Тайна песчинки - Курганов Оскар Иеремеевич - Страница 33
- Предыдущая
- 33/34
- Следующая
Идеи Хинта стали популярными на мировом рынке. Ими живо интересовались на всех континентах.
Хинт получил письмо от члена-корреспондента Академии наук СССР Петра Петровича Будникова. В свое время Будников поддержал Хинта. В самые трудные моменты Хинт спрашивал Будникова:
«Может быть, я действительно заблуждаюсь?»
«Нет, вы идете по правильному пути, — говорил ему Будников. — В любом деле есть свои слепцы и невежды».
И вот теперь Петр Петрович писал, что он только что вернулся из Объединенной Арабской Республики, где тоже интересуются силикальцитом. Будникова даже просили совершить поездку в пустыню Сахару, где, по мнению инженеров, может быть создан силикальцитный завод. Вот куда донеслась слава Хинта.
Никто уже не удивлялся, что иностранные фирмы платят миллионы долларов не за лес, не за машины, не за нефть, не за руду, не за золото, а за самые обыкновенные технические таблицы, чертежи. Такова великая сила технических идей.
Теперь Таллинский институт силикальцита должен был помогать не только советским, но и иностранным заводам. И не в слаборазвитых или отсталых, а в самых наиразвитых странах.
Хинт и Ванаселья совершили длительную поездку в Италию и Японию, где помогали («техническая помощь» — вдумайтесь в смысл этих слов!) крупным химическим концернам и строительным фирмам налаживать новые силикальцитные заводы.
— Это была очень трудная поездка, — сказал Хинт, когда он прилетел в Москву. — Но силикальцит наш идет хорошо.
Утром Хинт твердо решил поехать вместе с сыном на остров Саарема.
— В конце концов, надо отдохнуть, — сказал он.
А только там, в маленькой деревушке, можно уйти от силикальцита и всего того душевного напряжения, в котором он находился последнее время.
Рейно, сын Хинта, учится в школе, но не в Таллине, а на острове Саарема. Там он познаёт суровую жизнь рыбаков и земледельцев, их отвагу, благородство, трудолюбие. Туда же, на остров Саарема, уехала и дочь Хинта — Анна, после фельдшерской школы.
— Ей еще рано идти в институт, — сказал Хинт. — Пусть полечит людей и поживет на Саарема. А потом — и в институт.
Я мысленно представлял себе приезд Хинта на остров, в родную деревушку, внезапную тишину после Италии и Японии, после шумной Москвы, пожелал ему хорошо отдохнуть.
Он прибыл в Таллин, где его ждал Рейно. Но вечером того же дня Хинт опять прилетел в Москву. Что случилось?
— Никуда мы не поедем, — говорит он.
— Почему?
— Приехал президент крупного итальянского концерна. Хочет купить монополию на право продажи силикальцита в восьмидесяти странах. Вы только посмотрите на этот чертов камень — он им всем вскружил голову! Как вы думаете, это выгодно для нашего государства?
Во время ужина ему позвонили по телефону из Таллина. Не очень приятные новости — в Ташкенте на новом заводе что-то не ладится.
— А где Володя? — спросил Хинт.
— На Дальнем Востоке, — ответили ему.
Речь шла о Владимире Клаусоне, который обычно налаживал новые заводы.
— Как же быть? — спросил Хинт.
— Они просят, чтобы именно вы приехали в Ташкент, — настаивали из Таллина.
— Ну что ж, я попробую. Все зависит от этого итальянца — я еще его не видел.
Весь следующий день велись переговоры с президентом итальянского концерна. Вечером Хинт позвонил:
— Вот какое дело. Два дня юристы будут сочинять договор. Я решил за это время побывать в Ташкенте.
Он улетел поздно ночью, пробыл в Ташкенте десять часов. Нашел там ошибку в тепловом режиме автоклава, вернулся в Москву чем-то возбужденный и озабоченный.
— Все-таки хорошо отрываться от земли, — сказал Хинт, когда мы сели с ним к чайному столу, — человек летит и думает.
— Надеюсь, что думает человек о земном? — спросил я Хинта.
— Не всегда, — ответил он.
— Ну, тогда — о «подводных рифах», — напомнил я его любимое выражение.
— Точно, точно, — улыбнулся Хинт, — появились новые «подводные рифы».
— Когда-то вы так называли ваши ошибки? Верно?
— Точно, точно, — ответил Хинт, — любой «подводный риф» связан с нашей ошибкой.
— Что же вы теперь имеете в виду?
— Вы помните Шилина? Я, кажется, рассказывал о нем?
— Да, конечно, — подтвердил я, — я с ним встречался. Он был одним из тех, кто воспользовался предательством Янеса. Кстати, где теперь Янес?
— Я и о нем расскажу, — ответил Хинт, — сперва о Шилине.
— Если не ошибаюсь — Михаил Андреевич?
— Да, да, Михаил Андреевич Шилин, кандидат наук, когда-то был помощником Долгина. В строительной науке у нас появились молодые люди, которые считают, что ловкость, изворотливость, услужливость — решающие козыри в научной карьере. Шилин — один из них. Я еще в институте в Таллине, на заре силикальцита, встречал таких людей и сторонился их — они могут сбить с толку любого исследователя.
После того памятного семинара, когда Янес принес в лабораторию бракованные силикальцитные детали и на виду у всех опорочил все наши многолетние труды, а Шилин со злорадством издевался над нами, — после того семинара в техническом журнале появилась статья под хлестким названием: «Внимание: факты!» В этой статье Шилин доказывал — опираясь на цифры Янеса, — что силикальцит — это мираж, подобный тому, который возникает у путника в знойной пустыне. Если, мол, подойти поближе, то обнаружится, что никакого силикальцита нет.
Мы пережили тогда много тревожных дней и ночей. Нам пришлось отбиваться от нового потока клеветнических измышлений. Не очень приятно вспоминать обо всем этом. Но ведь борьбе с Долгиным и Шилиным отданы годы жизни.
Я не могу утверждать, что Шилин был связан с Янесом, — продолжал Хинт, — у меня для этого нет никаких оснований. Да и не в этом дело, в конце концов. Для Долгина и Шилина Янес был великолепной находкой, спасительной надеждой, посланной им судьбой. Но, как видите, Янес им не помог. Шилина я долгое время не встречал. Только слышал, что он увлекся административной деятельностью. Есть еще люди, для которых ученая степень — лишь «ступень» в административной карьере. В этом я убедился, когда прилетел в Ташкент. Шилин уже был там, на силикальцитном заводе.
— Почему?
— Теперь он один из тех, кто управляет силикальцитными делами.
— Но он же считал, что силикальцит — это мираж в пустыне?
— Да, считал. А теперь он уже этого не считает. Шилин даже сказал мне, что отныне во всех поездках за границу по делам силикальцита он будет сопровождать меня.
Хинт помолчал, потом решительно сказал:
— Что ж, пусть едет. Прав был мой профессор — пользу нам приносят и друзья и враги.
— А где же теперь Янес? Может, тоже собирается…
— Нет, нет, он никуда не собирается ехать. Я встретил его в Таллине. Опустившийся, грязный. Он остановил меня, начал просить прощения.
— Вы, конечно, простили его?
— Нет, нет, — вскочил Хинт, — не простил. Я просто обошел его, как обходят столб или яму, ничего не ответил ему. Он для меня больше не существует. Теперь у меня другие заботы.
— Какие?
— Прежде всего люди, которых я бы назвал «или-или»… Они считают, что в мире должно быть только одно — или бетон, или силикальцит. Или цемент, или известь. Или то, или другое. Почему? Разве они не могут уживаться?
Хинт открыл пухлый портфель, с которым он не расставался, нашел листки с какими-то расчетами и продолжал:
— Вот посмотрите. Если верно, что население нашей планеты за двадцать лет увеличится на миллиард человек, то надо будет построить примерно двести пятьдесят миллионов квартир. Я считаю по четыре человека на квартиру в среднем. Так? Но не всюду есть цемент и не всюду он будет. Вот тут-то и сыграет свою роль силикальцит. Иначе говоря, хватит дела для всех заводов — и силикальцитных, и железобетонных, и алюминиевых, и даже деревообрабатывающих. Такие же расчеты я сделал во время полета и для нашей советской земли. Как будто все ясно? Но является человек и говорит: «или-или». И его слушают.
- Предыдущая
- 33/34
- Следующая
