Загадочные явления - Резько Игорь Васильевич - Страница 31

• Предыдущая
• 31/84
• Следующая

Г-жа Самье описала затем все комнаты и всех в них живущих, дав такое точное описание их наружности, что все они тотчас были узнаны. При этом интересно то обстоятельство, что, когда спрашивающий сосредоточил свои мысли и волю на архитектуре лестницы, дабы побудить сомнамбулу дать ее описание, та, вопреки его желаниям, стала говорить о растениях и цветах, которые она видела на этой лестнице, так как растения и цветы она очень любила. Спрашивающий с удивлением заявил, что он ни о растениях, ни о цветах вовсе и не думал. Это является доказательством того, что сознание сомнамбулы, перенесясь в этот дом, сохранило свою независимость, несмотря на волю экспериментирующего лица.

Профессор философии университета в Павии описывает следующий случай сомнамбулизма.

Один фармацевт этого города, ученый-химик, каждую ночь вставал во сне, отправлялся в лабораторию и доделывал неоконченные работы. Он зажигал спиртовки, брал различные инструменты, реторты, трубки и продолжал свои опыты с такой точностью и аккуратностью, какой вряд ли мог достичь даже в нормальном состоянии. Хотя этот человек постоянно имел дело с самыми опасными веществами, с самыми сильными ядами, во сне с ним никогда ничего плохого не происходило. Когда у него не хватало времени приготовить днем лекарства по рецептам докторов, он их вынимал из ящика, клал на стол и ночью, во сне, совершал свою работу с такой точностью и аккуратностью, каких только возможно желать. Замечательно то, с какой точностью он взвешивал милиграммы и вообще самые минимальные дозы, какие употребляются в аптеках, затем смешивал их, пробовал, наливал в склянки или запечатывал в пакеты, приклеивал этикетки и раскладывал в требуемом порядке.

Закончив работу, он приводил все в порядок, ставил все на место и отправлялся в свою постель, где спал спокойно до утра.

Проф. Зоав добавляет, что у этого лунатика во время его ночных похождений глаза были постоянно закрыты, и полагает, что только памятью относительно расположения различных предметов и идеей о необходимости докончить задуманную раньше работу можно объяснить такого рода явление, но чтение рецептов, содержание которых ему не было известно, остается необъясненным.

Известен случай еще с одним фармацевтом, который, как и в вышеупомянутом случае, вставал во сне и приготовлял по рецептам различные лекарства. Желая испытать, действуют ли при этом функции сознания или же все действия лунатика совершаются чисто автоматически, один из докторов положил на конторку следующий рецепт: Едкой сулемы… 2 драхмы (около 3,5 грамма). Дистил. воды… 4 унции (около 60 мл). Принять в один прием.

Фармацевт, как обычно, встал в сомнамбулическом сне, спустился в свою лабораторию, взял рецепт, прочел его несколько раз, выражая удивление, и произнес следующие слова, которые спрятавшийся в лаборатории доктор, проделывавший этот эксперимент, записал слово в слово: "Невозможно предположить, чтобы со стороны доктора, написавшего рецепт, тут не было ошибки: двух гранов было бы совершенно достаточно, даже много, а между тем здесь весьма четко стоит 2 драхмы – что составит больше 150 гранов… этого более чем достаточно, чтобы отравить двадцать человек… очевидно доктор ошибся… я отказываюсь приготовить этот рецепт…"

Затем лунатик перешел к другим рецептам, лежавшим на конторке, приготовил по ним лекарства, запечатал и расставил в порядке для выдачи на следующий день.

Рассказывает доктор, которому пришлось лечить от нервного заболевания одну очень интересную пациентку:

"В одну из летних ночей, при полном свете луны, я заметил на крыше высокого дома человеческую фигуру, которая, пробираясь по ней в самых опасных местах, где стоя, где ползком, уцепилась наконец за выступ кровли и уселась на зубце стены. Чтобы лучше рассмотреть это странное явление, я вооружился биноклем и увидел, что это была молодая женщина с грудным ребенком на руках, которого она прижимала к своей груди. Она оставалась около получаса в этом опасном положении, затем спустилась с удивительной ловкостью со своего опасного пункта и скрылась. В следующую ночь, в тот же самый час, повторилось то же самое явление. На другое утро я сказал хозяину дома о том, что я видел. Он выслушал меня с ужасом и сообщил мне, что его родная дочь – сомнамбула, и он подозревает, что это была она, хотя до сих пор ничего не подозревал о ночных ее прогулках. Я посоветовал ему принять все возможные меры предосторожности во избежание какой-нибудь катастрофы. Наступила ночь, и я опять видел молодую женщину, проделывающую то же самое. Тогда я пошел опять к ее отцу, которого застал в сильном волнении.

Он рассказал мне, что, уложив свою дочь спать, сам запер замок двери, и сверх того, из предосторожности, повесил еще висячий замок. "Увы, – говорил он, – бедное дитя, не найдя другого выхода, открыло окно и по выступу карниза отправилось на крышу. По прошествии четверти часа она возвратилась тем же путем и, найдя окно закрытым ветром, вышибла стекло, причем слегка себя поранила, проснулась с криком и уронила ребенка. По счастливой случайности младенец упал на кресло, которое мать приготовила, чтобы легче ей было влезать на окно…"

Во время нашего разговора вышла сомнамбула: это была молодая, худенькая, болезненная женщина, черты ее лица носили отпечаток печали и предрасположенности к истерии.

Причиной ее горя и нервного расстройства было тюремное заключение, которому ее муж подвергся за политическое преступление. Когда я рассказал девушке о ее ночных похождениях, она томно улыбнулась, считая все это выдумкой или ошибкой с моей стороны. Когда я начал ее расспрашивать о характере ее сновидения, она призналась, что уже несколько дней спит каким-то тяжелым сном, что ей снятся какие-то люди, которые хотят арестовать мужа и ее с ребенком".

Самый интересный факт раздвоения человека – это, безусловно, феномен двойника Эмилии Саже, наблюдавшегося в течение нескольких месяцев целым пансионом молодых девиц в то время, когда сама девушка была у них на глазах.

В 1845 г. в Лифляндии, в тридцати шести милях от Риги и полутора милях от маленького городка Вольмара существовало имевшее хорошую репутацию воспитательное заведение для благородных девиц – пансион Пейвельке. Директором его был тогда некто Бух.

В этом году в пансионе было сорок две воспитанницы, большею частью из лучших дворянских фамилий Лифляндии.

В то же время там работала классная воспитательница Эмилия Саже, француженка из Дижона. Блондинка северного типа, с прекрасным цветом лица, светло-голубыми глазами и светло-русыми волосами, худая и стройная, несколько выше среднего роста, она была спокойного, ровного характера, отчасти робкая и нервная по темпераменту. Здоровье у нее вооб ще было хорошее: за свое полуторагодовалое пребывание в пансионе она болела всего только два раза, и то несерьезно. Пансионское начальство во все время ее пребывания в заведении было вполне довольно ею, как умной и образованной девушкой, ревностно исполнявшей свои обязанности. В то время ей было тридцать два года от роду.

Несколько недель спустя после приезда Эмилии Саже между воспитанницами начали распространяться странные слухи.

Иногда, когда кто-нибудь, отыскивая ее, спрашивал, не знает ли кто, где она, некоторые воспитанницы отвечали, что видели ее в такой-то комнате, на что кто-нибудь другой возражал, что этого не может быть, что ее сейчас встрегили на лестнице или в отдаленном коридоре. Вначале, естественно, тут предполагали какуюлибо ошибку, но так как это стало повторяться чаще и чаще, то пансионерки стали толковать между собой, что это очень странно, и обратились со своим недоумением к другой воспитательнице, которая, не зная, как объяснить это, ответила им, что все это вздор и фантазия, и посоветовала не обращать на эти глупые толки внимания.

• Предыдущая
• 31/84
• Следующая