Тезей - Проталин Валентин - Страница 27
- Предыдущая
- 27/49
- Следующая
- Ничего в голову не лезет, - отмахнулся Мусей.
- Ничего?.. Все возникло из ничего, - призадумался вдруг Пилий.
- Что возникло? - не понял Мусей.
- Все, - повторил Пилий, - все вокруг... Вообще - мир наш.
- Не из ничего, я полагаю, а от начала, - поправил приятеля Мусей.
Теперь беседа завязалась и двинулась сама собой.
- Хорошо сказано, - обрадовался Пилий.
- Толку-то, - не разделил его радости Мусей.
- Твоя правда, толку не много,- согласился Пилий, нисколько не огорчившись. - И все-таки мы находим удовольствие в подобных беседах. Наслаждение даже.
- Наслаждение, наслаждение, - вздохнул Мусей, - я бы предпочел наслаждению безумие.
- Наслаждение - прекраснейшее из безумий, - отпарировал Пилий.
- Это оттого, что мы себя не слышим, когда болтаем о вечном, проворчал Мусей.
Пилий рассмеялся, долго хихикал.
- Лира тоже слушать себя не умеет.
- Чего ты все радуешься, - удивился Мусей, - тебя ничем не проймешь.
- Почему? Проймешь..., - не согласился Пилий. - Только философа надо действительно хорошенько хватать за уши: убеди и уведи.
- Настоящая мудрость в дома только природе, и она сама у себя учится, вздохнул Мусей.
- Точно, - согласился Пилий, - природа умеет учиться сама у себя.
- Идеи вечны и чужды страданию, - заявил Мусей. - А, значит, чужды и нам с тобой: люди только и знают, что страдают, - добавил он.
- Не вполне, - возразил Пилий, - как бы живые существа выжили, как жили бы, если бы не были приспособлены к идеям.
Мусей на это не ответил, поскольку в голову ему пришла совсем иная мысль.
- Мы с тобой говорим так, словно что-то ищем, словно стараемся что-то вспомнить.
- Надо полагать, мы - наследники золотого века, - по-своему подхватил мысль Мусея Пилий, - мы его остатки, хотя и не помним об этом.
- Герофилу бы сюда, - заметил Мусей, как бы признавая тем самым правоту Пилия.
- И Поликарпика, - обернулся к ним Тезей.
Так Мусей с Пилием и ехали, не замечая дороги, в беседе. Развеять, может быть, и не очень развеяли своих спутников, но все их внимательно слушали. Не только Тезей.
Наконец, будто показались строения Стирий.
- Вот тебе, Пилий, и философия, - оживился Мусей, - видишь: стены города - логика, и внутри - разум...
- Какие же это стены? -Возразил оказавшийся более зорким Пилий, - это же отряд воинов. Нас ждут.
Афиняне замедлили движение, в два ряда группируясь за спиной Тезея, и, перестроившись, остановились. От отряда стирийцев отделился всадник с копьем, подпрыгивающий в седле и с темным, непомерно большим щитом.
- Я еду один, - тоном приказа предупредил своих Тезей.
Он не взял из колесницы ни копья, ни щита и поскакал навстречу стирийцу. Однако Мусей и Пилий не послушались и устремились за молодым царем. Их кони, чувствуя своих хозяев, держались сзади и ступали неслышно.
Всадники съехались и остановились.
- Я Петиой, сын Орнея, - назвался стириец, хотя и Мусей, и Пилий его знали, - я приехал по поручению моего отца.
Конь Петиоя развернулся к афинянам боком, и из-за щита, большого, почти в человеческий рост, с медными бляхами на воловьей коже и с медным же ободом по краям, видна была только голова сына Орнея.
- В урочищах великой Артемиды гостей приветствуют оружием, - улыбнулся Тезей.
- Нам не очень нравится то, что вы везете с собой, - без улыбки, высокомерно объявил Петиой, - и вы - не неведомые гости, которых сначала угощают, а потом расспрашивают... Однако не беспокойся, хозяин Афин. Орней приказал встретить вас миром... Пока миром, - видимо от себя присовокупил он. - Столы наши ждут вас.
- Ты забыл добавить "и царь Аттики", - поправил стирийца Тезей. Столы, разумеется, хорошо, - продолжал он, - но к чему оружие?
- Надо же вам знать, что оно у нас в хорошем состоянии, что за ним отлично ухаживают, - усмехнулся Петиой. - Так мы ждем вас.
Он тронул узду и поскакал обратно.
Развернулся и Тезей, натолкнувшись прямо на Мусея.
- Я сказал, что еду один! - недовольно воскликнул он.
- Я так увлекся беседой с Пилием, что не слышал, - объяснил Мусей.
- А ты? - молодой царь повернулся к Пилию.
- Я же его собеседник, - развел руками Пилий.
- Мы оба так увлеклись беседой, что не расслышали, - уточнил Мусей.
Пока Тезей с философами возвращался к своему отряду, Петиой тоже успел доскакать до своих, и получилось так, что, когда отряд афинян тронулся с места, воины на подходе к Стириям уже расступились, освобождая им дорогу.
Пир в честь не очень желанных гостей устроили в стирийском мегароне Петиоя. Так что до Браврона афиняне немного не доехали. Сюда же к сыну прибыл и Орней. И расположился на хозяйском месте, усадив по обе стороны от себя Тезея и Петиоя. Начали пиршество, как заведено, с возлияний, посвященных Зевсу Олимпийскому, Артемиде и героям. Однако ни праздничности, ни веселья, сопутствующих обычно застольям, не ощущалось. Напряженность сковывала и гостей, и хозяев. Когда, по традиции, надо было поднять чаши за героев, Орней счел необходимым провозгласить здравицу сам.. Не без труда поднявшись, он сказал негромко, но со значением:
- Совершая возлияния героям, восславим наших великих предков и прародителей, которые славными трудами своими установили порядок на наших землях и завещали нам беречь его. Их устами говорили боги и боги же руководили их подвигами.
Было ясно, куда клонит Орней. И Пилий, видя, что Тезей молчит, исполнив вместе со всеми возлияние в честь героев, опустошил и свою чашу, а оторвавшись от нее и хохотнув, добавил с интонациями Орнея:
- А что, если мы теперь сами становимся прародителями кое-чего нового. Воспряньте, друзья, мы родоначальники.
- Например? - любезно, как хозяин гостя, спросил Пилия Орней.
- Свободного человека, - игриво начал перечислять Пилий, загибая пальцы, - народовластия, равенства людей - чем бы они ни занимались.
- Ты шутишь, - улыбнулся Орней.
- И да, и нет, - ответил Пилий.
Такое начало беседы невольно расставило все по местам. Незачем было теперь для соблюдения закона гостеприимства давать пиру развертываться, как ни в чем не бывало, откладывая главный разговор на конец.
- А как же сильный защитит слабого, если все разбредутся, куда каждому захочется? - поинтересовался Орней.
- Сильный идет и слабого за собой ведет, - мгновенно откликнулся и Мусей.
- А что, не самая плохая мысль, - рассудил Орней.
- Я бы сказал иначе, - вступил наконец в беседу Тезей, - ум - твой вожатый.
- Ум... - повторил Орней. - У нас все на своих местах, как и во времена предков наших. Каждого видно, кто он, кто таков. Не вышло бы разброда умов. Государства погибают, когда не могут отличить хороших людей от плохих.
- В нашем государстве законы будут работать на всех, одинаково для каждого, - сказал Тезей.
- Ваш молодой закон противу древнего обычая, что паутина. Если в нее попадет человек маленький, закон выдержит, если же большой и сильный, то разорвет паутину и вырвется, - стоял на своем Орней.
- И не надо нам новых законов, - поддержал отца Петиой.
- Разумеется, - перешел в наступление Тезей, поскольку теперь ему надо было отвечать не старику Орнею, а Петиою, - самые безопасные корабли это корабли, вытащенные на берег.
- Вот и плавайте, а мы на бережку посидим, - пришел на подмогу Петиою кто-то из стирийцев.
- Для козла лоза съедобна, для меня же виноград, - насмешливо вставил Пилий.
- У винограда тоже разные гроздья, - строго возразил старый Орней, но и не возвышая голоса, чтобы снять накал страстей, - гроздь наслаждения, гроздь опьянения и гроздь омерзения похмельем.
Однако страсти уже повыскочили изо всех углов.
- В Афинах ходить по улицам нельзя, - горячился Петиой, - только отовсюду и слышишь: кто купит уксуса, кто купит уксуса, покупайте пирожки, покупайте, покупайте, покупайте... Хоть уши затыкай. У нас, если у соседа кончился уксус, с ним другой сосед поделится. Как можно осуждать ложь, а в лавках лгать всем в глаза.
- Предыдущая
- 27/49
- Следующая
