Похороны викинга - Рен Персиваль - Страница 34
- Предыдущая
- 34/69
- Следующая
– Правильно, – согласился Майкл. – Мы должны будем написать тете Патрисии, что мы веселы и здоровы, и дать ей возможность сообщить нам, если что случится. А пока не надо портить впечатления… Мы хорошо сыграли воров… Я все-таки думаю, что лучше будет не сообщать, что мы все вместе. Это будет выглядеть загадочней и подозрительней…
– Кто же украл эту чертову штуку? – спросил Дигби, еще раз повторяя вопрос, который я задавал себе тысячи раз.
– Я, – ответил Майкл.
– Какого же ты черта не положил ее на место? – спросил Дигби.
– Поздно жалеть, – ответил Майкл. – Кроме того, я хочу переждать и продать камень через пять лет за тридцать тысяч франков. Потом вложить деньги в серьезные предприятия и иметь пожизненный доход в полторы-две тысячи в год… Жить, как дядя Гектор, – спорт, охота, путешествия, квартира в городе, клубы и так далее…
– На деньги дяди Гектора? – спросил я.
– Именно. Это, по-моему, только увеличивает удовольствие, – серьезно ответил Майкл.
– Забавно, – заметил Дигби. – Я сам собираюсь сделать то же самое. Боюсь только, что больше двадцати тысяч мне не дадут. Тогда я вложу деньги в плантацию на островах Тихого океана. Куплю себе самую лучшую шхуну… Раз в три года буду ездить домой и наслаждаться плодами моей двадцатипроцентной прибыли… Буду наживать до четырех тысяч в год… Да… Таити, Апия, Гонолулу, Папаэте, канаки, копра, гавайская гитара, девушки в пальмовых юбках, купание с бревном, Роберт Льюис Стивенсон…
– А что ты будешь делать с «Голубой Водой» все эти пять лет? – спросил я в тон ему.
– Всегда буду носить при себе, – ответил Дигби. – На шее или подмышкой.
– Лучше поступать, как обезьяны с орехами. Держать во рту. Путем упражнения развить свои защечные мешки. Тебе это, пожалуй, нетрудно сделать, – сказал я.
– Вы оба никуда не годитесь, – заявил Майкл. – Берите пример с кенгуру. Где кенгуру носит своих детей, свой носовой платок и свои деньги? Спереди в удобном кармане. Самому достать легко, а другому трудно, потому что кенгуру будет щекотно… Я держу камень при себе. Днем и ночью. В таком кожаном поясе с карманом… Я все это обдумал и купил себе пояс в Лондоне. Теперь хожу, как лондонские ювелиры, которые хранят свои камешки на животиках под жилетками…
– И выглядят пузатенькими, – закончил Дигби. – Джон, ты не сказал нам, что ты собираешься делать с камнем. Продашь через пять лет, это ясно, а деньги куда денешь?
– Разделю с тобой и Майком, – сказал я.
– Молодчага. Почетный пожизненный Молодчага, – одобрил Дигби. – Майк, он нас пристыдил. Мы не выдержим и убьем его, чтобы разделить между собой его долю.
– Правильно, – заявил Майкл. – Так и сделаем…
Так мы сидели и болтали на пустынном дворе, трое молодых идиотов, самых невероятно глупых, но совершенно беспечных идиотов, веселых и не заботящихся о завтрашнем дне… К утру мы уснули и на рассвете проснулись продрогшими, с обмершими руками и ногами, но вполне счастливыми. Мы были все вместе, широкий мир и жизнь были перед нами.
На следующий день прибыл третий эшелон рекрутов, и мы узнали, что сегодня же нам предстояло отправиться либо в Саиду – во второй полк Иностранного легиона, либо в Сиди-Бель-Аббес в первый полк.
Нам почему-то хотелось попасть в первый, – вероятно, просто потому, что он был первым. Впрочем, это было неважно. Мы хотели только одного – остаться всем вместе. Американцы тоже не хотели с нами разлучаться. Болдини подошел к нам.
– Давайте держаться вместе, – заявил он, – я иду в первый и вам советую идти со мной. Я знаю там все ходы и выходы и смогу вас устроить. Сержант Лежон – мой большой приятель…
– Мы трое, конечно, собираемся быть вместе, – сказал Майкл. – И не хотим разлучаться с американцами. Мы охотно пойдем в первый полк. Сможем мы об этом просить у начальства?
– Десять франков будут убедительнее, чем просьбы шести человек, – ответил Болдини. – Выкладывайте деньги, и я устрою так, что мы все попадем в первый… Зачем только беспокоиться из-за американцев? Некультурные и невоспитанные люди.
– Мы будем их воспитывать, – успокоил его Майкл.
Мы дали ему десять франков, и он отправился налаживать дело.
Были мы ему обязаны тем, что остались вместе, или нет, я не знаю. Он, может быть, действительно, дал взятку караулу, а может быть, просто сообщил, что мы шестеро хотим попасть в первый полк. А может, он никому ничего не говорил, и то, что нас не разделили, было просто делом случая.
Когда нас выстроили, чтобы вести на станцию, я оказался рядом с Сент-Андре, позади Майкла и Дигби. Соседняя четверка состояла из Хэнка, Бедди, Болдини и некоего швейцарца Мари. Этот Мари неплохо говорил по-английски, он когда-то был швейцарским гидом и поэтому знал несколько языков и был неглуп. К нам он привязался, потому что любил англичан и джентльменов, как он сам наивно заявил, вскрывая этим сущность своей бывшей профессии. А в общем он был приятный и хороший парень.
На станции Оран мы сели в самый разбитый, тихоходный и печальный поезд из всех, когда-либо передвигавшихся при помощи пара. Этот образчик передвижного состава Западно-Алжирской железнодорожной компании шел от Орана на Сиди-Бель-Аббес со средней скоростью десять миль в час. Несмотря на новизну пейзажа и населения маленьких станций, это путешествие быстро нам надоело.
Наши две четверки и еще двое немцев оказались втиснутыми в одно купе. Мы убивали время болтовней и заставляли Болдини рассказывать истории об Иностранном легионе.
Это было похоже на сон. Голое купе третьего класса, поезд, медленно ползущий по Африке, я с моими братьями почему-то в компании с двумя американцами неизвестной профессии, бывшим офицером континентальной армии, двумя немцами-рабочими, швейцарским гидом и помесью итальянца с индусом, и, наконец, рассказы Болдини, более фантастические, чем сказки «Тысяча и одной ночи».
Я был очень удивлен медленно развертывавшимся передо мной пейзажем. Это была не пустыня и не джунгли, как можно было ожидать, а возделанная страна полей, фруктовых садов, ферм и цветников. Только к концу нашего путешествия появились песчаные дюны. Это были передовые посты пустыни. Негритянские и арабские мальчики приносили на станциях великолепный виноград, апельсины и фиги. Все это стоило очень дешево.
– Это дело, – заметил Дигби, всегда любивший фрукты. – Надо надеяться, что в Сиди-Бель-Аббесе они будут не дороже.
– Да, – сказал Болдини. – Если весь свой доход отдавать целиком на фрукты, то можно каждый день покупать немножко.
Полпенни в день на фрукты это не слишком много, но если эти полпенни составляют весь доход, то картина резко меняется.
Вечером мы приехали в Сиди-Бель-Аббес, где были выстроены во фронт на платформе, приняты сержантом и несколькими капралами и в обычном порядке четверок выведены на улицу. Около станции стояла группа унтер-офицеров и внимательно рассматривала всех проходивших.
Город произвел на меня впечатление Испании, может, потому, что была часто слышна гитара и среди невероятно смешанного населения резко выделялись испанки в черных мантильях и с высокими гребнями. Мы вступили в город через широкие ворота в огромном бастионе и окунулись в смесь востока и запада. Статные и медлительные арабы, изящные француженки, омнибусы и верблюды, полуголые негры и одетые с иголочки французские офицеры, толпы изможденных рабочих-европейцев, сотни солдат, негры, девицы легкого поведения, негритянские мальчики с пачками газет, европейские школьницы с косичками, испанцы, французы, алжирские евреи, левантинцы, мужчины и женщины библейского типа и мужчины и женщины с бульваров Парижа, спаги, тюркосы и арабы-полицейские в белой форме.
Не менее смешанной была и архитектура домов. Рядом со сверкающей белой мечетью – шумные, парижского типа кафе, рядом с огромными витринами европейских магазинов – арабские дома с закрытыми ставнями. Резные балконы перемежались с башнями казенного европейского стиля, украшенными часами, и цветные мозаичные стены были покрыты объявлениями и афишами. Мавританские своды и французские газетные киоски и фонарные столбы. Восточные базары и западные отели. Словом, самая невероятная путаница.
- Предыдущая
- 34/69
- Следующая
