Черный обелиск - Ремарк Эрих Мария - Страница 30
- Предыдущая
- 30/97
- Следующая
– Очень сожалею, – слышу я голос Георга, – но мы вынуждены на этом настаивать. Вы же знаете, что на той неделе деньги будут гораздо дешевле. Мы и так уж потеряли на вашем заказе. Все это тянулось на три недели дольше, чем мы предполагали.
Староста хитро поглядывает на него.
– Ну, тогда еще одна неделя не составит большой разницы.
Вдруг письмоводитель заблеял:
– А что вы сделаете, если не получите денег? Вы же не можете унести с собой памятник?
– А почему бы и нет? – возражаю я. – Нас четверо, и среди нас скульптор. Мы легко можем унести орлов, если это окажется необходимым, даже льва. Наши рабочие будут здесь через два часа.
Письмоводитель улыбается.
– И вы воображаете, что такая штука вам удастся – размонтировать памятник, который уже освящен? В Вюстрингене несколько тысяч жителей.
– И майор Волькенштейн, и Союз ветеранов, – добавляет староста. – Все они горячие патриоты.
– И если бы вы даже попытались, вам все равно едва ли удалось бы потом продать здесь хоть один памятник.
Письмоводитель ухмыляется уже с неприкрытой язвительностью.
– Еще стаканчик? – предлагает Деббелинг и тоже ухмыляется. Мы попали в ловушку. Сделать ничего нельзя.
В эту минуту мы видим, что какой-то человек бежит через двор.
– Господин староста! – кричит он в окно. – Идите скорей! Беда!
– Что случилось?
– Да с Бесте! Они этого столяра… Они хотели сорвать флаг, тут оно и случилось!
– Разве Бесте стрелял? Проклятый социалист!
– Нет! Бесте… он ранен…
– Больше никто?
– Нет, только Бесте…
Лицо Деббелинга проясняется.
– Ах, вот что! Так ради чего же вы поднимаете такой шум?
– Он не может встать. У него кровь идет горлом.
– Наверно, получил хорошенько по роже, – поясняет письмоводитель. – А зачем он людей раздражает? Сейчас идем. Все надо делать спокойно.
– Вы нас, конечно, извините, – с достоинством обращается к нам Деббелинг, – я лицо официальное и должен расследовать дело. Наши расчеты придется отложить.
Он уверен, что теперь окончательно избавился от нас, и надевает сюртук. Мы вместе с ним выходим на улицу. Он не слишком торопится. И мы знаем, почему. Когда он явится, все уже успеют позабыть, кто именно избил Бесте. Известная история.
Бесте лежит в тесных сенцах своего дома. Рядом с ним – разорванный флаг республики. Собравшаяся перед домом кучка людей переминается с ноги на ногу. Из железной гвардии нет никого.
– Что тут произошло? – спрашивает Деббелинг жандарма, стоящего у двери дома с записной книжкой в руках.
Жандарм начинает докладывать.
– Вы были при этом? – перебивает его Деббелинг.
– Нет. Меня позвали потом.
– Хорошо. Итак, вы ничего не знаете! Кто присутствовал?
Молчание.
– Вы не посылаете за врачом? – спрашивает Георг.
Деббелинг сердито смотрит на него.
– Разве это нужно? Немного холодной воды…
– Да, нужно. Человек умирает.
Деббелинг быстро поворачивается и склоняется над Бесте.
– Умирает?
– Умирает. Он истекает кровью. Может быть, есть и переломы. Такое впечатление, что его сбросили с лестницы.
Деббелинг смотрит на Георга Кроля долгим взглядом.
– Пока это ведь только ваше предположение, господин Кроль, и больше ничего. Состояние Бесте определит окружной врач.
– А разве к нему сюда не вызовут врача?
– Уж предоставьте это решать мне! Пока еще я здешний староста, а не вы. Поезжайте за доктором Бредиусом, – обращается он к двум парням с велосипедами. – Скажите, несчастный случай.
Мы ждем. На одном из велосипедов подъезжает Бредиус. Он соскакивает, входит в сени, склоняется над столяром.
Выпрямившись, врач заявляет:
– Этот человек умер.
– Умер?
– Да, умер. Это ведь Бесте? Тот, у которого прострелено легкое?
Староста растерянно кивает.
– Да, Бесте. Про то, что у него ранение в легкое, мне ничего не известно. Но, может быть, с перепугу… У него было плохое сердце…
– От этого не истекают кровью, – сухо заявляет Бредиус. – Что тут произошло?
– Вот это мы как раз и выясняем. Прошу остаться только тех, кто может дать свидетельские показания. – Он смотрит на нас с Георгом.
– Мы потом вернемся, – говорю я.
Вместе с нами уходит и большинство собравшихся здесь людей. Поменьше будет свидетелей.
Мы сидим в «Нидерзексишергоф». Я давно не видел, чтобы Георг был в такой ярости. Входит молодой рабочий. Он подсаживается к нам.
– Вы были при этом? – спрашивает его Георг.
– Я был при том, как Волькенштейн подговаривал людей сорвать флаг. Он называл это «стереть позорное пятно».
– А сам Волькенштейн участвовал?
– Нет.
– Разумеется, нет. А другие?
– На Бесте накинулась целая орава. Все были пьяны.
– А потом?
– Мне кажется, Бесте стал защищаться. Они, конечно, не хотели его совсем прикончить. И все-таки прикончили. Бесте старался удержать флаг, тогда они спихнули его древком с лестницы. Может быть, слишком сильно по спине ударили. Ведь пьяный своей силе не хозяин.
– Они хотели только проучить его?
– Да вот именно.
– Так вам сказал Волькенштейн?
– Да. – Потупившись, рабочий кивает. – Откуда вы знаете?
– Представляю. Так оно было или нет?
Рабочий молчит.
– Ну, коли вы знаете, что ж… – бормочет он наконец.
– Нужно установить точно, как произошло убийство, – это дело прокурора. И насчет подстрекательства тоже.
Рабочий вздрагивает и отступает.
– Никакого отношения к этому я не имею.
Я ничего не знаю.
– Вы знаете очень многое. И, кроме вас, найдутся люди, которые знают, что именно произошло.
Рабочий выпивает стоящую перед ним кружку пива.
– Я ничего вам не говорил, – решительно заявляет он. – И я ничего не знаю. Как вы думаете, меня по головке погладят, если я не буду держать язык за зубами? Нет уж, сударь, я не согласен. У меня жена и ребенок, и мне нужно прокормиться. Вы воображаете, мне дадут работу, если я стану болтать? Нет, сударь, другого поищите. Я не согласен.
Он исчезает.
– Так будут отговариваться все, – мрачно замечает Георг.
Мы ждем. Мимо проходит Волькенштейн. Он уже не в мундире, в руках у него коричневый чемодан.
– Куда это он? – спрашиваю я.
– На вокзал. Он больше не живет в Вюстрингене, перебрался в Верденбрюк, как окружной председатель Союза ветеранов. Приехал сюда только на освящение памятника, а в чемодане у него мундир.
Появляется Курт Бах со своей девушкой. Они нарвали цветов. Девушка, услышав о происшествии, безутешна.
– Теперь наверняка бал отменят.
– Не думаю, – замечаю я.
– Нет, отменят. Раз мертвец еще не похоронен. Вот беда!
Георг поднялся.
– Пойдем, – обращается он ко мне. – Ничего не попишешь. Придется еще раз посетить Деббелинга.
В деревне вдруг воцаряется тишина. Солнце стоит наискось от памятника павшим воинам. Мраморный лев Курта Баха лучезарен. Деббелинг теперь выступает уже не как официальное лицо.
– Надеюсь, вы не намерены перед лицом смерти опять затевать разговор о деньгах? – тотчас спрашивает он вызывающе.
– Намерены, – говорит Георг. – Это наше ремесло. Мы всегда стоим перед лицом смерти.
– Придется вам потерпеть. Мне сейчас некогда, вы же знаете, что произошло.
– Знаем. Тем временем нам стало известно и все остальное. Можете нас записать в качестве свидетелей, господин Деббелинг. Мы остаемся здесь, пока не получим деньги, и поэтому с завтрашнего утра находимся в полном распоряжении уголовной полиции.
– Свидетели? Какие же вы свидетели? Вы и не присутствовали…
– Свидетели. Это уж наше дело. Ведь вы должны быть заинтересованы в том, чтобы установить все подробности, связанные с убийством столяра Бесте. С убийством и с подстрекательством к убийству.
Деббелинг долго не сводит глаз с Георга. Потом спрашивает с расстановкой:
- Предыдущая
- 30/97
- Следующая
