Ферма - Резаев Дмитрий - Страница 25

• Предыдущая
• 25/125
• Следующая

Разбитая колея чернела комками не высыхающей даже летом грязи. Словно вылепленные педантичным скульптором следы протекторов ныряли в мутную лужу, а затем, выплывая из нее, исчезали за железными воротами. На облупившейся грязно-зеленой краске ворот виднелись когда-то желтые буквы «Х», «Е», «Т». Железная цепь, небрежно накинутая на дужки свободно болтающегося замка, свидетельствовала о том, что в пакгаузе давно ничего не хранится. Или о том, что кто-то хочет, чтобы остальные думали, будто здесь ничего не хранится. Самарин оглядел заваленный ржавым хламом двор и на мгновение забыл, что он не в своем времени. Иллюзия ложного узнавания. Вот как это, кажется, называется. Или дежавю. На таких заброшенных складах он еще мальчишкой устраивал вместе с друзьями штабы и курил свою первую сигарету, длинный бычок «Ротманса», украденный из консервной банки, стоявшей на лестничной площадке этажом выше и заменявшей соседу пепельницу. Самарин вздрогнул, увидев среди мусора смятую сине-белую пачку. Он попытался прочитать надпись. Неужели «Ротманс»? Нет, – обыкновенное дежавю.

Шур недоверчиво принюхивался. Осенний воздух к вечеру стал прохладным. Шур вопросительно взглянул на Трэша. Трэш удивительно ловко пробирался среди останков каких-то механизмов. Несмотря на все мытарства, он был единственным, чья одежда, казалось, сохраняет свой первозданный вид – такой неброский и элегантный, какой бывает только у дорогих вещей. Не сравнить с пиджаком Шура, отвратительного синего оттенка, будто униформа железнодорожника, с засаленным воротником, торчащими из швов нитками и перхотью на плечах.

Внезапно на троицу налетел ветер, который бывает в городах, построенных в степи или пустыне. Никакое количество зданий не могло избавить такие города от этого ветра, всегда резко меняющего направление и несущего бесконечное количество пыли, – праха, в который все трое весьма скоро могли превратиться. Ветер подвывал, словно пытаясь вытолкнуть незваных чужаков за ворота. Затем, приглядевшись и признав «своих», он также внезапно стих.

Пакгауз Херста тянулся примерно на десять кварталов и представлял собой огромный лабиринт из многочисленных складских помещений, план которого был утерян в незапамятные времена. Кем был сам Херст, никто уже давно не помнил. Легенда гласила, что он якобы торговал мебелью, в полых ножках которой провозилась «Дрема», один из самых страшных наркотиков доисторических времен – бледно-желтый порошок, с первой же дозы навсегда отправляющий человека в состояние полусна-полуяви до конца жизни, или уже полжизни. Пакгауз был куплен предками Трэша около ста пятидесяти лет назад для хранения леса. Это было время Дровяного Бума, на котором семья Трэшей сделала свое огромное состояние. Поговаривали, что это состояние соперничало с активами ВБС.

Трэш приблизился к массивной железной двери, закрывающей вход в какое-то полуподвальное помещение. Четыре стальные полосы, наглухо приваренные к железным косякам, отметали всякую мысль о том, что дверь можно открыть.

– Свежие, – проворчал Шур, погладив рукой полосы, которые действительно выделялись на фоне красно-бурой поверхности двери.

Трэш легонько постучал по железу, взметнув в воздух облачко ржавой пыли. Через некоторое время за дверью что-то заскрежетало. Дверь с трудом поддалась и открылась буквально настолько, чтобы можно было протиснуться. Трэш исчез в темноте. Самарину и Шуру ничего не оставалось как последовать за ним.

Они достаточно долго шли какими-то закоулками. Путь освещал зажигалкой Трэш, рядом с которым шел человек, открывший дверь. Несколько раз Самарин больно обо что-то ударялся, и только ощущение опасности заставило его подавить крик.

Наконец, они оказались в огромном помещении, заставленном до самого потолка, терявшегося в недосягаемой выси, штабелями необработанных досок. Пропетляв в запутанных проходах между штабелями, Трэш и его проводник остановились в небольшой комнатке, естественным образом образованной надвинувшимися со всех сторон нагромождениями досок. Тусклая лампочка, повисшая на тянувшемся из темноты проводе, освещала импровизированный стол и стулья, грубо сколоченные из каких-то деревянных обрезков. На газете, разостланной на столе, валялись консервные банки и буханка черного хлеба. Человек, открывший дверь, плюхнулся на один из стульев, поднял голову и, взглянув на своих гостей, улыбнулся. Самарин и Шур остолбенели – перед ними находился еще один Сигизмунд Трэш. Настоящий Трэш самодовольно рассмеялся.

– Признайся, Шур, даже ты этого не ожидал. Знакомьтесь – Сидхартха Трэш.

– Это и есть твой запасной вариант? – спросил Шур, выковыряв из внутреннего кармана огрызок сигары. – Круто. Ну, и каков же твой план?

Сигизмунд Трэш не ответил. Он коротко и крепко обнял своего близнеца и, даже не присев на железный питьевой бачок, заменявший местному обитателю стул, схватил хлеб и с явным удовольствием впился в него зубами. Шур взял со стола открытую консервную банку и понюхал ее содержимое.

– Сардины, – глубокомысленно изрек бывший специальный агент, – и отнюдь не синтетические. А ты не кисло устроился, Сидхартха.

При всей похожести Сидхартха Трэш все-таки отличался от своего оригинала. Сначала казалось, что это несходство носит неуловимый характер, но, приглядевшись, становилось заметным, что и кожа у него светлее, и волосы, и, самое главное, выражение лица какое-то кроткое, что ли.

– Сидхартха – философ, – не без гордости пояснил Трэш.

– Сидхартха, – обратился к своему двойнику Трэш, во рту которого уже самодовольно дымилась сигара, – а вот, кстати, человек из земного ХХI-го века.

– Вы землянин? – глаза Сидхартхи, более небесного оттенка, чем глаза Трэша, зажглись неподдельным интересом.

– Что значит «землянин»? – настороженно спросил Самарин. – А вы кто?

– О-о, я всего лишь клон. Что такое «клон»? Прижизненное воплощение оригинала.

– Я не совсем понимаю…

– А чего тут понимать, – вмешался Шур. – Он – клон. Человек, обязанный своей личностью изначальному. Вторичный продукт. Как говорится, юридической силы не имеет.

• Предыдущая
• 25/125
• Следующая