Краткий курс сталинизма - Бореев Юрий - Страница 25

― Только не учите меня. Я сам знаю, что нужно.

Сталин посмотрел фильм и изрек:

— Савэршэнно нэ похоже. Но интэрэсно.

Он хотел быть русским императором России. Вскоре Дикий был приглашен в Кремль. Сталин сказал ему:

― Я пригласил вас, чтобы узнать, почему вы играете меня без акцента.

Артист уточнил:

— А я играю же вас.

— Как так? А кого же вы играете?

― Я играю вашу государственную функцию.

Ответ был Сталину приятен: он и не хотел, чтобы в нем видели человека.

Авторов фундаментального труда по истории Грузии, удостоенного Сталинской премии, принял Сталин. Они были удивлены, что вождь говорил с ними только по-русски и обмолвился: «Вот у вас, у грузин...» А потом сказал: «А вот у них, у русских...» Кем же ощущал себя в конце 40-х годов Сталин? Грузином? Русским? Скорее всего, богом, у которого нет и быть не может национальности, иначе среди молящихся Христу не было бы антисемитов.

В 1947 году королева Бельгии пригласила Леонида Когана и других советских музыкантов на конкурс скрипачей. Сталин написал на пригласительной телеграмме резолюцию: «Послать. Занять первые места. И. Сталин».

Козловский, зная, что Сталин к нему благоволит, однажды обратился с просьбой.

— Я никогда не ездил за границу. Хотелось бы съездить.

— Не убежишь?

— Что вы, товарищ Сталин, родное село мне намного дороже, чем вся заграница.

— Правильно, молодец. Вот поезжай в родное село.

У Сталина появился новый доверенный охранник, сопровождающий вождя в машине. После первой же поездки новичка вызвал Поскребышев и спросил:

— Каким маршрутом ехали? Охранник описал.

— Что говорил товарищ Сталин?

— Ничего.

— Совсем ничего не сказал?

— Нет, когда были у Смоленской площади, около высотной новостройки, он сказал одно слово.

— Какое?!

— ...Пиль...

— Ага, понятно. Вы свободны.

Ночью автора проекта высотного здания на площади Восстания архитектора Михаила Васильевича Посохина и создателей других высотных домов пригласили к Берия. Он сказал: «Традиции русской архитектуры не учтены в наших проектах. Нужно завершить все здания шпилями». Один из архитекторов со слезами на глазах стал умолять не трогать его проект: высотное здание на Смоленской площади уже сооружено, а шпиль в нем не предусмотрен. Берия сурово изрек: «Придется предусмотреть».

Через неделю «Правда» опубликовала статью о русской традиции шпилевой архитектуры, затем на высотных домах появились шпили.

Когда дом на Смоленской площади был готов, Сталин, рассматривая его, спросил:

— А какому дураку пришло в голову венчать это здание шпилем?

Мастер фарфоровых миниатюр и детских игрушек из глины Сергей Михайлович Орлов сотворил однажды обливного петушка, который попал на выставку. Молотов сопровождал по выставке важного американца, и гостю очень понравился этот экспонат. Недолго думая Молотов снял его со стенда и подарил иностранцу.

Когда выставка закончилась и экспонат не вернули автору, он заявил протест выставкому, а узнав, что петушок подарен, вознегодовал: «Я делал петуха для советских детей, а не для американских империалистов».

Выставком предложил скульптору компенсацию в размере 400 рублей. Однако мастер отказался и обратился в Министерство иностранных дел с требованием вернуть петушка. Из министерства ему ответили, что игрушка подарена американскому гостю и он ― мастер ― может получить за нее в кассе Министерства причитающиеся ему 4000 рублей.

Скульптор деньги получать не стал, а написал жалобу на имя товарища Сталина: мол, я игрушку делал для советских детей, а не для буржуев, и пусть вернут мне мою птичку.

Жил скульптор где-то под Москвой и однажды увидел у своего дома большую машину. Его пригласили в нее сесть и, ничего не объясняя, повезли в неизвестном направлении. Привезли в Кремль и велели войти в указанную дверь. Он вошел и очутился на заседании Политбюро, которое вел Сталин.

Сталин сказал:

— А вот и наш скульптор зашел к нам. Какое у вас дело, товарищ Орлов?

Правдоискатель, запинаясь, объяснил, что он делал обливного петушка из глины для советских детей, а его отдали американскому империалисту.

— Да, ― сказал Сталин, ― товарищ Молотов совершил ошибку, и мы должны сделать ему строгое замечание и указать, чтобы впредь он игрушки, созданные для советских детей, не отдавал заокеанским богачам.

В этот момент в зал вошел председатель Союза художников Иогансон.

— А вот, кстати, и наш художник к нам пожаловал ― сказал Сталин. ― Товарищ Иогансон, я слышал, что готовится памятник Юрию Долгорукому. Есть такое мнение: поручить сооружение памятника товарищу Орлову Как вы полагаете, товарищ Иогансон, справится этот мастер с такой задачей?

— Конечно, товарищ Сталин, раз вы поручаете, то справится.

— А вас, товарищ скульптор, устроит гонорар за этот памятник в размере 40000 рублей? Ну вот и хорошо. Так и запишем.

Скульптор всю жизнь работал на малых формах, делал фарфоровые композиции и не умел ваять конные памятники. В помощь ему дали еще двух скульпторов. Эта бригада и создала истукана, установленного на площади против Моссовета, которому дано имя Юрия Долгорукова.

Илья Эренбург однажды вспомнил об этом монументе и привел его как довод против моего утверждения, что в искусстве существует прогресс. Эренбург говорил: я видел скульптуры Фидия и каждое утро вижу памятник Долгорукому. Если это прогресс, то я готов выброситься из моего окна.

Однажды Сталин в беседе с Фадеевым похвалил повесть Анатолия Рыбакова «Водители», опубликованную в 1950 году:

— Лучшая вещь в прозе этого года.

Неудивительно, что в 1951 году Рыбакова включили в список кандидатов, представленных к Сталинской премии. Вместе этим списком Сталин просматривал короткие характеристики, подготовленные МГБ. Остановившись на характеристике Рыбакова, он посуровел:

— А почему включили в список Рыбакова?

— Лучшая вещь в прозе этого года, товарищ Сталин, ― напомнил Фадеев.

— Зачем включили? Неискренний человек. Сидел, скрыл, свое прошлое и пробрался в партию. Разберитесь там, (пожалуйста.

Алексей Сурков и Фадеев ― с одной стороны стола и Берия ― с другой согласно закивали. И было непонятно, кто в чем должен разобраться: руководители Союза писателей в художественных достоинствах повести литератора Рыбакова или Берия в политических недостатках гражданина Рыбакова.

Перед заключительным обсуждением кандидатов в лауреаты Сурков на всякий случай затребовал из отдела кадров личное дело Рыбакова. Картина получилась такая: в юности, в начале 30-х годов, Рыбакова посадили за выступление на комсомольском собрании. Через несколько лет выпустили. В партию он не вступал.

На обсуждение Сурков захватил личное дело Рыбакова. Сталин просмотрел окончательный список, где, естественно, Рыбаков давно был вычеркнут. Обсуждения никакого не было, и все сидели молча. Сталин занес руку, чтобы поставить подпись и вдруг вспомнил:

— А как дела с тем неискренним человеком, который обманул партию?

— Товарищ Сталин, Рыбаков не обманывал партию: он беспартийный, ― прозвучало в ответ.

— Хорошо работаешь, Лаврентий Павлович, хорошо у тебя получается, ― сокрушенно покачал головой Сталин и своей рукой вписал Рыбакова в окончательный список лауреатов.

Когда в начале 50-х годов на страницах прессы развернулась дискуссия о языке, академик Виктор Владимирович Виноградов подготовил для Сталина статью «Марксизм и вопросы языкознания». Сталин обработал этот материал, придав ему свою интонацию и стилистику. Утром, раскрыв газету, Виноградов прочел статью Сталина и с ужасом обнаружил, что вместо того, чтобы сказать, что русский язык произошел из курско-московского диалекта, написано: из курско-орловского. Видимо, в сознании Сталина с войны запечатлелось устойчивое сочетание «курско-орловская дуга». С трепетом душевным позвонил Виноградов в секретариат Сталина и сказал об этой описке Поскребышеву. Тот ответил: «Раз товарищ Сталин написал про курско-орловский диалект, значит, из него теперь и будет происходить русский язык».