Проклятый берег - Рэйтё Енё - Страница 4
- Предыдущая
- 4/38
- Следующая
Я не вмешивался. Это их личное дело. Выяснение отношений между двумя джентльменами.
Я отвернулся и еще раз посмотрел на моего покойного друга. Он лежал в ящике с закрытыми глазами… Бедняга Хопкинс… Какое у него мирное, спокойное лицо…
— Что это?
Я отчетливо увидел, как дрогнула мышца на его лице.
Возле носа.
Матерь божья! Мы ведь… мы ведь не проверили — жив ли он?
— Прекратите! — крикнул я дерущимся и с чувством пнул Альфонса, который как раз схватил Турка за уши и колотил его головой об пол.
— Ребята! По-моему, Чурбан пошевелился. Надо проверить… может, он еще жив…
— Ты пульс у него не проверял? — спросил Альфонс у Турка.
— Нет, я думал… — пропыхтел тот.
Мы кинулись к Хопкинсу и вытащили его из ящика. Альфонс приложил ухо к его груди. Мы, напряженно ожидая, стояли рядом.
— Ну?…
— Ничего не слышу… — Ухо от груди он, однако, не оторвал и после долгой паузы добавил: — Может быть… Иногда кажется, что немного стучит… И он не холодный… совсем не остыл…
Он вытащил из кармана плоскую фляжку и, разжав зубы, влил несколько капель рома в рот неподвижному Хопкинсу. Я начал растирать Чурбану грудь.
Если он был жив, то только благодаря тому, что рана оказалась очень тяжелой. Я не шучу. Так оно и есть. В Сингапуре один капитан полиции рассказывал мне, что при глубоком обмороке человек не так кровоточит, потому что кровообращение замедляется и свернувшаяся кровь успевает закрыть рану.
Через несколько минут, показавшихся нам вечностью, мы услышали слабое сердцебиение.
— Нужен врач, — сказал Турок. — И хороший врач.
Мы уложили Хопкинса на кучу пустых мешков и побежали за врачом…
Постоянные компаньоны Альфонса терпеливо дожидались нас на причале.
— Можете идти, — сказал Альфонс — Мы сами сделаем все, что нужно.
В оранском порту у нас был свой врач — Федор Квастич, служивший когда-то на русском крейсере «Кронштадт». После революции судьба занесла его в Оран.
Дела у него и с самого начала шли не бог весть как, а потом из-за вина и карт совсем покатились под горку. Пришлось даже за что-то отсидеть год в тюрьме.
Отбыв срок, Квастич осел в порту в качестве врача и мор-финиста. Тут живут не бюрократы. Не диплом важен, а умение. А Квастич умел многое! В первую очередь — молчать. Он хорошо знал, что такое врачебная тайна. Если он извлекал из кого-нибудь револьверную пулю, то это не значило, что на следующий день в газетах появится полицейское коммюнике, а если констатировал смерть, то не морочил голову, выясняя, где пациент обрел вечный покой.
Это и называется врачебной тайной.
Квастич много читал, много пил, а в виде побочного занятия играл на фортепьяно в кабаре «Рогатая Кошка». Между прочим, играл первоклассно. Крупные, веснушчатые, белые руки этого опухшего от спирта толстяка так и летали по клавишам.
Мы мчались вовсю — благо «Рогатая Кошка» была в одном из соседних переулков.
— А где Турецкий Султан? — спросил вдруг Альфонс. Турок снова исчез!
Ну и ну!…
— Вот уж точно, что на воре шапка горит! — воскликнул Альфонс.
— То, что на воре, полбеды — мы и сами не святые. Только он за сегодняшний день уже второй раз нас обманывает…
— Сволочь! Я его таки задушу!
— Сейчас надо прежде всего найти Квастича.
Доктор как раз играл на фортепьяно. Глаза его мягко поблескивали из-под густых бровей. Увидев нас, он опустил крышку инструмента, взял шляпу и сказал хозяину:
— Меня вызывают к больному… Прошу прощения.
С этими словами он вышел. Вот какой это был человек.
— Нож? — спросил у нас Квастич.
— Нет.
— Пуля?
— В затылок.
— Тогда ему конец.
Мы почти бежали по пустынной улице.
— А где ваш чемоданчик? — спросил я.
— У Орлова.
— Зайдем возьмем.
— Двести франков.
— Что-нибудь придумаем.
Орлов было прозвище одного типа, скупавшего краденое и бравшего вещи в залог. И надо же, чтобы чемоданчик Квастича оказался именно у него.
Мы постучали к Орлову. Сгорбленный, с седой бородкой ростовщик жил один в небольшом одноэтажном домике.
— Нам нужен чемоданчик доктора Квастича.
— Двести франков.
— Сейчас у нас нет.
— Очень жаль.
— А может, все-таки…
В его руке появился револьвер.
— Сволочь ты, Орлов! — сказал я.
— А что поделаешь? Я только потому и взял его в залог, что всегда найдется какой-нибудь умирающий, ради которого его выкупят. Тут не благотворительное учреждение. Если я раз отдам его даром, тогда прощай мои двести франков.
— Откуда же мы их возьмем?
— Сейчас двенадцать. За полчаса можно обчистить какую-нибудь квартиру.
— За это время Хопкинс умрет.
— А я что могу поделать? Не подходить ближе — буду стрелять!
— Пошли! — сказал Альфонс — Подождите нас здесь, Квастич. Мы скоро вернемся.
Мы вдвоем вышли в ночь. От одного из доков длинный мол тянулся в море. Рядом с ним стояла небольшая, шикарная прогулочная яхта.
— Ну как?
— Можно попробовать… Мы направились вдоль мола.
— Осторожно!
С яхты на причал сошло несколько человек. Мы притаились за какими-то тюками, прикрытыми брезентом. Высокий седой мужчина в форме шел рядом с офицером помоложе. За ними следовали два матроса.
— Я поговорю с капитаном, — сказал холодным, носовым голосом седой.
— А если он не придет? — спросил офицер помоложе. — Мог бы уже и появиться.
Голоса и шаги стихли… Мы скользнули к яхте. Только найдутся ли проклятые двести франков на этой барской игрушке?
— Ты с другой стороны… — прошептал Альфонс и ухватился за борт яхты.
Я бесшумно прокрался к корме. Я всегда ношу с собой короткую, обтянутую кожей дубинку с залитым внутрь свинцом… Взобравшись на палубу, я вытащил ее…
Кругом стояла темнота. Я осторожно обогнул угол надстройки и выглянул. В паре шагов от меня стоял часовой — матрос, державший в руках винтовку с примкнутым штыком. Второй стоял у входа в каюту. С той стороны должен был появиться Альфонс. Второй матрос что-то негромко напевал.
Часовой с винтовкой беспокойно пошевелился, словно услышав какой-то шорох.
Гибкая, как у кошки, фигурка Альфонса появилась рядом с ним, и точно нацеленный удар в подбородок свалил часового с ног. Альфонс подхватил его, чтобы не было шума от падения тела…
У второго матроса не было даже времени сообразить, что же происходит, потому что я стукнул его по голове своей дубинкой. С тихим стоном он свалился на палубу.
Альфонс уже снимал винтовку с плеча нокаутированного часового.
— Свяжи их… А я погляжу, есть ли кто внутри… Он скользнул вниз…
Я быстро связал обоих матросов — благо, найти кусок троса на парусной яхте не проблема — и вошел в темную каюту.
Внезапно вспыхнувший свет на мгновенье ослепил меня.
— Руки вверх!
Красивая белокурая молодая женщина стояла передо мной, направив на меня пистолет.
Вы уже могли заметить из предыдущего, что я — человек немного консервативных взглядов, сторонник традиций и твердых нравственных принципов. Как таковой, я, имея дело с дамами, никогда еще не забывал старомодных джентльменских привычек. Уступив поэтому ее решительному, но не задевающему мою честь требованию, я поднял руки и низко склонил голову.
— Мое имя — Джон Фаулер, но друзья зовут меня Копытом.
— Что вам здесь надо?
— Хочу просить вас о великодушной помощи.
— А тем временем убираете часовых!
— Я чувствовал, что мои аргументы не дойдут до них. В наше время так редко встречаешь понимание у людей.
В этих словах я весь.
Женщина неуверенно посмотрела на меня. Я ясно видел, что мои слова произвели на нее глубокое впечатление. Говорю я и впрямь красиво. Я ведь упоминал в начале моих записок, что когда-то готовился стать певчим… К тому же… что ж, пусть это звучит нескромно, но можете мне поверить, я всегда был совсем недурен собою. Красивая внешность фигурирует даже в списке моих особых примет. Чтобы окончательно рассеять ее беспокойство, я чуть улыбнулся и мягким, успокаивающим тоном добавил:
- Предыдущая
- 4/38
- Следующая
