Кирзачеву, хотя еще совсем недавно все было по-другому. Но едва только Иван начинал об этом думать, как голова становилась странно тяжелой. Появлялась тупая, ноющая боль, не дающая ему трезво мыслить. Когда же она отступала, Иван уже забывал о своих сомнениях…

Так было и на этот раз. Голову словно тисками сдавило. Перед глазами все закачалось, ему пришлось ухватиться рукой за плетень, чтобы не упасть. На лбу выступили крупные капли пота. Его мутило…

Прошло не менее десяти минут прежде, чем Иван пришел в себя. С удивлением он огляделся вокруг, не понимая, что он тут делает. Постепенно память вернулась к нему. Он вспомнил, что шел к Алене, но что-то задержало его. Потом начался приступ. Иван пытался вспомнить, что его задержало, и не мог…

В конце концов, он плюнул на это занятие и пошел дальше.

Кряхтя от натуги, Степан Прокопьевич таскал на мельницу мешки с зерном. Белый от мучной пыли мельник со своими подмастерьями, молол пшеничку и ссыпал муку в мешки, которые Гришин относил обратно на подводу. Уход Михаила тяжело сказался на его хозяйстве, и теперь ему приходилось все делать самому. По крайней мере, до той поры, пока не найдет себе нового работника…

Закончив грузить муку, Степан Прокопьевич расплатился с мельником и, сев около арбы, скрутил самокрутку. Прикурив, с наслаждением затянулся, чувствуя приятную истому во всем теле от работы.

— Здоров, Степан Прокопьич! — услышал он вдруг голос.

У его арбы стояли зажиточные хуторские хозяева — Тит Фролов, чьи взрослые сыновья сейчас таскали свой хлеб на мельницу, Афанасий Курков и Фрол Бородин.

— Здорово, станишники! — буркнул в ответ Степан Прокопьевич.

Он не жаловал местных кулаков, хотя и сам был зажиточным хозяином. Но уж слишком разные они были люди. Фроловы, Курков и Бородин делали все, чтобы еще больше разбогатеть: нещадно эксплуатировали своих работников, давали семена и сельхозоборудование в долг беднякам под грабительские проценты или отработку в их пользу. Говорили, что они были причастны к убийству прежнего секретаря партячейки, но доказательств не было, тем более что в банде, разгромленной Иваном Востряковым, они не состояли. Степан Прокопьевич был практически на сто процентов уверен, что все они активно помогали бандитам, а сейчас просто затаились на время. Впрочем, это было и неудивительно. И Фролов, и Курков, и Бородин в свое время верой и правдой служили царю-батюшке, а потом участвовали в белоказачьем движении. Правда, когда стало ясно, что Советскую власть не удалось задушить, эта троица объявилась на хуторе и некоторое время ходила тише воды, ниже травы. Когда же начался НЭП, они снова развернулись…

Казаки сели рядом с ним, свернули по самокрутке и тоже закурили. Так некоторое время они сидели, беседуя о чем-то несущественном. Но Степан Прокопьевич чувствовал, что эта троица подошла к нему не просто так.

В этот момент подъехали артельские. С передней арбы ловко соскочил Иван Востряков и направился к мельнице. Степан Прокопьевич заметил, как блеснули злобой глаза кулаков.

— Вот змеюка подколодная! — прошипел Тит Фролов, провожая секретаря партячейки взглядом. — Чтоб ему пусто было! Ходит гоголем, будто хозяин на энтой земле. Ну, ничего, подлюка, ничего… Доходишься как-нибудь…

— Ладно, станишники, поеду я, — сказал Степан Прокопьевич, вставая. — Мне ить ишо разгружаться надо, а работника покуда нету. Самому придется…

— Погодь, Степан Прокопьич, — остановил его Фролов. — Погутарим ишо.

— О чем?

Кулак пристально посмотрел в его глаза.

— Мы ить знаем, Степан Прокопьич, как тебя обидел Ванька!

Он почувствовал, как закипает внутри злоба на них.

— А какое ваше дело до моих обид?

— Погодь, Степан Прокопьич, не горячись, — вмешался в разговор Афанасий Курков. — Мы ить все понимаем… Ванька-то не одного тебя обидел.

— Вона как? — протянул Степан Прокопьевич. — Поди, и вы — обиженные?

— И мы тож, — поддержал своих товарищей Фрол Бородин. — Житья нету от энтого Ваньки! Не дает хузяйствовать, прижимает. А давеча мне сказывал, что скоро таких, как мы, будут к ногтю прижимать и давить! Это как, по-твоему, не обида?

— Ну, у вас свои с ним счеты, у меня — свои…

— Дык, и мы про это! — воскликнул Фролов. — Доколе Ванька будет издевательства творить над честным народом?

— Это вы-то «честной»? — усмехнулся Степан Прокопьевич.

— А что? — Фролов глянул на него недобро. — На хуторе нас уважают. Никто не скажет, что мы кого-либо обидели чем. Помогаем вот всяким голодранцам…

Тут Степан Прокопьевич не выдержал и рассмеялся. Казаки удивленно уставились на него, не понимая, что вызвало этот его смех.

— Ты чегой-то, Степан Прокопьич? — спросил Бородин. — Что смешного-то?

— Уморили вы меня, станишники! — пояснил тот, успокаиваясь. — Ни в жисть не поверю, что вы это сурьезно!.. Помощники!.. Благодетели!..

— Не забижай, Степан Прокопьич! — сказал Фролов. — Мы ить сурьезно с тобой, а ты…

— Кончайте трепаться, станишники! — Степан Прокопьевич вдруг стал серьезным. — Вижу, куды вы клоните… Ничего у вас не выйдет! Обижен я на Ваньку, это верно. Но уж как-нибудь сам посчитаюсь с им, без вашей помощи. А насчет ваших обид… Правильно Ванька делает, что прижимает вас! Не благодетели, а грабители вы! Грабите свой народ, не говоря уже о государстве, от которого утаиваете хлебушек! Так что, станишники, не по пути нам! Прощевайте!

Степан Прокопьевич сел на арбу, цыкнул на быков, и те потащили его с грузом муки по дороге в хутор.

Бородин задумчиво посмотрел ему вослед и сплюнул.

— Ошибочка вышла! Просчитались мы!

— Что будем делать? — поинтересовался Курков. — Сдаст ить нас!

— Не сдаст, — уверенно заявил Фролов. — Не таков Степан, не таков. Не больно-то он сочувствует Советской власти… А насчет Ваньки… Думаю, ежели даже Степан не приземлит его, то мы ужо об энтом позаботимся. А свалим все на него…

— Ну и голова у тебя, Тит! — восхищенно проговорил Бородин. — Ить в самом деле, случись чего с Ванькой, на нас и не подумают! Свалят все на Гришина!.. Ну, молодец, Тит!

С тяжелым сердцем возвращался Иван с мельницы. То, что он видел Гришина с самыми злейшими на хуторе кулаками, наводило на размышления. Что задумал Степан Прокопьевич? Иван хорошо запомнил его угрозу. А Фролов, Курков и Бородин давно на него зуб точат. Неужели сговорились?

Степан Прокопьевич нравился Ивану. Хорошим хозяином был этот немолодой казак. Хорошим и справедливым… За то время, пока Иван встречался с Дарьей, секретарь партячейки хорошо успел изучить его. Батрак на него никогда не жаловался, жалование получал вовремя и довольно-таки неплохое. По хлебозаготовкам и уплате налогов тоже никаких нареканий не было. Одно только огорчало… Уж больно привержен был Степан Прокопьевич к своей собственности. Иван давно уже предлагал ему вступить в артель, но отец Дарьи все отшучивался да отнекивался. И вот теперь…

Иван попытался проанализировать, как могло случиться, что Степан Прокопьевич снюхался с кулаками. Несомненно, в этом была доля и его вины. Точнее, во всем был виноват разрыв их отношений с Дарьей. Сильно осерчал Степан Прокопьевич на него за это. С другой стороны, мог ли он уступить отцу Дарьи и жениться на ней?.. Наверное, мог. Но разве это была бы жизнь? Любовь ушла, остались одни лишь головешки…

8
Перейти на страницу:
Мир литературы