Selbstopfermanner: под крылом божественного ветра - Аверкиева Наталья "Иманка" - Страница 11

• Предыдущая
• 11/108
• Следующая

— Типа того.

— Он сказал, что был не прав и просил простить его. Сказал, что ждет нас в следующую пятницу к одиннадцати у них дома.

— И всё?

— Нет, — улыбнулась она.

Моя кожа снова покрылась мурашками, только теперь от скованных мышц.

— Билл велел мне собирать вещи, сказал, что мы вчетвером полетим на Багамы в воскресенье. На две недели. Здорово, правда!

Я кивнул.

— Мы так давно нигде не отдыхали. Ты все время пропадаешь на работе, в выходные таскаешься с чужими детьми, у тебя совсем на меня нет времени.

— Сью, не начинай, — спихнул я ее с себя.

— Ну, Том, — заканючила она, обнимая меня и прижимаясь ухом к спине. Пальчик рисовал узоры на коже. — Скажи, чего бы ты хотел больше всего на свете?

Я еще раз посмотрел на луну.

— Я хотел бы, чтобы группа была, чтобы было все, как прежде… — Чтобы жить в нашей квартире, где у меня была отдельная спальня, чтобы делать по утрам на нас троих кофе, а вечером обсуждать дела, чтобы у меня был брат, чтобы Мари улыбалась, и чтобы этого кошмара не было. Чтобы ничего этого не было. Чтобы было всё, как прежде.

Сьюзен улыбнулась и чмокнула меня между лопаток.

— Какие у тебя… неинтересные мечты… Интересно, а на Багамах сейчас какая погода?

Я встал и закрыл жалюзи. Не хочу видеть эту дурацкую луну.

Неделя прошла ужасно — в суете и беготне. Я отдал Сьюзен на растерзание свою кредитку. Она звонила беспрестанно, спрашивала, какие из моих вещей я хочу взять с собой, что надо докупить, подойдет ли ей это коктейльное платье или лучше другое. Что я надену на свадьбу, потому что ей надо подобрать соответствующее платье. Дети капризничали. Мари была какой-то озлобленной, дерганной. Зачем-то сменила номер телефона. Когда я до нее не дозвонился, думал, поседею. Сорвался к ней посреди рабочего дня — испугался, что она куда-нибудь сбежит, ищи ее потом по всему миру. Мама лезла со своими расспросами мне в душу — Билл всех подключил, обложил со всех сторон. Да и сам брат был милейшим и добрейшим человеком всю неделю, ну как такому отказать? Один я не знал, как сказать Сьюзен, что на свадьбу не пойду и ни на какие Багамы не поеду. А еще во мне вдруг родился какой-то страх. Я видел истеричное состояние Мари, я знал, что она держится только на людях, я боялся оставлять ее одну. Все газеты пестрели заголовками о приготовлении к свадьбе. В новостях по телевизору обсуждали дорогой наряд невесты и кольцо с бриллиантом за полмиллиона. Тина с журналистами какого-то ток-шоу выбирала себе платье и подбирала прическу. Мари старательно растягивала губы, встречая меня, только взгляд, как у зверя в западне. Ее нельзя оставлять одну. Ее категорически нельзя оставлять одну.

Переговоры шли трудно, долго и утомили всех. Билл выторговывал нам кредит на максимальную сумму при минимальных процентах. Точнее кредит был старый, а вот процентные ставки Билл хотел новые. Пожалуй, брата можно было любить хотя бы уже за еврейский талант выгрызать максимум и отдавать минимум. Банкир сдаваться не хотел, мотивируя это тем, что мы и так пользуемся его банком исключительно за спасибо. Честно говоря, я уже так устал, что готов был сам приплатить Герберту, лишь бы тот убрался из нашего офиса в свой паршивый банк, но Билл вежливо скалился и стоял на своем.

— Герберт, у меня завтра свадьба, ну сделай же мне подарок, в конце концов! — шантажировал его брат, мило улыбаясь.

— Билл, ты пускаешь меня по миру, — не менее мило лыбился банкир.

— Мы же много лет являемся клиентами вашего банка. Герберт, ты же понимаешь…

— Герр Каулитц, — осторожно просунула голову в кабинет новая секретарша.

— Габи, я же просил не отвлекать, — бросил я раздраженно.

— Герр Каулитц, там… — Габриэлла несмело пошла в мою сторону, неся в руках трубку.

— Кто это? — Если это Сьюзен, я уволю эту тупую овцу. Сразу же уволю. Сейчас же!

— Это Мария. Там… — она запнулась. Я взял трубку.

Билл удивленно глянул на секретаря, потом вопросительно посмотрел на меня.

— Извини, Герберт, — прикрыл я трубку и вежливо улыбнулся. — Да?

— Том? — ее голос звенел от напряжения так, что, кажется, по проводам бежал ток. Сердце со всей силы дернулось в груди и сжалось до нестерпимой боли. Я почувствовал, как спина мгновенно взмокла, а руки похолодели. — Они забрали детей.

Меня все-таки шарахнуло током по всем нервным окончаниям одновременно. Я с ужасом перевел взгляд на брата.

— Кто? — еле разлепил губы, уже отлично зная ответ. Надежда билась в предсмертной агонии.

— Что случилось? — осторожно спросил Билл, внимательно следя за мной.

— Югендамт[2].

— Я сейчас приеду. Ничего не делай, никому не звони. Я уже еду.

— Том. — Ее протяжный всхлип разорвал мою грудь в клочья.

— Я сейчас… Я быстро… Я еду…

— Что случилось? — Билл попытался ухватить меня за руку, когда я пронесся мимо него. Я лишь отмахнулся, выбегая из кабинета, судорожно набирая номер матери.

Глава 3

Не знаю, с какой скоростью я несся по стоящему в час-пик городу, наплевав на все камеры, светофоры и полицейских. Меня колотило так, что пальцы сводило, а пот горошинами стекал по вискам и капал на рубашку. Югендамт — даже спустя двадцать пять лет меня трясет от этого слова, как долгие годы трясло нашу мать и отчима, как трясло всю нашу семью. Югендамт — сучий потрох, из-за которого мы среди ночи едва ли не в пижамах экстренно валили из Лейпцига в дыру под названием Лойтше, а потом еще два года не высовывали носа из дома и как шуганные драпали под родительское крыло, едва заметив чужого на улице. Югендамт — твари, из-за которых мы начали выступать на год позже, которые преследовали нас попятам, вычитывая контракты, графики гастролей, проверяли отели и еще черт знает что! Что же это за напасть на нашу семью? Почему Мари? Кто? Кто мог натравить на нее бераторов? Я лично убью эту тварь! Собственными руками.

К дому Мари мы с мамой подлетели одновременно. Наверное, у меня был такой же вид как у нее — сумасшедший.

— Что она сказала? — схватила мама меня за рукав.

— Не знаю… — Я бросился бегом в квартиру.

Дверь оказалась открытой. Я даже испугался, что русская натворила каких-нибудь глупостей. Мари сидела на диване, в самом углу, поджав ноги, обняв телефон, и смотрела на меня так, словно хотела убить взглядом. Никаких истерик или слез. Просто тяжелый, уничтожающий все живое взгляд.

— Я позвонил адвокату, он сейчас приедет сюда, — сел я рядом с ней. Нет, все-таки ревела: глаза красные и щеки красными пятнами покрыты. — Держись. Нас отбили. И твоих отобьем.

— Мари! — вбежала мама. — Как же?

Она схватила ее за предплечье и чуть сжала. Мари болезненно вскрикнула, резко отдернула руку. Мама двумя пальчиками развернула ее — на коже постепенно выступали сиреневые разводы.

— Что это? — ахнула мама.

— Сопротивление полиции, — рыкнула она, снова зажимаясь.

— Я позвонила отцу, — нервно забормотала мама, отступая. Ее голос был хриплым и дрожал. — Он сейчас поднимет все наши связи. У меня клиент один… Он не последний человек в правительстве. Ему я тоже позвонила. Он обещал помочь.

— Я тоже говорил с дедом, сейчас подключим мэрию и прокуратуру. Давай, не кисни. Все будет хорошо. Завтра дети будут дома. Ночью мы их вряд ли выцарапаем, а завтра, клянусь, завтра самое позднее днем, мальчишки будут уже дома.

— И вы с ними переедете ко мне, — жестко добавила мама. — Хватит с тебя самостоятельности. Ты для них лакомый кусок. Теперь не отвяжутся.

Мари вся сжалась, словно перед прыжком. Лицо аж почернело от гнева. Она глянула на меня. Я почему-то испугался, что Мария сейчас выставит меня вон в лучшем случае. Она резко подорвалась с места и едва ли не бегом вылетела в коридор. Мы с мамой переглянулись. Там что-то громыхнуло, как будто рассыпалось. Она явно психованно рылась в коробках, в которые собрала вещи для переезда. Я осторожно выглянул в коридор. Точно! Мари копалась в коробках, выкидывая все на пол.

• Предыдущая
• 11/108
• Следующая