Selbstopfermanner: под крылом божественного ветра - Аверкиева Наталья "Иманка" - Страница 33

• Предыдущая
• 33/108
• Следующая

— А что я тебе сделал?

Билл покосился на меня. Достал сигарету, закурил. Он молчал. Нервно курил. Стряхивал пепел и снова глубоко затягивался. Уходить с балкона не хотелось, хотя я уже очень замерз. У меня опять было то самое состояние единства с близнецом, которое было много-много лет и которое я так нелепо потерял. Сейчас стирались все обиды, забывались все ссоры. Были только мы — я и он, братья, близнецы, самые близкие люди, люди, которые понимали друг друга даже в молчании. На балконе творилась какая-то магия. И я чувствовал, что в гостиную мы снова вернемся близнецами. Только меня все равно мучил один вопрос, давно мучил, несколько месяцев. Я боялся его задать. Я знал, что брат не виноват, знал, что он и не догадывался, но…

— Ты знал, что Тина написала заявление в Югендамт?

— Это не она, — упрямо затряс он головой.

— Билл, ради всего святого…

— Это не она.

Я кивнул.

— Не она.

— Ее подставили.

— Стесняюсь спросить — кто? Знаешь, а родственники приехали к тебе на свадьбу, но вместо этого весь день они были заняты совершенно другими делами.

— Том, перестань. Я же не дурак! Зачем ты опять ее защищаешь? Это же очевидно — Мария мне мстила. Она хотела расстроить нашу свадьбу. Но у нее ничего не вышло.

Я смотрел на него с улыбкой. Мне нечего было сказать. Если я сейчас кинусь что-то доказывать, он не поверит.

— Билл, ты никому и никогда не позволял собой манипулировать. Ты всегда до последнего грызся с лейблом, ты доставал до печенок всех, если считал, что тебе навязывают чье-то мнение. Поделись секретом, что в Тине такого хорошего, что ради нее ты отказался от женщины, которую боготворил многие годы, от детей, которые сегодня, стоя рядом с тобой, при тебе называли отцом другого мужчину, от семьи, которая поддерживала тебя всегда и во всем, от меня, своего брата, о заслугах которого ты всё знаешь лучше меня? Ты говоришь, что остался один. Кто виноват, что ты один?

Он выдохнул и потер глаза:

— Все очень запутанно, Том.

— Почему ты расстался с Мари? Зачем?

Билл посмотрел на меня. Его взгляд был рассеян и задумчив. Он не отвечал, словно не знал, что сказать. Я терпеливо ждал. Закурил еще одну сигарету, протянул пачку брату. Тот достал, прикурил, вернул мне пачку.

— Я ничего не видел в жизни, кроме нее. Она была везде со мной, постоянно, абсолютно везде. В какой-то момент ее стало слишком много, и я устал, захотел отдохнуть и сменить обстановку. А она… Мари, видимо, почувствовала, что теряет меня, и ее стало еще больше в моей жизни. Куда не повернись — везде она. Как будто мир состоял только из Мари. Это начало бесить. Нет, она хорошая, она очень хорошая, я действительно ее очень любил, и может быть даже люблю до сих пор, не знаю… Но она так меня достала! Она словно задавила меня своей массой. Хотелось ее оттолкнуть, потому что мне элементарно не хватало кислорода. Не знаю, как объяснить… Представь, что тебе хочется чего-то нового, смены обстановки, новых впечатлений, новых миров, а у тебя есть только твой старый, опостылевший дом, в который тебе уже не хочется возвращаться. И вот ты собираешь чемодан, берешь зубную щетку и пену для бритья, садишься в автобус и уезжаешь путешествовать. Но куда бы ты ни пошел, везде за тобой ползет твой старый дом и ноет — не бросай меня, не оставляй меня, ночуй во мне, люби меня… А я устал, понимаешь? Я хотел чего-то нового… А перед глазами все время стоял этот старый дом…

— Получил?

— Получил.

— И как?

— В каталоге этот отель был представлен другими картинками.

— И что?

Он покачал головой:

— Если бы я знал, что Мари будет тут, я бы не пришел. Мама сказала, что будет только она и отчим, сказала, что ты категорически не можешь, что у вас со Сью ресторан, и что она очень хочет, чтобы пришел хотя бы я — им было бы ни так одиноко. Тина настаивала на ночном клубе. А я понял, что не хочу ни в какой ночной клуб, хочу к матери. Тина со мной не пошла.

— Ну и слава богу, — не удержался я от вздоха облегчения. Тогда бы я ее точно выкинул с балкона.

— Да, — кивнул брат. — Наверное… Я не чувствую себя счастливым, Том. И самое ужасное — не могу понять почему. Вроде бы и дома больше нет, и все миры открыты, можно творить, что хочешь, а в душе пустота и одиночество.

Я улыбался.

— Ты дурак, Билл. В том доме тебя ждали и любили просто так, а в отеле тебя обслуживают исключительно за твою кредитную карточку.

— Ну ты же всегда мечтал занять тот дом, — фыркнул он, приподняв уголок губ в некоем подобии улыбки. — Дерзай. Что тебя останавливает?

— Ничего. Кроме одного — я твой брат.

— За это ты меня ненавидишь?

— Нет людей, которых я ненавижу. Есть люди, которых не за что любить.

— Ты тоже считаешь, что меня не за что любить?

— В последнее время мне это дается с огромным трудом. Я как будто остался один. Мне не хватает тебя, Билл. Не хватает твоих звонков, твоих язвительных замечаний, твоего ворчания и смеха.

Он посмотрел на меня, как дворняга, которая знает, что сейчас ее усыпят.

— Даже если весь мир от тебя отвернется, у тебя всегда есть ты сам…

Билл поджал губы. Я улыбнулся еще шире и похлопал его по плечу, продолжив:

— …ты сам и я. Я просто хочу, чтобы ты знал: ты мой брат, и я всегда буду рядом, не смотря ни на что. Ты всегда можешь ко мне прийти, позвонить, написать, я приеду по первому твоему требованию. И я дам тебе время, чтобы ты справился со своими драконами.

Билл хмыкнул:

— У меня только один дракон. И мне очень хочется отрубить ему голову.

— Нужна будет помощь — звони, у меня есть волшебная лопата, — захохотал я.

Близнец лишь грустно улыбнулся и, закрыв глаза, затянулся. Мама у меня волшебница — худо-бедно, но она нас все-таки помирила. Только внутри я отчаянно боялся, что она помирит и Мари с Биллом. Тогда я потеряю свою птичку. Я покосился на близнеца. Мари не дом, брат, а живой человек, который почти год не может выкарабкаться из депрессии, и не вещь, чтобы ее передавали из рук в руки. Ты можешь и дальше скитаться по своим отелям в поисках нового и неизведанного, а сквоттинг[3] еще никто не отменял.

Глава 8

Самый приятный момент в январе — это получить после рождественских каникул выписки из банков, где кривенькими, но очень красивыми циферками написано, что на твой расчетный счет упала прекрасная круглая сумма с совершенно волшебным количеством нулей. Я любовался этой суммой, прикидывая, как закрою все кредиты досрочно, и мне еще останется на бокал хорошего виски. Закурив, я еще раз пробежал глазами по столбику цифр. Я был в плюсе! Я уже много лет не был в таком прекрасном плюсе! Контракты, подписанные на февраль и март, тоже сулили красивые выписки из банков. У нас были еще грандиозные планы на май, и я делал большие ставки на летние фесты. Если в ближайшие полгода всё будет так, как запланировано, то… Я откинулся на спинку кресла и положил ноги на стол, выпустив тонкую струйку дыма в потолок. Надо будет осенью взять новую машину, а эту родителям отдать. В голове сразу же закрутились мысли, куда бы потратить новенькие хрустящие купюры, которые так приветливо махали мне издалека. Черт, последние пять лет я жил в таком жестком режиме экономии, что забыл каково это сорить деньгами. Я еще раз посмотрел выписки и в приступе счастья поцеловал бумаги, пахнущие свободой.

— Том, — вошла в кабинет Сьюзен, счастливо улыбаясь. — Том, у меня хорошая новость!

— Ммм, еще одна хорошая новость? — ласково протянул я, поднимаясь ей навстречу. Коснулся ее щеки губами, погладил по руке.

— Фу, от тебя табаком разит, как от табачной фабрики, — кокетливо стрельнула она глазками.

Я рассмеялся, выглянул в приемную и попросил Габи сделать нам чай.

— Да, очень хорошая новость, — выдохнула она, падая в мое кресло.

— Рассказывай! — присел я на край стола.

• Предыдущая
• 33/108
• Следующая