Остров на птичьей улице - Орлев Ури - Страница 23
- Предыдущая
- 23/30
- Следующая
— Откуда ты знаешь?
Я ему рассказал.
— Дай его адрес, — сказал Хенрик, — я к нему пойду.
Я рассмеялся. Он выглядел не как один еврей, а как сразу тысяча евреев. Да еще к тому же слабый и больной.
— Я пойду и поговорю с ним, — сказал я.
Я как следует продумал, когда пойти. Больше я не мог выйти на польскую улицу, когда дети шли в школу. Не знал, когда смогу вернуться назад, и мне не хотелось бросаться в глаза жителям улицы. Я выбрал другое время. Мне не хотелось оказаться на улице и в то время, когда они выходят из школы и играют. Мне бы их дела.
Я решил пойти во второй половине дня. И взять с собой хозяйственную сумку, чтобы заодно можно было купить в лавке некоторые продукты. Деньги я взял у Хенрика. Он хотел дать мне больше, чем я просил. Сказал:
— На всякий случай.
По дороге я побывал в четырех квартирах, прежде чем нашел сумку и бидон с крышкой для молока. Все это валялось в углу. Это не было имуществом, которое стоило отправлять в Германию.
Проход был такой же, как раньше, только привратник остановил меня и подозвал. Что он хотел? Неужели не узнал меня? Нет, он меня узнал и хорошо запомнил.
— В первый раз, когда ты отсюда вышел, ты сбежал, — сказал он мне, — и мне не хотелось догонять тебя. Потом ты шел с врачом. Поэтому я пропустил тебя бесплатно. Но сейчас плати или возвращайся назад. У вас, евреев, всегда есть деньги.
Теперь я понял, как грабители проходят в гетто и возвращаются назад. Понял также, почему отверстие, для маскировки заделанное кирпичами, было таким большим. Не из-за толстых. Счастье, что Хенрик настоял на своем и дал мне больше денег. Благодаря этому не придется ходить туда-сюда.
— Сколько?
По его словам, он сделал мне скидку. Так как я ребенок. Я заплатил и прошел. Это помогло, хотя бы в одном: я перестал его бояться. Теперь все стало понятно. Я решил попросить у Хенрика денег, когда он будет уходить, чтобы можно было пройти, если это понадобится, и чтобы можно было купить некоторые вещи — опять-таки, если понадобится.
Я снова был за стеной. На этот раз не спешил, как тогда, когда ходил за врачом. Да и чувствовал себя более уверенно. «Это главное», — говорил отец. Я не пошел короткой дорогой. Решил сделать круг и пройти через парк. Шел медленно, как будто гулял. Не «как будто», я и вправду гулял. Почему я раньше не выходил погулять? Ведь до сих пор никто, кроме привратника, не подозревал, что я еврей. Впрочем, я попробовал это только раз.
Я был как пьяный. Почти забыл, зачем я иду. Парк выглядел, как и в прошлые осенние дни, которые я помнил. Он был полон листьев. Некоторые деревья сбросили их полностью и стояли оголенные в ожидании снега. Матери с детьми, лежащими в колясках. Может, няньки. Конечно, и сейчас есть богатые люди. Маленькие дети, которые катались на велосипедах или катили железный обруч, направляя его деревянной или железной палкой. Я ни разу не смог это сделать. Наверное, был тогда слишком маленький.
Мои ровесники играли в футбол. Я видел, как они старались организовать две команды. Ссорились и кричали. Так это было всегда. Один из них показал на меня пальцем, другой позвал. У них не было вратаря. Я же был отличный вратарь. Остался с ними. Ведь я никуда не спешил. И не разочаровал свою команду.
— Где ты живешь?!
— Приходи завтра!
— Ладно!
К счастью, пошел дождь, и все разбежались по домам. Я накрыл голову пустой кошелкой и побежал. Добежал до магазина в доме врача. Вошел. Надеялся, что, может, встречу там ту девочку. В магазине была только одна покупательница. Я купил молоко, десяток яиц и хлеб. Сказал:
— Мама просила.
Чуть не попросил булочку. Еле удержался. Вспомнил, что булочки были только по утрам. Впрочем, молоко тоже покупали утром, но у продавца еще оставалось немного. Я посмотрел, сколько заплатила женщина, и протянул деньги, которые дал мне Хенрик. Получил сдачу. Не считал, чтобы не злить его. Постоял в магазине еще немного, потому что дождь все еще шел.
Скоро будет зима. Всю прошлую неделю дули сильные ветры, которые сгибали деревья на польской улице. В парке я чувствовал под ногами замерзшую землю. Я не слишком страдал от холода в своем шкафу. Только волновался, что кончится керосин и я не смогу кипятить воду для чая. Хенрик тоже называл горячую воду с кусочками сахара «чай».
— Ты здесь новичок? — спросил продавец.
— Да, — ответил я. — Мы приехали на прошлой неделе.
— И правда, — сказал он, — я как-то утром видел тебя.
— Я был у врача, — сказал я.
Продавец вздохнул. Мне почему-то его вздох показался неискренним.
— Бедный, — сказал он. — Золотой был человек. А какой врач! Проклятые стукачи! В каком доме ты живешь?
В магазин вошли две женщины и вредный мальчишка. Я не ответил. Мальчишка осмотрел меня с ног до головы. Теперь я увидел, что он не такой большой, как казалось из окна. Может, потому, что другие дети были еще меньше. Я пошел к двери. Он тут же подставил мне ногу.
— Оставь, — сказала одна из женщин. — Ты уже начинаешь?
Это была его тетя, которая всегда кричала из окна:
— Янек, подлец, домой!
— Иду, тетя!
И не двигался с места.
— Новый мальчик, — сказал продавец, когда я открывал дверь.
Я выскочил на улицу. Они еще догадаются, что я нигде не живу. И что на всей улице нет никого нового. Теперь мне нельзя больше приходить сюда. Лучше уж я буду покупать в той лавке, которая на углу улицы Пекарей, где я в прошлый раз купил булочку. Люди в той лавке казались мне более приятными. Кроме того, оттуда мне было ближе к дому. Я, наверное, мог положиться и на привратника. Я не был уверен, что он мне поможет, но уж, конечно, не выдаст. Ведь это его доход.
Град смешался с дождем. Я поднял воротник и натянул фуражку на уши. И снова побежал. И вдруг столкнулся с мальчиком, который шел мне навстречу, и он упал на тротуар. Я опустил кошелку на землю и помог ему встать.
— Извини, — сказал я, — это не нарочно.
Но это оказался не мальчик. Это была та самая девочка. Она была готова расплакаться. Падая, сильно расшибла колено. Но сдержалась. Она меня сразу узнала. И даже пыталась улыбнуться.
— Это ты, — проговорила она. — Знаешь, доктора забрали.
— Знаю, — ответил я.
Мы прижались к стене дома, чтобы укрыться от дождя.
— Меня зовут Алекс, — сказал я.
— А меня Стася. Холодно, — проговорила она.
Мне так хотелось рассказать ей о себе. И о том, как я наблюдаю за ней в вентиляционное окно. Никогда не смогу рассказать ей об этом. По крайней мере, пока не кончится война. И тогда я сказал ей, хотя лицо мое горело от смущения:
— Хочешь, будем дружить?
— Ты что, смеешься надо мной?
— Нет, — сказал я. — Я говорю серьезно.
— Ладно, — проговорила она. — Ну, я должна бежать домой. Ты что, здесь новенький?
— Я живу по ту сторону парка, — сказал я. — Хочешь, там и встретимся? Иногда я играю в футбол.
— Они всегда смеются, если видят, как мальчик разговаривает с девочкой.
— Найдем другое место.
— Завтра?
— Нет.
Я не знал, что будет завтра. Найду ли я пана Болека сейчас. И что будет дальше. Когда Хенрик уйдет. Даже если он не уйдет, это мне не помешает. Впрочем, может, он мне не разрешит. Скажет, что это опасно. Так что? Мне наплевать на опасность. И, кроме того, оставлю ему пистолет. Или нет, не оставлю. Это мой пистолет.
— Приходи в следующий понедельник, — сказал я ей. — После обеда, как сейчас. Но, конечно, не в дождь.
— А если будет снег?
— Снег — это красиво, — сказал я.
На этом мы расстались. Каждый побежал своей дорогой. Я свернул налево и нашел дом пана Болека. Это было близко. Мы проходили мимо него, когда еще до войны ходили в гости к бабушке.
Я вошел в ворота. Там стоял противный верзила. Смотрел на меня подозрительно. И уставился на кошелку.
— Где пан Болек? — спокойно спросил я.
— Где он может быть? — с демонстративным презрением сказал парень и указал рукой на дверь, ведущую в квартиру привратника. И, правда, вопрос мой звучал довольно глупо.
- Предыдущая
- 23/30
- Следующая
