Беги, мальчик, беги - Орлев Ури - Страница 8

• Предыдущая
• 8/39
• Следующая

— Нет.

— Чтобы душа не искала их в день Страшного суда.

— Что такое «день Страшного суда»?

— Это конец света. День, когда все мертвые оживут.

— Как это — все-все мертвые оживут?

— Мой дедушка говорил, что да. И тогда я снова встречу маму, и она уже не будет больна.

— А я не знаю, что случилось с моей мамой, — сказал Давид и вздохнул.

— А где твой отец? — спросил Иоселе.

Давид рассказал ему, как они пытались бежать из гетто и как немецкие мотоциклисты их поймали.

— А я не помню своего отца, — сказал Иоселе. — Он умер, когда я был совсем маленьким. Мы жили у дедушки. Мой дедушка продавал книги.

— Ты умеешь читать? — спросил Давид.

— Да. А ты?

— Нет, — сказал Давид.

Когда Давид был очень маленьким, он немного учился в еврейской школе для малышей, но там учили только ивритские буквы. А польские буквы он читать не умел.

— А что делал твой отец? — спросил Иоселе.

— Он был пекарь. Знаешь, он иногда брал меня с собой в пекарню и укладывал спать на печи. Утром он меня будил и бросал мне первую булочку.

Его рот наполнился слюной при одном воспоминании об этом.

— У тебя были братья? — спросил он Иоселе.

— Нет.

— А меня есть два брата и две сестры.

— Где они?

— Я не знаю. Может быть, уже умерли. Во время «акций»…

— Что такое «акции»? — спросил Иоселе.

— Это когда немцы и еврейские полицаи хватают всех евреев и сажают в поезд, чтобы переселить на новое место.

— А где это место?

— На небе.

— Кто тебе это сказал?

— Иона-сапожник, — ответил Давид.

Иоселе минуту помолчал, а потом сказал:

— Хорошо, что моя мама уже умерла.

На следующее утро Аврум и Ицек, вооружившись рогатками, пошли охотиться на птиц. Они вернулись после полудня. На плечах у них висело много птиц, связанных за ноги. Самая большая птица была размером с курицу. Аврум сказал, что это тетерев. Давид подумал, что сейчас они разожгут костер и он сможет поесть. Но ему сказали, что нужно ждать до вечера.

— Почему?

— Из-за дыма.

Когда солнце зашло, ребята окружили место для костра высоким забором из веток. Они не хотели, чтобы огонь был виден издалека. Потом Шломо и Аврум разрезали птиц складным ножом Иоселе и острым обломком стекла. Они отрезали всем птицам головы и выпотрошили тушки. Другие мальчики принесли с берега ручья немного грязи и облепили ею каждую птицу по отдельности. Когда в костре появилось много углей, ребята засунули туда птиц, облепленных грязью, и уселись ждать.

— Верни мне мой нож, — сказал Иоселе, обращаясь к Шломо.

— Был твой, а теперь мой, — сказал Шломо и спрятал нож в карман.

— Отдай ему нож, — вмешался Давид.

Шломо встал и с силой толкнул Давида. Все вскочили. Но тут в спор вмешался Аврум, и Шломо вернул Иоселе его нож, хотя неохотно.

Птицы испеклись. Сначала из костра вытащили самых маленьких, большие оставили на потом. Грязь на птицах затвердела от огня. Ее разбили камнями и начали счищать. Вместе с засохшей грязью с печеных птиц сошли также перья, и теперь их можно было есть.

Ночью Давид и Иоселе снова, не сговариваясь, легли рядом. Давид все еще сердился на Шломо.

— Знаешь, этот Шломо был у нас король, пока не пришел Аврум, — сказал Иоселе.

— Аврум сильнее?

— Не знаю, но только Аврум не теряется в лесу. И он умеет охотиться на птиц.

— Вкусные птицы! — Давид облизал губы. — Когда он опять пойдет на охоту?

— Не так скоро.

— Почему?

— Он боится, что костер нас выдаст.

— Жалко, — разочарованно вздохнул Давид.

— Знаешь, поначалу, когда я был один, я был такой голодный, что ел все, что попадалось. Даже улиток. Они очень противные во рту, поэтому я не кусал, а просто быстро глотал.

— Я бы не смог, — с отвращением сказал Давид.

— Давид, когда человек голоден, он ест все, что находит. Как-то раз я нашел зайца, который попался в капкан. У меня еще не было ножа, и я разрезал его куском стекла. И спичек у меня тоже еще не было, я просто отрезал от него кусок и съел.

— И ты не умер от этого?

— Как видишь.

Утром Давид проснулся от страха. Нет, ему не приснилось — в лесу действительно слышались выстрелы. Они раздавались очень близко и со всех сторон одновременно. Потом он услышал крики и команды по-немецки.

Давид вскочил и, не помня себя, бросился бежать. Он бежал все дальше и дальше. Потом вдруг остановился. Вокруг молча высились деревья. И он был совершенно один.

Давид попытался вспомнить, что объяснял ему Ицек про мох, который растет с одной стороны деревьев. Но как это поможет ему вернуться назад и найти остальных ребят? Он не имел ни малейшего представления. Что, если покричать?

— Иоселе! Аврум!

На его крики ответило гулкое лесное эхо. Давид испугался. Но тут он услышал хруст веток. Кто-то приближался к нему. Давид спрятался, но тут же увидел, что это Шломо, и обрадовался.

— Дурак! — грубо сказал Шломо. — Еще один такой крик в тишине, и нас всех переловят. Я же говорил, что на тебя нельзя положиться.

— А где остальные? — спросил Давид с тревогой.

— Где, где… Вместо того чтобы спрятаться, бросились бежать, дурачье!

— Ты тоже бросился бежать, — сказал Давид.

— Нас сейчас двое, — с намеком сказал Шломо. — Так что ты берегись.

Давид промолчал.

— Куда мы идем? — спросил он немного погодя.

— Я хочу найти то место, где мы сидели возле ручья, — сказал Шломо.

— А ты сможешь его найти?

— Если ты не будешь мне мешать! — крикнул Шломо. — Заткнись, наконец!

Он вдруг остановился. Давид тоже замер на месте. Перед ними, среди деревьев, лежал кто-то. Взрослый человек. Они не сговариваясь отпрянули. Но человек не пошевелился. Его голова лежала в луже свернувшейся крови.

— Он мертвый, — сказал Давид.

Какой-то предмет лежал возле протянутой вперед мертвой руки. Давид подошел поближе. Это были очки. Шломо опустился на колени возле мертвого.

— Пойдем скорее, — попросил Давид.

— Иди, если хочешь, — сказал Шломо.

Давид отошел. Он сел на землю и с отвращением смотрел, как Шломо шарит в карманах мертвого человека и достает оттуда бумаги и другие вещи. Потом он перевернул человека на спину и сунул руку во внутренний карман его пиджака. Наконец поднялся и огляделся вокруг.

— Давид!

«Он меня не видит», — понял Давид, но не ответил и не сдвинулся с места. Шломо снова окликнул его, не услышал ответа и начал искать, внимательно высматривая за каждым деревом. Давид увидел, что Шломо идет в обратном направлении. Он поднялся было, чтобы отозваться, но тут же передумал. Лучше быть одному, чем вдвоем с этим Шломо, подумал он.

Фигура Шломо все удалялась и удалялась, пока совсем не скрылась среди деревьев.

Теперь Давид действительно остался один.

К вечеру небо покрылось облаками, и лес погрузился в глубокую темноту.

Давид решил спать на дереве. Он забрался на высокий дуб и нашел удобное место между большими ветвями. Но он никак не мог уснуть. Встретит ли он снова кого-нибудь из этих ребят? А если нет, то каково ему будет одному в лесу? Давид вынул из кармана свою бабочку, но она почти не светилась. Видно, слишком много времени провела в кармане.

Утром он решил, что лучше всего найти поляков. Тех, о которых рассказывал Иоселе, — к которым стучат в дверь, и они не задают вопросов, а просто дают что-нибудь поесть. Он спустился с дерева и пошел по еле заметной тропинке. Ему очень хотелось пить и, увидев лужу дождевой воды, оставшуюся между деревьями, он наклонился. Лужа кишела какими-то маленькими существами. Давид закрыл глаза и проглотил их вместе с водой.

• Предыдущая
• 8/39
• Следующая